В Доме кино торжественная атмосфера. Завершается кинофестиваль «Радонеж», еще немного — и объявят лауреатов конкурса. Мы тоже приглашены для вручения какой-то награды. Время еще есть, отправляемся выпить чаю.
Только присев за стол, замечаю, как ко мне направляется какая-то пожилая женщина из другого конца зала.
— Я не ошиблась, это вы — отец Павел Великанов?
— Да, я, очень приятно!
Завязывается необременительная беседа. И вдруг — пронзающие сознание слова.
— А меня ведь в булочной нашли. Помните, раньше такие булочные были? Вот меня мама и оставила в авоське на столе в булочной. Представляете, мне было три недели — я там орала жутко. В лоскутном одеяльце с приколотой булавкой запиской: «Анастасия». Да…
Небольшие печальные глаза становятся совсем растерянными. Сквозь них пробивается давняя привычная боль. Длинные неухоженные волосы, все еще без седины, уныло свисают сосульками.
— Но потом меня из детдома забрали. Быстро забрали, мне около года было. Я ведь только подростком узнала, что я детдомовка, безродная. Приемных родителей всегда так и называла — мама и папа. Они бездетные были. Нет, папа был очень добрый. Пил, правда, много. А мать… мать тоже меня любила. Но я ее боялась. Она меня била все время. А я ее смертельно боялась. И никак не могла понять почему — пока не узнала, что она не моя родная мать. Хоть и хорошая. Я маленькой все время тянулась к каким-нибудь добрым, ласковым тетям. А мать ревновала, запирала и била. Чтобы не было слышно, она мою голову засовывала под подушку — но все равно весь барак знал, что опять Натку бьют.
Я молчу и не знаю, что сказать. Лучше промолчать.
— Однажды, мне тогда лет 14 было, при очередном избиении я начала орать — и вдруг перестала. Мать замерла: «Ты чего?» А я ей говорю: «Все, не буду больше реветь. Я буду характер вырабатывать!» Через мгновенье мы засмеялись. Больше она меня не трогала. Она хотела, чтобы я стала бухгалтером, — но мне как-то попалась книжка стихов, и все, я просто задохнулась от восторга. Через поэзию я и к вере пришла, душа немного отогрелась… А ведь и у меня детей тоже нет. Был у меня мужчина, еще до Церкви, но детей не было. Сначала не хотели, аборт, потом не получалось. Мне всю жизнь ужасно хотелось увидеть родную мать. Я и сейчас иногда часами лежу ночью и представляю: вот какая ты у меня, мама? А потом смотришь в пустоту — и так тягостно становится. Нет у меня мамы и не было никогда. А когда я в церковь стала ходить, еще одна проблема появилась.
— И что же за проблема? — спрашиваю я.
— Да вот не могу я Богородицу «матерью» называть. Ну вот не могу, и все. Как будто что-то внутри препятствует. Я и батюшке в этом исповедовалась, а все равно не могу. Умом понимаю, что Она — наша Матушка и Заступница, а сердце глухое, не отзывается. Как камень. Не было у меня в жизни мамы, и Ее язык не поворачивается так называть. Так что вы, батюшка, помолитесь за меня, чтобы я Божью Матерь полюбила!
Так и захотелось мне прокричать во весь голос, на всех радиоканалах, просторах телевидения и интернета: где же ты, мама девочки из булочной? А вдруг ты до сих пор еще жива — и последнее, что не отпускает тебя из этой жизни, — твоя дочерь, которая все еще надеется увидеть твои глаза!