Человек

Один моряк спросил: «А Вы, Владыка, пошли бы в подводный поход?». Я ответил, если было бы благословение Божие – то пошел бы. «Ну что ж, - сказал моряк,- у нас намечается переход из Западной Лицы в Петропавловск-Камчатский, у Вас есть возможность участвовать в нем».

В это время загремела телега, на которой развозят завтрак. Она уже у 17-й палаты! А я еще не была совсем на первом посту! Я бегом побежала в начало коридора, откуда начинают раздавать завтрак. Его развозят минут за двадцать, а потом вскоре начинают собирать тарелки и ругаться, если кто-то непокормлен. Кормить с ложечки надо человек шесть-семь, и еще человек восемь смогут сами есть, если их усадить, поставить им еду и постоянно присматривать. Если минут пять на каждого, то до последнего я доберусь где-то через час-полтора.

С первого взгляда видно, что это сильная личность, лидер, человек дела. О себе Андрей Данатович говорить не любит, гораздо охотнее - об особенностях своей профессии, которая составляет важнейшую часть его жизни. Предлагая читателю беседу с ним, мы не пытаемся рассказать об идеальном герое. Мы хотим показать реального человека, с его сомнениями, исканиями, болью совести.

Подарили мне как-то маленькую книжечку поэтессы Олеси Николаевой, и так она была созвучна моему восприятию жизни, что стала Олеся мне как бы родней. Узнала, что Олеся Николаева профессиональная поэтесса, лауреат Пастернаковской премии, член русского ПЕН-центра. А еще она матушка, жена известного всей Москве священника Владимира Вигилянского, мать взрослых дочерей и сына, бабушка пяти внуков.

Порой так хочется пригласить в резиденцию не только официальных лиц, ради которых перекрывается трасса, но и самых обыкновенных гостей - тех, кто симпатичен, вызывает дружелюбный интерес, желание поговорить, пообщаться. Но день до того спрессован, что, когда возвращаюсь домой, уже не до товарищеских разговоров. Что же касается друзей, то большинство из них остались в Санкт-Петербурге.

Мирским людям, приезжающим в скит преподобного Сергия Радонежского на пару-тройку дней, может показаться, что жизнь здесь как мед – паломников хорошо принимают, кормят и поят, показывают все, что те хотят, да еще пытаются предугадать их желания в стремлении исполнить закон гостеприимства. Однако не следует путать свои ощущения гостя с повседневной монашеской жизнью. Жизнь в скиту для его насельников – совсем не мед, а подвиг. Монахи оставили мир и отказались от всего мирского ради любви к Богу. Их главная работа – молитва за нас, мирян. Это люди, ежедневно совершающие подвиг самопожертвования, чтобы мы увидели Свет.

Позволительно ли убивать человека? Может ли человек разрешить себе по совести убиение другого человека? Вот вопрос, из которого, по-видимому, вырастает основное нрав­ственное противоречие войны. Правда, этот вопрос ставится перед нравственным сознанием не только войною, но и каж­дою смертною казнью, каждым уголовным и политическим убийством. Однако к обязательному участию в организован­ном массовом убиении люди привлекаются только в эпоху войны, будь то гражданская война в ее единичных или по­всеместных вспышках или война международная.