Мы не знаем, что было дальше – что сказал старший сын, что он сделал. Попросил ли он прощения у отца за свою дерзость, вошел ли в дом, обнял ли младшего брата, разделил ли трапезу и радость со всеми домашними? Или, как сказал один священник, он в свою очередь собрал котомку – и покинул отчий дом, отправился странствовать в поисках справедливости?