Елена Минченок из Петербурга планировала стать переводчиком, а в итоге ушла в градозащиту. Теперь она встает на пути экскаваторов, яростно дискутирует с властями и делает все, чтобы исторический Петербург не превратился в скопление новодела из стекла и бетона.
Наталья Шамина из Новосибирска работала в науке и жила в Академгородке — уникальном жилом районе, выстроенном посреди лесного массива. Потом она узнала, что лес в Академгородке хотят вырубить, а вместо него построить элитное жилье. И она вышла на защиту леса.
В Москве прошел съезд градозащитников России. У каждого из них есть своя история про дорогое сердцу место, которое может исчезнуть. Градозащитники обсудили стратегии борьбы с девелоперами, приняли единую хартию и выработали предложения по улучшению государственной политики в сфере охраны культурного наследия.
От Москвы до самых до окраин
В Нижнем Новгороде на пути застройки оказался исторический район Ильинской улицы, известный с XVI века. В Москве под угрозой будущее уникальной Шуховской башни. В Клину застройщики собирались пристроить бассейн к торговым рядам XIX века — памятнику архитектуры федерального значения. Историческая застройка во многих городах России сегодня попала в бизнес-капкан — таково общее мнение градозащитников, которым открыли съезд.
«Полюс холода сегодня — это Нижний Новгород. Именно там ведутся сегодня арьергардные бои, — рассказывает Правмиру Рустам Рахматуллин, один из апологетов современного градозащитного движения. — Во многом, это происходит из-за того, что тамошний губернатор — ученик еще лужковской школы градоуправления. Эта школа декларирует исключительно сырьевое отношение к историческому наследию».
В ряде крупных городов, добавляет Рахматуллин, отношения с девелоперами и властями удалось стабилизировать: «Новое руководство Москвы по убеждению не является вандальным. Чиновники и девелоперы уже знакомы с градозащитной риторикой — в их устах она не всегда звучит искренне, но, по крайней мере, они ее усвоили». В отдельных регионах, например, в Татарстане, градозащитникам удалось еще больше — самим стать представителями власти и декларировать сохранение исторической архитектуры уже с этого уровня.
«У нас есть просто гусиное перо и гусиное перо, которым писал Пушкин. Есть между ними разница?», — рассказывает Правмиру Елена Минченок, градозащитница из Петербурга. Этим примером она иллюстрирует популярные сегодня сценарии поведения застройщиков. Один сценарий — когда застройщик обязуется оставить старый фасад здания при его полной внутренней переработке. Другой сценарий — застройщик обещает построить на месте снесенной исторической постройки новую, но визуально похожую на нее. «Это как тот анекдот, помните? Не нужно переживать из-за снесенного здания 17 века. Мы построим вам новое здание 17 века».
Елена вспоминает, как сама вступила в ряды градозащитников: «Ноябрь, 2006 год. Я еду в долгую командировку в Германию. И вот однажды я выхожу в интернет и узнаю о масштабном сносе на Невском проспекте — там разом уничтожили пять исторических зданий, чтобы построить торговый центр. И тут же, другой новостью, говорится о конкурсе на лучший проект башни Газпрома. Я помню свои ощущения в тот момент: я где то, далеко от дома, а мой родной город сносят. Я думала, что я приеду, и все — на месте города увижу руины».
Болевая точка на карте Петербурга сегодня — доходный дом начала XX века на улице Дегтярной. «Возможно, сам по себе он не представляет уникальной ценности, — говорит Елена Минченок. — Но особенность Петербурга — в его целостности. Город состоит из отдельных выдающихся памятников и фоновой застройки. Последняя может не иметь больших архитектурных достоинств, но если мы убираем ее части и ставим на их месте что-то новое, то мы ломаем облик и целостное восприятие всей улицы или квартала».
«Охрана средовых объектов, исторической среды — это очень большая проблема, — соглашается Рустам Рахматуллин. — Фактически этот вопрос сегодня вообще не решен государством».
Хартия вольностей
Одним из главных вопросов на съезде стала стратегия противодействия т.н. «алтайским» поправкам. Депутаты Алтайского заксобрания предлагают внести изменения в федеральный закон об объектах культурного наследия. Суть изменений — разрешить регионам, которые ставят памятники на охрану, самим и снимать их с охраны.
«Действующий закон устроен умно, — поясняет Рустам Рахматуллин.- Уровень власти, который принимает памятник на охрану, не может снять его — это полномочие вышестоящего уровня». Если поправки будут одобрены, это развяжет руки региональным властям в сфере сохранения памятников. Съезд выступил решительно против, подписались градозащитники из двадцати семи городов, добавляет эксперт.
Другой вопрос — принятие хартии градозащитников. Этот документ предлагает правительству устранить проблемы в законодательстве об охране памятников, составить перечни объектов культурного наследия в регионах и, помимо прочего, создать специальные подразделения в полиции, которые следили бы за соблюдением законов в этой сфере.
После съезда текст хартии обещали разослать в органы власти.
Вспомнили и историю градозащитного движения. Она ведет свое начало от Московского археологического общества, которому в этом году исполнится 150 лет. «Когда наши оппоненты встречаются с ростом сопротивления на конкретной площадке, они имеют дело с фундаментальной традицией охраны наследия», — говорит Рустам Рахматуллин.
Уход в борьбу
Невозможность терпеть — вот что приводит людей в градозащитники.
«Когда я впервые приехала в Академгородок много лет назад, я была потрясена, что люди могут так жить, — говорит Наталья Шамина из Новосибирска. — Академгородок — это уникальный город-лес, где застройка вплетена в лесной массив. Это традиция, это дух. Известно, что Академгородок послужил примером для создания подобных кампусов по всему миру».
С 2006 года идут дискуссии о вырубке и застройке Академгородка. Оставаться равнодушной Наталья Шамина не могла.
«Мы начали собирать подписи, выходили на митинги и буквально чудом, через давление, нам удалось отстоять место у застройщиков. У нас 46 тысяч подписей. И сейчас нам удалось добиться того, что Академгородок стал выявленным объектом культурного наследия».
В то же время, полагает Шамина, борьба вступает в новую стадию: «Девелоперы внедряют точечную застройку. А затем они, вероятно, попробуют сделать экспертизу о том, что первоначальный облик утрачен и сохранять уже нечего». Кроме того, по словам градозащитницы, в Академгородке стал засыхать сосновый лес и рябиновые аллеи. Доказательств у защитников Академгородка нет, но они полагают, что на местности распылили химические вещества-гербициды. Это версия хорошо ложится в сценарий, когда «сохранять уже нечего».
«Оказаться на передовой баталий было страшно, — признается Наталья Шамина. — Но я для себя все решила: отступить я не могу».
«Среди градозащитников всегда есть текучка, — говорит Елена Минченок. — У людей просто наступает выгорание, когда они видят, как часто их усилия ни к чему не приводят». «Я и сама не раз пыталась отойти от этих дел, — добавляет активист. — Но не смогла».
Нельзя сравнивать российскую традицию градозащиты и западную, полагает Рустам Рахматуллин. «Можно нарисовать два полюса. На одном конце окажется Лондон, где современная застройка широко вторгается в исторический ландшафт. На другом полюсе будет Рим — где наследие бережно охраняют. Нам нужно держать в голове ориентиры Рима — потому что Москва, как мы знаем, это продолжение Рима».
Михаил Боков
Фото Евгения Глобенко