Родственники Георгия Михайлова — солдата, погибшего в православной роте — не будут проводить независимое расследование, чтобы установить истинную причину его смерти. Эксперты уверены: расследование провести нужно.
Фото: vk.com
Страницы «Вконтакте» Алисы Михайловой и Марии Михайловой полны размышлений о смерти и фотографий. На фотографиях — мальчик с вьющимися волосами, Георгий Михайлов, их родной брат. Вот он сидит в окружении семьи. Вот стоит в храме. У него — пронзительные, глубокие не по годам глаза.
В последних числах октября из православной воинской части на Валааме, где служил Георгий, семье сообщили о его смерти. Солдата обнаружили повесившимся. Позже следователи квалифицировали причину смерти как суицид. Родственникам она показалась крайне странной: для Георгия, выросшего в православной семье, самоубийство — тяжкий грех. Не поверили в самоубийство и в Омской митрополии. Митрополит Омский и Тарский Владимир благословил отпевание погибшего солдата — несмотря на официальную версию о причине его смерти.
Родственники отказались проводить независимую экспертизу и оспаривать заключение следствия. Эксперты из фонда «Право матери» настаивают на том, что провести расследование нужно: если причиной смерти действительно было преступное действие — при бездействии оно останется безнаказанным.
Сомнения
«Из части нам сообщили о случившемся только спустя 10 часов. Но разве не родители первые должны узнать о смерти их ребенка?» — Алиса Михайлова, старшая сестра погибшего. Она говорит, что семья имела возможность провести независимую экспертизу, но не стала делать этого: «Если бы вы видели горе моих родителей, стало бы понятно, почему мы отказались. Искать убийц, ходить по судам, снова терзать тело бедного братишки, чтобы смыть это пятно позора с его имени и имени нашей семьи? Для чего? У всех, кто знал его и нас, не зародилось и тени сомнения в инсценировке самоубийства».
Фото: vk.com
23-летняя Алиса живет с родителями и младшей сестрой. Известие о самоубийстве брата, по ее словам, повергло в шок всех. Родители говорили с Георгием незадолго до смерти, и ничто не предвещало трагедии. Он сообщил им, что собирается домой. Ему оставалось служить всего несколько дней.
«В то, что брат сам покончил с собой, я никогда не поверю, — говорит Алиса. — И, если честно, мы не верим, что его больше нет на земле. Есть он! Просто он сейчас в самом безопасном месте, которое может быть — у Бога. Он снится нам и просит не плакать. Убеждает, что у него все хорошо. Гораздо лучше, чем могло быть на земле…»
У Георгия не было причин накладывать на себя руки, уверены его близкие. Некоторые СМИ сообщили позже, ссылаясь на слова сослуживцев погибшего, что в части Георгий был замкнут. Нередко он, якобы, говорил о каком-то потустороннем мире, хотел туда отправиться.
«Да, он рассуждал на тему вечной жизни, — вспоминает сестра Георгия. — Но из этого его юношеского максимализма сейчас стремятся сделать пиар. Он как-то сказал: „Мама, я хочу улететь“. Мама испугалась, а он очень рассердился на нее и убежал. Она неправильно поняла его. Понимаете, это был очень чистый юноша, почти ребенок в свои 20 лет».
Незадолго до гибели Георгия ему звонила мама. Она рассказала, что повесился одноклассник младшей сестры Георгия, которого он тоже знал: «В ответ Георгий воскликнул: „Дурак!“. Это было единственное бранное слово, которое мы услышали от него за много лет. Да и оно скорее выражало жалость, чем гнев. А мама тогда ему еще сказала: „Не надо никого осуждать. Лучше помолиться за мальчика, закрывшего для себя Вечность“».
Монах
В семье Михайловых убеждены — Георгию на роду было написано уйти в монахи. «Самое его грубое слово было: „Вот искушение!“, — вспоминает Алиса. — Он говорил мне о том, что Бог дал людям много возможностей. Гораздо больше, чем те, которыми мы привыкли обходиться. Он говорил, что люди, подобно библейскому Моисею, могут раздвигать воды моря. У него была очень тонкая, ранимая душа. Он не выносил грубостей, а уж тем более матерной брани. И за все годы общения я понимала огромную пропасть разницы между ним и мной. Между ним и миром вообще».
Алиса с горечью признает: возможно, Георгий предчувствовал свою смерть. «Он начал серьезно готовиться к ней за пять лет. Много молился, но при всем этом не терял жизнерадостности. Всегда улыбался и всех легко прощал. С каждым годом он становился как будто невесомее. Мы обзывали его между собой: «Местночтимый святой…».
Расследование
Случаи, когда родственники погибших солдат не верят в их самоубийство и хотят пересмотреть заключение об их смерти — не единичны, говорит Вероника Марченко, председатель благотворительного фонда «Право матери». Четверть века этот фонд бесплатно защищает права семей, чьи сыновья погибли в армии в мирное время на территории России и СНГ.
По словам эксперта, примерно в 80% случаев за формулировкой «суицид» скрывается уголовное преступление. Это может быть доведение до самоубийства или убийство — не всегда преднамеренное. Специалистам из фонда «Право Матери» приходилось сталкиваться со случаями, когда человека били без намерения убить, но он умирал от полученных ударов. Уже потом его, мертвого, вешали в петлю, стремясь выдать происшедшее за самоубийство. «Реальное количество самоубийств в армии — менее четверти от всех случаев, представленных как «суицид», — резюмирует Марченко.
Для того чтобы опровергнуть официальное заключение о смерти, родственникам было бы правильным еще до захоронения тела обратиться в независимое бюро судебно-медицинской экспертизы и заключить договор на проведение платной экспертизы. Получение такого заключения предусмотрено законом. Если, согласно ему, причиной смерти окажется не суицид, независимая экспертиза может стать поводом для возобновления уголовного дела и дать старт новому расследованию.
«По особым анатомическим подробностям, по тому, как повреждены кости погибшего, его внутренние органы, судмедэксперты могут воссоздать четкую картину происшедшего — вплоть до того, сам ли он оказался в петле или его туда сунули в бессознательном состоянии», — говорит Марченко.
Проблема в том, что опровергнуть официальное заключение следствия нужно до похорон погибшего. Но именно в эти первые моменты родители и близкие родственники солдата убиты горем и морально не готовы предпринимать активные и нестандартные действия. «В этом случае нужен родственник или друг семьи, готовый взять эти хлопоты на себя, — говорит Марченко. — В моей практике часто происходит так: спустя годы родители приходят в себя, и тогда вопросы, связанные со смертью сына, встают перед ними с новой силой…»
Спустя время, доказать, что произошедшее не было самоубийством, становится в разы труднее. Для разрешения на эксгумацию нужны веские основания: например, таким основанием может быть свидетель, который видел, что произошедшее не было самоубийством. «Важно понимать, что одного желания родственников провести эксгумацию будет недостаточно».
Георгия Михайлова уже похоронили, но Вероника Марченко уверена: родителям нужно полноценно изучить материалы дела с использованием технических средств. «Возможно, в деле есть какие-то нестыковки. Возможно, есть „зацепки“, и его можно пересмотреть. Родителям нужно скопировать все материалы „от корки до корки“ и послать их в фонд, где их изучат профессиональные юристы».
По словам Вероники Марченко, отказываться от активного участия в расследовании подобных дел нельзя: «Ведь если преступление действительно имело место, получается, что преступник уйдет от ответственности. Под угрозой окажутся другие ребята».
Без предупреждения
В Валаамском монастыре, рядом с которым дислоцирована воинская часть Георгия Михайлова, называют историю «странной» и сомневаются в ее криминальной подоплеке. «Не могу представить, что в этой маленькой части — там меньше двадцати человек — нашлись бы злодеи, которые могли бы убить молодого человека и подстроить самоубийство. Такое у меня в голове не укладывается», — сказал в интервью сайту «Приходы.ру» наместник Валаамской обители епископ Троицкий Панкратий.
Криминальную подоплеку склонен отрицать и военный врач, психиатр, который проработал в вооруженных силах более 30 лет. Специалист согласился поговорить с журналистом сайта «Православие и Мир» на условиях анонимности:
«Бывают случаи, что молодой сильный парень готовится уходить в запас. В письмах домой и разговорах с друзьями он обсуждает свое возвращение, планы, готовит дембельский альбом, и в целом находится в приподнятом настроении. А затем он идет в спортивную комнату и там сооружает себе петлю.
Поминутная реконструкция его состояния и поведения никак не объясняют этот поступок. Как врач, я могу сказать: единственной приемлемой гипотезой является внезапно возникающее болезненное состояние. Сознание как бы превращается в узкую трубу, заполненную сильной душевной болью в виде депрессивно-суженного сознания. Человек не видит других выходов для ее устранения, кроме как самоубийство».
Условия военной службы предъявляют высокие требования к адаптационным способностям личности, продолжает эксперт: «Для большинства молодых людей сама служба в армии — это первый серьезный жизненный кризис. Это отрыв от дома, незнакомая среда, необходимость выстраивать новые отношения в сложном большом коллективе, невозможность уединения, обязательность подчинения приказам, а часто и «дедовщина».
По словам специалиста, в советской и российской армии всегда существовала система психопрофилактики. Ее задачей было предупреждение суицидальных происшествий: «Раньше этим занимались замполиты, затем воспитатели. В последние годы непродуманными реформами практически разрушены системы военной психиатрии и психологии. Можно утверждать: сегодня системного предупреждения самоубийств в армии не существует».
Михаил Боков