Он каждого принимал, как родного, не делая никаких различий между своими духовными детьми и теми, кто зашли к нему, что называется, с улицы: для него не важно было, кто перед ним – коммунист, католик, или просто человек, потерявшийся в водовороте событий 20-х годов.