Отец Мисаил Пузенко любил говорить проповеди. А потом – не любил. А потом – опять полюбил, и так далее… Но давайте по порядку.
Протоиерей Михаил Шполянский
Сразу после рукоположения отец Мисаил проповеди принялся читать. Читал он их из подшивок «Журнала Московской патриархии» и из киевского «Православного вестника».
Проповеди были очень умные, и отец Мисаил читал их с уважением. Постепенно входя во вкус и совершенствуясь: количественно – от одной проповеди до трех в течение литургии (после Евангелия, перед Причастием и перед отпустом), и качественно – от семинарских штудий отца Левонтия Фуги до Иоанна Златоустого и Максима Исповедника. Все было очень возвышенно, пока…
Пока в один прекрасный воскресный день от чтения великолепной инвективы Иринея Лионского отца Мисаила не отвлекли странные звуки в храме: благочестивый староста-инвалид то мелодично, то грубо храпел за свечным ящиком.
Отец Мисаил изумленным взглядом обвел храм. Все присутствующие на службе – семь старушек, один болящий парубок и трое неопределенного возраста городских хористок – мирно и сладко дремали.
«Почему ты мне ничего не говорила?» – строго вопрошал вечером Мисаил Голиндуху, но та без всякого раскаяния отвещевала: «Так ты ведь знаешь, что я, как ты затеваешь проповедь, выхожу погулять. А что, погода хорошая. Чем больше читаешь, тем прогулка длиннее, мне хорошо. А что?» После этого отец Мисаил года три проповеди читать не любил, так, отделается парой абзацев из прикладных житий на каждый день года, и все. Но какой-то червь неудовлетворенности его все же грыз…
И вот случилось… Побывав в областном центре, услышал отец Мисаил горячую проповедь новорукоположенного священника, зрелого возрастом, но юного духом. Шли новые времена перестройки, и таких горячих уже на сковородку не бросали – говори что можешь…
Горячий батюшка проповедь и не говорил, но пел. Он воздевал руки горе, помавал указующим перстом, склонял главу, стучал ладонью по аналою; голос то снисходил до тревожного шепота, то грозным криком разносился в подкупольном пространстве.
Отец Мисаил силился вспомнить, где же он нечто подобное уже слышал, но память подсказать отказывалась. Да это и неважно. Народ внимал, затаив дыхание, а в нужных местах то рыдал от сострадания к заблудшим грешникам, то саркастически усмехался над их неисправимостью.
Отзывчивое сердце отца Мисаила тоже трепетало, и еще долгое время он возвращался мыслию и чувствами к поразившему его зрелищу. Дома он принялся репетировать; старался тихо, чтобы не смущать семью, хотя иногда увлекался и выдавал себя громкими вскриками.
Впрочем, семья, привыкшая к батюшкиным исканиям, особого внимания на это не обращала. Разве что конфузливо вышло, когда матушка Голиндуха застукала отца-настоятеля выполняющим какие-то сложные телодвижения перед ее трюмо. Однако разве это важно?
Через две недели, на праздник Покрова, отец Мисаил выступил в храме в новой роли – трибуна, глаголом жгущего сердца людей. Все получилось удачно: сначала бабушки испугались и чуть не убежали, но потом вслушались, умилились, и одна даже всплакнула (как объяснила потом матушке, «батюшку жалко»). И дело пошло.
Разученные заранее проповеди (взятые в основном из учебника гомилетики) отец Мисаил возглашал над главами своих овечек и постепенно приучил их повиноваться малейшему движению своей пастырской длани: когда нужно рыдать, когда нужно скорбеть, когда нужно умиляться. Триумф единодушия.
Конец наступил опять же внезапно. В один из воскресных дней перед причастием народа отец Мисаил произнес энергичную речь на слова Христа о «первых и последних». Прямо перед алтарем стояли две его самые верные и сердечные слушательницы: Надя и Зина, родные сестры. Они, как всегда, слезами буквально обливались, умиленно кланялись и не переставая бормотали: «Спаси вас Господи, батюшка, за вразумление!»
Отец Мисаил был доволен: впитывая стекавшую с его уст духовную амброзию, паства преображалась буквально на глазах. Тут подошло время причащения. Выстроилась небольшая очередь. Надя стояла первой, а зазевавшаяся Зина – шестой. И вдруг Зина, сделав вперед пару шагов, с силой ударила Надю сзади ногой по щиколотке. Прошипев при том: «Ты младшая, нечего вперед лезть!» От боли Надя присела, повернулась и, не оставаясь в долгу, столь же неожиданно цапнула Зину зубами за ладонь.
Разбирательство со смутьянками батюшка провел показательное, еще перед отпустом.
– Как вы могли перед Телом Спасителя нашего такое безобразие учинить? Где ваше братолюбие (на «брато…» батюшка чуть запнулся, но все же продолжил речь)? Только сегодня Господь нас вразумлял о смирении, о том, что не должно христианину искать первого места…
– О чем-чем? Мы что-то про места ничего не слыхали…
– Как не слыхали? О чем я проповедь говорил?
– Дак мы не очень поняли…
– А рыдали тогда чего?
– Дак кричали вы, батюшенька, сильно очень…
– Братья и сестры, видите, что делается! Кто слушал внимательно, объясните Зине и Наде, о чем мы сегодня с вами беседовали.
Неожиданно все потупили глаза… Только один одухотворенный юноша, затеявший в последнее время ездить из города на богослужение в сельский храм, тихо сказал: «Вы, батюшка, проповедь читали на двадцатую главу Евангелия от Матфея. Очень хорошая проповедь. Только если бы вы ее спокойней говорили, понятнее было…»
***
Через несколько дней, будучи в городе, отец Мисаил опять слушал того самого, уже ставшего знаменитым, проповедника. Народ толпой ломился внять гласу нового Златоуста, многие рыдали и стремились прикоснуться к краю риз его. Только отцу Мисаилу стало почему-то скучно; вслушавшись, он понял, что батюшка говорит все на ту же тему и все теми же словами. Да еще вспомнилось, где он видел подобное: старая кинохроника, Италия времен дуче…
Так отец Мисаил опять разлюбил говорить проповеди. Прихожане мирно отдыхали. До следующего увлечения.
Этим увлечением стало проповедование от плачущего сердца. От кого-то батюшка услышал про благодатного старца, который приводил паству в состояние духовного возвышения тем, что выходил на амвон и там начинал бессловесно плакать о своих грехах.
Отец Мисаил всю службу искал в себе источник слез. Перед причащением он вышел из алтаря. Скорбь о своих грехах стояла у его очей. Все должно было получиться. Но… в этот момент в храм зашла целая компания молодых людей; они подошли к старосте – договариваться о крещении или венчании. Отцу Мисаилу стало неудобно плакать при посторонних.
Тогда батюшка крепко зажмурился и силой воли преодолел чувство стеснительности. Плакать он вроде бы и захотел, но слез близко к глазам не обреталось. Отец Мисаил растерянно оглядел прихожан, клирос.
И тут его взгляд остановился на матушке Голиндухе. Он вспомнил, как намедни он отказался идти с ней на прогулку, предпочтя телевизионное зрелище. Как рассердился за то, что она два раза посолила долгожданный оливье. Как она стоически штопала продырявленный очередной раз Ванюшей выходной костюмчик. Как он третий раз забыл купить заказанную ею для детей акварельную бумагу. Как грустно она перебирает своими тонкими пальцами колонковые кисточки, которые уже много лет не имеет возможности обмакнуть в краску, как…
Глядя на матушку Голиндуху, отец Мисаил заливался слезами. Матушка смотрела с тревогой, прихожане с большим недоумением. Самые прыткие сделали попытку оказать отцу-настоятелю срочную помощь…
В результате батюшка опять проповеди говорить перестал. Пока не услышал мудрые слова одного опытного духовника: «Прихожане никогда не будут разочарованы, если проповедь окажется короче, чем они предполагали…» С этого начались новые искания отца Мисаила. Самых что ни на есть коротеньких текстов. Чем то закончится – пока неизвестно…
19 ноября в 19:00 в культурном центре «Покровские ворота» (Москва, стр. 1; м. Чистые пруды) состоится вечер памяти протоиерея Михаила Шполянского и презентация его новой книги «Был такой случай».
Гости вечера:
- Протоиерей Сергий Правдолюбов – настоятель храма Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве, магистр богословия, член Союза писателей России.
- Михаил Бурмистров – богослов, преподаватель философии в ПГТСТУ
- Андрей Десницкий – российский библеист, переводчик, публицист, писатель, доктор филологических наук
- Алиса Струкова – программный директор фестиваля российского кино «Окно в Европу»
+7 (495) 223 58 10