Не так давно в статье «Церковь – для всех?» священник Дмитрий Свердлов продолжил уже затрагивавшуюся на Правмире тему церковной субкультуры и расцерковления (вслед за игум. Петром (Мещериновым) и другими авторами).
Тема действительно разноплановая и интересная, она касается и устроения души нашего современника, и устройства церковной жизни — как сейчас, так и в будущем, — что закономерно приводит к размышлениям о самых различных темах…
О навязывании церковной субкультуры
Виктор Судариков
Стоит сказать, что текст о.Дмитрия — полемичен и порождает больше вопросов, чем ответов. Главная из тем его статьи – тема связи церковной жизни и определенной приходской субкультуры, характерной для нашего времени и, по словам о.Дмитрия, навязываемой приходящим в Русскую Православную Церковь сегодня.
В чем-то действительно можно согласиться с автором. Для сравнения приведем мнение известного и авторитетного как у себя в епархии, так и в Интернете батюшки-миссионера прот. Георгия Белодурова из Твери. Недавно он вполне осмысленно уравнял церковную субкультуру с почитанием Бога и церковным Уставом:
«А я люблю эту самую церковную субкультуру. Я очень страдаю, что не могу наполнить ею все пространство вокруг себя. В ней дыхание Святого Духа. Храмы, с их куполами и золотом крестов!…. Священные одежды, фимиамное благоухание, Афон и Иерусалим, сонм святых и над всем этим животворящий и освящающий свет Пресвятой Троицы — Отец, Сын и Святой Дух! Кому то тесно в этой «субкультуре»? Не можете втиснуть туда свои грехи? Ну уж простите. Возлюбившему грех там и правда не по себе.»
Это пожалуй говорит о верности мыслей о.Дмитрия – нынешняя субкультура действительно крепко срослась с церковностью, практически неотделима от нее.
Инокультурность же, как-то проявляющаяся в церковной жизни, действительно многими воспринимается как неукорененность в Церкви и даже как обновленчество.
Однако, с другой стороны, мысли о.Дмитрия «Христианин, принужденный к рамкам доминирующей субкультуры, если при этом остается приверженцем культуры иной – он неизбежно будет испытывать на себе внешнее и внутреннее давление к выходу из церковного сообщества» и «Церковь сегодня представляет собой субкультуру, которая преломляет через себя и навязывает привычки и вкусы…» являются весьма спорными.
Фото orthphoto.net
В большинстве современных русских приходов люди настолько разобщены, что никто навязывать прихожанину или целой группе прихожан некий культурный, политический, социальный эталон просто не будет, да и вряд ли сможет. Ведь для полноценного диалога субкультур на приходском уровне сейчас просто нет пространства. Храм – в основном место для молитвы, совершения Богослужений, воскресная школа – для детей, общеприходские мероприятия либо не предполагают какого-то обмена идеями, либо не настолько развиты, чтобы порождать некое культурное навязывание. Так что говоря о механизме взаимоотношения между церковными поколениями и субкультурами, надо осознать – где же это взаимодействие происходит? В приходском доме? В проповеди? На исповеди? Тогда мы сможем понять механизм его осуществления и исправления. Или м.б. мы его просто преувеличиваем?
Так что пока неясен якобы присутствующий в Церкви инструментарий подавления инокультурных традиций, о котором говорит о.Дмитрий. Разве что через проповеди: конечно, если батюшка, говоря с церковного амвона, будет упирать на то, что рок-музыка – сплошной сатанизм и все, кто работают в СМИ, служат «мировой закулисе», то, конечно, журналистам и музыкантам в таком приходе будет душновато – но это уже относится не к церковному устроению вообще, а к степени культурности конкретного священника…
Кстати, похожее явление – присутствие одновременно разных традиций — наблюдается и в приходах опытных духовников. Только в первом случае это происходит от равнодушия и разобщенности, а во втором – от мудрого сознательного принятия каждого человека вне зависимости от его склонностей и мнений в мире сем.
Помню, что в моем первом московском приходе, где служили батюшки «старой закалки», были и либералы-западники, и просвещенные интеллигенты – знатоки и любители русской культуры, и убежденные, почти «профессиональные», монархисты, и актеры, и просто самые обычные люди – каждый в чем-то замечателен, и никто никого не подавлял.
Да, в Церкви рядом всегда будут разные люди – но а как же иначе? Церковь действительно объединяет очень разных людей с разными мнениями. Разве чтобы не отвергнуть офисных работников или работников «индустрии гламура» (об этих категориях пишет о.Дмитрий), Церкви надо как-то подделываться под офис и гламур? По-моему, достаточно любить человека…
О каком-либо навязывании или хотя бы влиянии можно говорить в достаточно сплоченных общинах, когда людей объединяет нечто и помимо богослужения. И если приходит человек из иной среды, в такую общину ему войти бывает непросто – но такие общины в нашей церковной практике встречаются весьма редко и они как раз обычно внимательнее к новым людям, что упрощает задачу вхождения «новичка».
Так что главные опасения о.Дмитрия в статье о культурном подавлении кажутся в большинстве своем несколько надуманными.
О Церкви и частной жизни
Защищаться здесь скорее приходится не от навязывания субкультуры, но от формализма духовной жизни, который, увы, бывает в традиционных, «требных», приходах. Однако, и от этого выработано лекарство — в свое время и митр.Антоний Сурожский, и о.Петр (Мещеринов) писали о «частной жизни» христианина – т.е. о построении своего делания и круга общения, отвечающего потребностям и склонностям одного человека или группы людей в бОльшей мере. Принцип существования «частного лица» — искать в Церкви исключительно жизни во Христе.
Да, для прихода в целом это грустно — поскольку соборность и общность на приходском уровне получается некой теоретической категорией, но в жизни конкретного человека или группы людей это может быть вполне возможным, реалистичным и даже плодотворным.
Думаю, что фраза о.Дмитрия «Наша Церковь сегодня – это Церковь обывательницы возраста старше среднего» верна лишь отчасти – потому что все же основную роль в приходе играет священник. И от того, что для него главное, а что второстепенное, зависит и устроение приходской жизни. Собственно, в конце статьи и о.Дмитрий с этим косвенно соглашается, когда говорит о случаях исправления ситуации (прекращения торговли во время Богослужения, устроение доброжелательной обстановки и т.д.)
Да, «базовая аудитория» провинциального прихода – по бОльшей части это женщины около 50 (а это значит, что 20 лет назад при объявлении «церковной свободы» им было всего лишь 30). Однако, эта ситуация сегодня все сильнее меняется. В больших городах в храмах становится все больше мужчин. Там, где священники работают с молодежью – они получают и молодежную паству.
Наш народ отзывчив на слово веры, сказанное с любовью – и это говорит о жизнеспособности народа, несмотря на все «чистки» и испытания. Однако, как пишет о.Дмитрий : «Правят бал люди возраста старше среднего». Но ведь это закономерно — потому что молодые в подавляющем большинстве не укоренены в Православии, являются новоначальными (как и часть людей в годах, пришедших в «единодесятый» час). Ситуация отчасти изменится, только когда у нынешних молодых вырастут свои дети – вот они уже, Бог даст, будут укоренены в Св.Предании, органично вырастут в Церкви.
Новые миссионерствующие
Однако сейчас наблюдается и иное явление – появление «новых миссионеров» — людей, не имеющих опыта духовной жизни, недоучившихся, но уже рвущихся просвещать и катехизировать. В их глазах – задор комсомольских работников. Отношение к миссии и проповеди Церкви у них – наступательно-пропагандистское и вполне идеологическое.
Священнику, как правило, некогда ежедневно руководить ими, и закономерно в их словах и делах встречается ревность не по разуму. Они не задумываясь разбрасываются вокруг себя ярлыками: еретики, сектанты, отступники, обновленцы, ультрасы, криптостарообрядцы – на всех, с кем они не согласны или кого просто не понимают в силу собственного незнания духовной жизни. Им многое легко дается, и потому их вера не выстрадана – как она была выстрадана предыдущими поколениями, и потому они не утруждают себя необходимостью осмысливать каждый шаг. И у «базовой аудитории» они своим боевитым задором находят поддержку.
Такой их метод позволяет выдавать за церковные взгляды – любые, будь то политические или научные (точнее псевдо-научные). А кто не согласен – то см.предыдущий абзац. А какая разница обличителям, кого клеймить – «вейсманистов-морганистов» (как в 50-е), пособников империализма (как в 60-е) или «стиляг» (как 70-е), или «филокатоликов» и «православных эволюционистов» как сейчас.
Интересно, что у людей, помнящих комсомольскую работу, они вызывают горькую оскомину и ассоциацию Церкви с комсомольской ячейкой. И поэтому, в случае своего развития, такое направление напрочь отвадит от Церкви научную интеллигенцию – и вот это будет серьезный удар. Вспомним, что совершенно простой и глубочайше мудрый батюшка о.Павел (Груздев) принимал, привлекал к себе любовью и обращал к вере как раз серьезных научных работников из большого биофизического института в пос.Борок, что в Мологских краях недалеко от Верхнего Никульского, в котором он служил…
Субкультура субкультуре рознь
Если же говорить о доминирующей субкультуре – то это конечно субкультура, высшей ценностью которой является не человек и даже не Бог, а освященные предметы и украшения. И идет это не столько от прихожанок в годах, сколько от возможности духовенства легко отчитаться перед духовным начальством.
Действительно, позолотить купола (сегодня вновь видел в метро рекламу «Золотим купол всем миром» — не помогаем детям-отказникам, не пишем письма одиноким старикам и даже не приводим в порядок захоронения безвинно погибших в годы гонений – а золотим очередной купол), купить богатый набор колоколов – это надолго, это можно всем показать. А организовать что-то для людей и показать это труднее, и эфемерно все – люди могут разойтись, разъехаться, заболеть, а колокол – вот он, висит, звонит. И постепенно многим начинает казаться, что эти материальные приобретения – и есть духовные достижения…
С молодежной культурой – сложнее. Чтобы воцерковить ее адептов, ее саму надо глубоко знать. А знающих, компетентных людей в этой области крайне не хватает. Гораздо проще отвергнуть нечто громко звучащее, неблагообразно выглядящее и т.д., чем пытаться осмыслять, отделять зерна от плевел и т.д.
А вообще, тут есть серьезная проблема – не воцерковленной с детства молодежи в нынешней Церкви часто бывает нечего делать… Нет мотивации и сферы применения сил. И появиться мотивация может, как мне представляется, не от следования за байкерско-хакерской модой, а от духовной жизни, желания чистой совести в сочетании с нелицемерной любовью – вот чего не найдут молодые люди ни в каком в другом месте.
Русское и межнациональное
Наднациональное воцерковление, о котором пишет о.Дмитрий – действительно непростое дело. Византийское «нацонально-узкое» понимание позволило развиться и прорасти Православию на Руси весьма глубоко, во многом сформировав русский народ. Так что византийцев, а заодно и наших предков нам стоит поблагодарить совсем не в переносном смысле.
Далее, о.Дмитрий пишет: «Церковь» в массовом сознании русского православного – это Русская Православная Церковь». Но, простите, как может быть иначе? Ребенок составляет впечатление о жизни прежде всего по своей семье, о школе – по своей школе. Человек составляет впечатление о Церкви – по своей Церкви, по ее традициям. Да, недавно мой младший сын (ему 14 лет) сказал, что в Греции (мы были там пару раз) хорошо, только почему там так много католических храмов? Побеседовав с ним, я понял, что храм со скамейками для него – уже католический… Он, конечно, неправ – и я объяснил ему, но эталон остается тот храм, куда мы ходим на Литургию…
Так что совершенно естественно, что и вненациональной Церкви в России быть не может. Богослужение в России происходит на церковно-славянском языке, общение – на русском и в основном между людьми русской культуры. Так что воцерковление органически невозможно без некоторого обрусения – иначе в России просто не получится. Думаю, что такая ситуация в большинстве моноязыковых стран с преобладанием одной нации – в Греции, Сербии, Румынии… А в многоязыковых странах оно достигается выбором общины (недавно одна из знакомых православных из Канады рассказала, что перешла вместе со всей семьей из русского во франкоязычный приход – и сразу стало многое понятнее. Что же, это право человека — выбирать).
Да, конечно, если для русского славянский все-таки более-менее близок, то для человека иной культуры (предполагаемого о.Дмитрием дворника-таджика) он уже совсем не родной и не вызывает никаких ассоциаций. И храмовая служба превращается для него в выстаивание некого непонятного спектакля на тарабарском языке. Однако, не переделывать же все ради малого числа людей иных культур? Весь строй Богослужения все же ориентирован на весьма серьезный уровень восприятия. Для понимания Евангелия надо серьезно потрудиться – прежде всего над своей душой. Для понимания Богослужения – наверное, не меньше – с учетом изучения основ церковно-славянского. Должна быть очень сильная мотивация, чтобы пройти этот путь. Но как без него?
О.Дмитрий пишет далее: «если Православная Церковь в России столкнется с необходимостью разговаривать с окружающим миром на языке, отличном от языка традиционной русской (или постсоветской, как хотите) культуры, то при текущем подходе она не справится с этой задачей».
Не вполне ясно, что предлагается. Невозможно иметь три иконостаса – для любителей рок-культуры, гламура и обычных прихожан. Или три хора – для строгих знатоков знаменного распева, для любителей народного пения и для приверженцев партеса.
Важно – разговаривать на любом языке с Богом.
Другая, смежная трудность – нелегко объединять людей разных традиций и интересов. Даже среди русских «простых людей» миссия — не такое простое дело. У нас немало верующих преподавателей или небогатых чиновников, но у нас гораздо меньше верующих рабочих. Все же, воцерковление предполагает довольно серьезный культурный фон. В этом же смысле трудна и миссия среди мигрантов.
Мы усвоили такую мысль – Церковь должна возвышать до своего уровня, а не нисходить до уровня слушателя. Если же воспринимать мигрантов в целом (хотя такие обобщенные оценки, конечно, неизбежно ошибочны) – то получится, что должна быть миссия среди людей не просто чужой культуры, но среди людей невысокой культуры. А как это делать – мы не знаем. Нужен был духовный гений о.Иоанна Кронштадтского, чтобы проповедовать среди портового люмпен-пролетариата. Однако серьезные попытки сейчас делаются в миссионерских станах и экспедициях в Сибири и на Крайнем Севере.
Говоря о том, что «у русского схиархимандрита не больше прав на истину, чем у кенийского дьякона», о.Димитрий говорит вещь очевидную – действительно, права на Истину есть у одного Бога, а у нас, людей, эти права появляются не от национальности, а только по мере нашего обожения, врастание в Св.Предание Церкви.
* * *
Думаю, что главные инструменты для решения тех важнейших проблем личного и церковного устроения, о которых пишет о.Дмитрий, очевидны – это Евангелие и взаимная любовь прихожан. Если мы будем чужими – то никто не захочет стать нам родным по вере. Если Евангелие будет лишь почитаемой и целуемой золоченой святыней, но не станет фактором нашей жизни и инструментом ежедневной работы над собой – то мы действительно останемся с куполами, колоколами, но без Живого Бога.
Если мы будем искать в Церкви не Христа, а субкультуры – то только с ними и останемся.
Читайте также: