Священник Андрей Кордочкин

Монотонная рутина нашей жизни освобождает дух. Все, что могло бы помешать, отпадает само собой. Быть наедине с собой без декораций – очень больно.

Древние китайцы писали: "Всякая музыка рождается в сердце человека. Посему, послушав песни, можно судить и о нравах". Если это так, что происходит с русским сердцем?

Что есть город для христианина? Если это Левиафан, который поглощает каждый день новые жертвы, то цель жизни в городе может заключаться лишь в одном – этой жертвой не стать, сбежав, в лучшем случае, на курорт, а в худшем – спрятаться от глаз Левиафана в храме/дома/внутри самого себя, надвинув на брови ушанку/косынку/скуфью.

Сама смерть спрашивает – к чему работа, дача, домашний уют, если с собой не заберешь? Оно и понятно, а что же теперь делать? Отказаться от всего, что есть? Чай, не фанатики какие. Да и кто ты такой, чтобы думать о смысле? Самый умный? Больше всех надо?

...Совершая первые шаги в храме, я уже чувствовал тяготение к священству. Восемь лет я учился в Англии; вспоминаю свои приезды в Москву, «весну, весенний разговор, и воздух с привкусом просфор и вешнего угара», пасхальный крестный ход вокруг храма св. Екатерины на Ордынке.

Путь Страстей Господних открылся мне тогда, когда я впервые захотел участвовать в страстных службах, и не смог; остался дома с ветрянкой. Мне было лет пятнадцать. Я лежал в полубессознательном состоянии, но меня не оставляла уверенность в том, что человеческое страдание, даже такое незначительное, связано с Голгофой