Церковь должна обнимать всех, хоть в Калифорнии, хоть в России

Протоиерей Стефан Михалик родился в 1952 году в штате Пенсильвания, в семье западно-украинского происхождения. Стал священником в 24 года. Ныне является настоятелем Свято-Николаевского храма в городе Сан-Ансельмо (пригород Сан-Франциско, Калифорния). Недавно отец Стефан побывал в России. Самое важное впечатление, которое он вынес из двухнедельного пребывания в нашей стране, — это то, что Православная Церковь стала частью жизни России и что она больше не замкнута в самой себе. Отец Стефан считает, что это хороший пример для Американской Православной Церкви.

— Отец Стефан, среди русских есть убеждение, что Америка – страна неверующая, а американцы – люди, стремящиеся только к материальному…

— Представляете, почти всю жизнь я так же думал о России! Теперь я, конечно, думаю по-другому. Конечно же, нет неверующих или верующих стран, а везде есть и верующие, и неверующие люди. Когда я был на Царских днях в Екатеринбурге, я видел в Храме на Крови много верующих, благочестивых людей, но много и таких, для которых Царские дни – это просто фестиваль. Конечно, и эти люди тоже чувствуют, что Царские дни, Православие – это их история, их культура. Для американцев это, к сожалению, не так.

 К любому человеку на улице подойди – он скажет: «Я христианин». 80% каждое воскресенье идет в свою церковь: православную, католическую, протестантскую. Но верующие ли они? Они даже не думают об этом. Просто делают так, потому что так принято. В Калифорнии по-другому. У нас, как правило, если люди не имеют глубокой веры, то они в воскресенье в гольф играют.

— А вы стали священником еще в Пенсильвании?

— Да. Я в Церкви с младенчества. Мои предки основали в Пенсильвании православную общину, которая к моему рождению стала большим приходом. Вся наша семья всегда была православной. Я мечтал быть священником с раннего детства, может быть, лет с семи. Это было железное решение, такое, что я не смотрел ни направо, ни налево. Только когда я стал диаконом, я передумал быть священником. О, я был так счастлив диаконским служением! У меня был такой голос – «Во-онмем!». Как мне это нравилось! Я принял священство по настоянию моего духовника. Он сказал, чтобы я обязательно это сделал.

— А почему ваш духовник на этом настаивал?

— Потому что он не хотел, чтобы я оставался эгоцентричным, самовлюбленным, гордым человеком. Он сказал: «По всему миру слышен будет ваш голос, но душу свою…» (делает характерный жест: два больших пальца вниз).

— Большой у вас приход?

— Для меня одного очень большой. Около ста шестидесяти человек.

— А что это за люди?

— Половина из них – американцы, которые приняли крещение, будучи взрослыми. Они ходят в церковь не только по воскресеньям, но и по субботам на всенощную и молятся с начала до отпуста. Даже наши прихожане русского происхождения не такие ревностные. Как правило, они бывают в храме раз-два в месяц и по праздникам. Это я говорю о «староприезжих» русских, которые в Америке уже много-много лет. Они верующие в том духе, что русский человек должен быть православным, крещеным, венчанным… А спроси у них: почему? Да потому что! О, это так печально, когда люди хотят венчаться в церкви, но не хотят быть христианами. Поэтому я так плакал, когда меня рукополагали. Служить как диакон – вот это слава Православия – «Вонмем!».

Однако наши новоприезжие русские – совсем другие. Это бывшие комсомольцы и атеисты, но теперь они каждую неделю ходят в храм, исповедуются, причащаются. Я не знаю точно, но мне кажется, в современной России большинство верующих – такие же, как наши новообращенные американцы и новоприезжие русские. Если это так, то я радуюсь за Русскую Церковь.

— Вы говорили, что были в России на Царских днях. Вы приезжали специально ради них?

— Нет, я приехал на фестиваль колокольного звона в Каменск-Уральский (я не только священник, но и звонарь), а он совпал по времени с Царскими днями. Но конечно, я был счастлив побывать в Алапаевске, увидеть места, связанные с преподобномученицей Елизаветой.

— Разве в Америке о ней знают?

— Конечно! В нашем приходе очень почитают святую княгиню Елизавету Федоровну. Она была великой христианкой! Я считаю, что даже если бы не было революции и мученической смерти, она все равно оказалась бы в числе святых. Вы только подумайте, она приняла Православие вопреки воле родственников, и сделала это уже после замужества, а не ради него. Это очень важно для современных православных американцев, которые, как я уже говорил, тоже приходят к вере осознанно.

— Но откуда у вас знают о русской святой?

— Ну что на это можно ответить? Приведу один пример. Сейчас во всем мире православные поют одно прекрасное песнопение. Мои прихожане поют его по-английски и по-славянски. Я вам сейчас напою, и вы сразу узнаете.

Напевает «Агни Парфене» свт. Нектария Эгинского

Узнали? А откуда вы его знаете? Вам архиерей приказал его знать? Нет? Или, может быть, была какая-то массовая пропаганда? Тоже нет? Так что вы скажете: Кто сделал так, чтобы весь мир узнал об этом песнопении и о святой Елизавете?

— А других русских святых в Америке знают?

— Да, конечно. Например, моя матушка очень почитает святого Симеона Верхотурского, правда, я не знаю, почему. Мне кажется, этот святой имеет какое-то особое значение для нашей семьи. По дороге в Россию я был во Франкфурте, зашел в музей икон, и первое, что я увидел, –   икона праведного Симеона. Я подумал… Да нет, я даже ничего не подумал, просто перекрестился и все. А в России сразу после колокольного фестиваля я поехал в село Меркушино – там жил святой Симеон, там его могила. Какое это прекрасное место, у меня просто нет слов! Как я рад, что у вас возрождаются такие святыни! Когда я пятнадцать лет назад был в России, ничего подобного еще не было.

— Что, на ваш взгляд, изменилось в России за эти пятнадцать лет?

— Церковь стала другой. Теперь она – часть жизни России. Это не экзотика, не музей, не анахронизм. Например, в Екатеринбурге я был в православном приюте при Ново-Тихвинском монастыре. Я боялся, что испугаю детей своей рясой. Но этого не было! Как они ко мне пришли! Они не боялись, не смотрели на меня так, будто я из средних веков. Для них священник, храм – это привычно.

Что меня особенно радует – Русская Церковь обнимает всех! Вот в монастыре есть приют для брошенных детей, благотворительная столовая, священники проводят беседы с алкоголиками, при храмах работают православные кафе для всех желающих. И это правильно! Церковь должна обнимать всех.

В Америке у нас сейчас есть большое искушение – обнимать только интеллигенцию. Дело в том, что почти все наши новообращенные – это интеллигенция, многие даже со степенями. Нет таких, которые что-то там копают. Наверно, и у вас это так же. Но мы должны иметь желание обнимать и тех, кто копает. Конечно, это трудно, вы тоже это знаете. А если не знаете, то пойдите, возьмите интервью у тех, кто копает, – и узнаете. Или вот я часто вижу в Америке: идет по улице девушка, курит, с открытым животом. Да вы тоже в России видели такую девушку! Так вот, и ее Церковь должна обнять. Кто знает, может, это будущая Мария Египетская?  

Мне самому приходится бороться с сильным искушением – сотворить из Церкви идол, некую магическую защиту. Вот, я человек славянского происхождения, я из православной семьи, я хожу в храм, слушаю «Господи, помилуй» – и уже ради одного этого я спасусь. А если современный мир не православный, то это его проблемы. Пусть он меняется, пусть его будущее мрачно – не мое дело, что с ним будет. Главное, чтобы у меня все было правильно и хорошо. Однако если мы посылаем мир в геенну, то это не христианство. Бог так возлюбил мир, что отдал Сына Своего Единородного, чтобы мир был спасен через Него. Мы, которые носим имя христиан, – неважно, американцы или русские, – никогда не должны забывать об этом.

Беседовала Татьяна Малыгина