Cделав этот шаг, обратно не вернуться никогда

10 января, 2008. Редакция "Правмира"

Надежда (имя автора изменено)

Тема абортов стала в последнее время звучать чаще. Впервые за много лет она поднимается даже на самом высоком уровне. Но вряд ли можно надежно удерживать от греха путём запрета. Наверное, самый верный путь – это постепенно, шаг за шагом, неотступно объяснять каждому, что допустимость аборта – это страшная ошибка. И мне хочется, несмотря на стыд и тяжесть воспоминаний, рассказать о том, почему я совершала аборты: в надежде, что хоть один человек, прочитав, переменит своё мнение об этой «операции» – убийстве.

Свою совместную жизнь с любимым человеком мы начали, в общем-то, с доброй установкой на то, что, хотя ещё и совсем молоды, студенты, но родим ребеночка, если он захочет появиться (несмотря на принимаемые предосторожности). Когда родился наш первенец, нам было около 20, мне оставался год учебы, а мужу два. Конечно, материально мы наполовину зависели от родителей, хотя муж подрабатывал, и пособие на ребенка в советские времена было не совсем мизерное. Но главной, как я сейчас понимаю, была зависимость не материальная, а психологическая. Мне в голову не приходило всерьёз оспаривать мнение мамы по проблемам, связанным с детьми.

Когда я узнала о своей первой беременности, первым моим чувством был, как это ни ужасно звучит, страх, смешанный со стыдом. Этот страх – «что все скажут?», — при всей своей абсурдности при желанной беременности, был настолько силен, что я полусерьёзно подумывала, как избавиться от ребёнка, «пока никто не узнал». Но мама догадалась о моем положении и, увидев мои слёзы, твёрдо и жёстко сказала: «Рожай! И не вздумай… » Мама хотела внуков и боялась, что я лишусь возможности иметь детей, прервав первую беременность.

Если б я знала, что подобный страх – стыд будет преследовать меня при КАЖДОЙ беременности, даже очень желанной, и что это не только моя уникальная проблема! Подобная буря негативных эмоций, вызванная всплеском гормонов, бывает нередко. Но это знание пришло ко мне гораздо позже, чем нужно…

Ребеночек болел, и по неопытности я смогла кормить грудью только несколько месяцев. Мы с мужем думали, конечно, о том, как не допустить новой беременности, но были очень молоды, страстно любили друг друга и не всегда бывали осторожны. И при очередном визите к врачу прозвучали слова: «Беременность 7-8 недель. Если будешь делать аборт, поторопись!» Я совершенно не хотела «торопиться». Мне нравилось быть мамой, я уже смирилась с отставанием от однокурсников, а малыш не доставлял больших хлопот. И мы с мужем не были против погодков. Однако родня, узнав об этом, на сей раз однозначно воспротивилась. Аргумент у них был, в общем, один: мне будет слишком тяжело, я не представляю как, я в плохой физической форме, моё здоровье не выдержит нагрузки. Аборт казался естественным выходом: ведь врачи советуют рожать не чаще, чем раз в два года! Не успев осознать себя беременной, я убила своего ребенка…

Конечно, тут сыграло роль многое: наша инфантильность, материальная несамостоятельность, неоконченная учеба. Но главным толчком стали.. медицинские рекомендации! К сожалению, до понимания, что жизнь человека важнее послушания врачам и даже матери, я дошла не скоро. Боль потревоженной совести чувствовала, но думала – что поделаешь, так надо, ТАК ЖИВУТ ВСЕ. И винили мы себя больше в том, что плохо предохранялись.

Прошло несколько лет. Муж работал, я училась дальше – уже в ВУЗе, ребенок подрастал. Мы, в общем, хотели второго, но поджидали, когда я окончу учебу, и опять же – когда улучшится материальное положение (а, как известно, оно никогда не кажется достаточно хорошим). Для предохранения от «нежелательной» беременности использовали ВМС – об её абортивном эффекте не задумываясь. Да, я знала механизм её действия, но для меня ТОЛЬКО ЧТО зародившаяся жизнь казалась неодушевленной: подумаешь, слившиеся клетки! И вот однажды, после тяжелого ОРВИ, заподозрила что-то необычное, а вернее, уже знакомое в своем состоянии. А надо заметить, что ВСЕ мои беременности начинались с более или менее тяжелого ОРВИ (разумеется, сопровождающегося приемом лекарств) – и оказывается, это тоже вариант нормы, когда организм приспосабливается к «жильцу» снижением иммунитета, сам уменьшает риск отторжения. Но и об этом я узнала позднее. А тогда… Привычное уже ощущение стыдливого ужаса. Робкое недоумение мужа: почему бы не родить это дитя? И категорическое заявление мамы, поддержанное врачом: после тяжелой болезни на раннем сроке и с ВМС рожать нельзя, слишком велик риск родить «урода», больного ребенка.

Удивительно, но в головах наших действительно убийство «не-совсем-еще-ребенка» казалось меньшим злом, чем возможность рождения больного малыша! Не спасла этого человека ни «хорошая» на этот раз разница в возрасте, ни увеличившаяся наша финансовая независимость… А ведь если даже отбросить моральный аспект, то теперь я знаю: болезнь матери респираторным заболеванием практически НИКОГДА не сказывается на будущем ребенке. Что же касается ВМС – при всей пагубности её использования сохранение наступившей беременности при этом возможно! Если бы кто-то рассказал об этом честно и вовремя…

Не могу знать, как мне платить за эти преступления и до конца этой жизни, и после её конца. Но некоторые последствия видны уже сейчас. Так, со времени второго и последнего аборта уже много лет нет радости от физической близости с мужем. У ребёнка, родившегося после этого, были большие проблемы со здоровьем. Оказывается, это тоже – правило, о котором врачи не предупреждают. Но, конечно, то, о чем не рассказать словами – это ощущение НЕПОПРАВИМОСТИ и неизгладимости содеянного, невозможности мира в душе. Это сны, где видишь своё дитя живым…

Я верю, что Бог принял моё покаяние. Знаю, что никогда, ни при каких обстоятельствах не смогу уже сделать такое. Мы изменились. И при возникавших разговорах медиков при каждой новой беременности, в которых нам сулили то «урода», то ребенка с синдромом Дауна, даже мысли не рожать не возникало. Слава Богу, все мои дети здоровы. Но эта боль в душе, наверное, и есть самая страшная плата.

На протяжении последних 10 – 20 лет взгляд общества на аборты медленно меняется. Надежда на более значительные перемены есть: уже широко известно, например, что плод в утробе – живой человек, всё чувствующий. Известно и то, что для женского здоровья эта «операция» весьма вредна. Но опять и опять слышны всё те же слова, что в моей юности: «не плодить нищету… зачем лишать детства тех, кто у нас уже есть… он может родиться неполноценным… врач сказал, мне его не выносить… нам негде жить…» Снова убеждаюсь, что в стремлении к «здоровому потомству» часто происходит безжалостный превентивный отбор «подозрительных» по состоянию здоровья будущих детишек. Что возможные материальные и жилищные трудности мы склонны обычно сильно заранее преувеличивать.

Мне было очень сложно рассказывать о том, чего обо мне не знает почти никто. Но, наверное, у меня есть право предупредить остальных: сделав этот шаг, обратно не вернуться НИКОГДА.