Царство Небесное силою берется

Еще о солдатах.

Это было в ту пору, когда были волнения в Приднестровье, зимой или ранней весной. Год не помню.

Я служил в храме тогда один, второго священника не было. Почему–то случилось очень много треб в ту субботу после литургии, и когда я все закончил, и народ разошелся, оставалось всего полчаса до вечерней службы воскресного всенощного бдения. Совершенно без сил, я просто не мог ни сидеть, ни с кем-то разговаривать, ни реагировать на окружающее.

Я попросил сторожа закрыть дверь церковной ограды, совершенно никого не пускать и дать мне отдохнуть. Встал на колени в алтаре, положил голову на стул по почаевскому обычаю и постарался растянуть драгоценный отдых. Минут через пять до алтаря донеслись звуки двух молодых голосов с вплетением третьего, голоса сторожа. Сторож не пускал, а люди настаивали и требовали пропустить. Голоса усилились, видимо, произошел прорыв обороны храма. Затем голоса зазвучали уже в дверях. Я решил не сдаваться и не откликался. Молодые люди ходили по храму и один громче, а другой потише, взывали:

— Батюшка, батюшка, где вы? Отзовитесь!

Затем подключился тоскливый голос сторожа:

— Батюшка, я их не пускал, а они сами прорвались! Я все же был вынужден отозваться. Один из пришедших требовал и умолял его срочно крестить.

Из-за алтарной преграды я сказал, что у нас просто не хватит времени. Крещение длится почти час, а через двадцать минут должна начаться вечерняя служба. Просил их подождать окончания всенощной, только тогда возможны крестины.

— Мы ждать не можем! Мой друг уезжает в Приднестровье, поезд в семь часов. Он едет на фронт, там сейчас идут бои, его могут убить. Пожалуйста, окрестите его!

Что я мог сказать на такие убедительные слова? Такие обстоятельства обязывали пойти им навстречу.

Я сдался, встал и вышел из алтаря, думая о том, как уложить чин Крещения в двадцать минут или даже просить прихожан подождать с началом всенощной.

Но — о ужас! Когда я к ним подошел, меня чуть с ног не сбила волна перегара от большого количества выпитого. Хотя они крепко стояли на ногах, но были здорово пьяны. Вся моя решимость им помочь мгновенно исчезла:

— Как вы смеете говорить о Крещении, о Таинстве, когда находитесь в таком состоянии?! Эго же страшный грех! В таком виде в церковь входить нельзя! Давайте уходите, и никаких крестин быть не может!

Они продолжали упрашивать, а я начал оттеснять их своей тучной массой к выходу и был настроен сражаться до конца, но Таинства и Церкви не унижать.

Видя мой гнев и ревность о чистоте Православия, они стали отступать к дверям, но по-прежнему просили и требовали крестить. Я не уступал. Они стали злиться. Один начал меня ругать уже почти нехорошими словами. А второй, «oглашенный», которого я изгонял совершенно точно по древнему тексту: Оглашеннии, изыдите!, со злобным выражением лица стал двигать щеками в пересохшем рту, и я понял, что он накапливает слюну, чтобы выстрелить залпом, как верблюд, и отомстить напоследок несговорчивому попу.

Его движения меня не испугали, в храме был умывальник, я бы просто умылся, вспоминая русскую пословицу: «Плюнь в глаза — всё Божия роса». Но мой натиск вдруг остановила мгновенная мысль-образ: вот его через два дня убивают, ангелы тащат его душу на поклонение Господу Иисусу Христу, и мой оглашенный кричит:

— Господи! Я не виноват. Я штурмом взял храм! Вытащил спящего священника из алтаря. Я сделал все, а отец Сергий меня не крестил. Да, я выпил, но я же ехал на фронт, у меня не было другой возможности!..

Уже в дверях, перед порогом и последним шагом из храма, я придумал, как поступить:

— Стоп,— сказал я,— есть выход из положения. Крестить полностью я не имею права из-за вашего пьяного состояния; так же я не имею возможности крестить вас полностью по времени, у нас его нет. Но я могу вас крестить по–фронтовому с условием, что когда вы вернетесь в Москву, придете в храм, — я завершу Крещение, прочитав все молитвы и совершив Миропомазание. Только не забудьте, это сделать необходимо. Если же вас убьют, то вы умрете крещеным человеком.

Сторож принес ковш воды, мы вышли из храма на снег, «оглашенный» наклонил голову, и я крестил его троекратным обливанием с произнесением важнейших необходимых слов, как крестят даже миряне других мирян в случае смертельной опасности.

И потом с совершенно истоптанной и помятой в сражении душой начал служить всенощное бдение.

Солдаты в тот раз с радостью и благодарностью покинули храм, но больше никогда не появлялись. Или их убили в бою, или они забыли мои слова о необходимости завершить Крещение, или Миропомазание было совершено затем в другом храме,— мне это осталось неизвестным.

Я спрашивал позднее у нескольких отцов-архимандритов Троице-Сергиевой лавры, правильно ли я поступил? Все они подтвердили возможность такого выхода из положения и не поставили мне это Крещение в грех.