– В каком формате вы встречались с премьер-министром?
– Это была фракционная встреча. Несколько людей имели возможность поговорить, и я попросил слова. Одна из тем, которая обсуждалась во время разговора – лекарства. Вот одно из писем – от человека по имени Александр Коротаев:
«На своей шкуре ежемесячно испытываю нехватку так называемых бесплатных лекарств против рака. Нужно выдержать сначала бой под Полтавой, чтобы записаться к врачу, потом в назначенный срок выстоять стоглавую очередь на прием. Даже если врач выпишет рецепт на лекарства, которых хватает на 28 дней, самих препаратов в единственной бесплатной онкологической аптеке города Вологды не получишь. За деньги это лекарство не каждый здоровый бизнесмен смог бы себе позволить – от 120 до 220 тысяч за упаковку. Это на 28 дней, и прерывать прием нельзя. У меня, например, таких денег просто нет и дней жизни осталось, по-видимому, в обрез. Каждый день люди мрут, а врачи и власти даже не вздыхают, просто продолжают «лечить» дальше».
Речь об онкологических болезнях, которые крайне распространены, а что уж говорить о так называемых орфанных заболеваниях. Другая проблема – с незарегистрированными препаратами. Провал закупок лекарств для льготников, отсутствие единого реестра льготников. Препараты, не имеющие пока еще официальной регистрации в нашей стране, которые, безусловно, должны быть закуплены. Всё это лишь некоторые жизненно важные темы.
– Но вряд ли вмешательство нового председателя правительства может с ходу решить хоть какие-то проблемы. А вы-то сами что делаете как законодатель? Какие проекты вносите?
– Нет, решать надо именно с ходу. Для страждущих вопрос медикаментов – это вопрос жизни и смерти. Все правильные законопроекты по лекарствам внесены, некоторые, пускай и недостаточные, уже удалось продвинуть.
Что касается того, что меня радует, из законотворческих достижений – удалось смягчить пресловутую 282-ю статью, экстремистское законодательство. Мне, честно говоря, самому не верилось, что удастся преодолеть инерцию и противодействие. Помогла шумиха, большая поддержка общества. Статью декриминализировали. Пропала мотивация конвейерно штамповать уголовные дела. Произошел пересмотр дел, многих освободили. Это значит, что с человека сходит несмываемое, казалось бы, клеймо судимости. Конечно, наказаний за экстремизм хватает, но это хотя бы административки. Тысячи, а в потенциале десятки миллионов людей получили защиту от тюрьмы.
Фото: Сергей Шаргунов / Facebook
– А ваши избиратели понимают важность отмены этой статьи? Все же думают – «я не экстремист, мне нечего бояться».
– Под каток может попасть любой – картинка, лайк, перепост. Последняя история, которой я занимался. Владикавказ. Молодой интеллигентный парень, будущий юрист, студент Илья Гусоев. Ему было 13 лет, когда он у себя на страничке ВК опубликовал фрагмент из фильма «Список Шиндлера» – одного из главных антифашистских фильмов в истории мирового кино. Шесть лет спустя борцы с экстремизмом обнаружили и докопались до парня. Дальше суд, обвинение, наказание в виде штрафа. Судья не слушает ни парня, ни адвоката, никого из вменяемых людей. Только после запросов в Верховный суд республики решение было отменено. Конечно, это штраф, а не посадка, но будущему юристу всё равно могли поломать жизнь. Чем она думала, эта судья? Какие еще приговоры выносила? У нас меньше 1% оправдательных приговоров. Если нужно закатать, то можно любого.
– Был ли закон, который не удалось пробить?
– Был важный законопроект, который, к сожалению, не был принят, за него не проголосовало большинство. Всего лишь о том, чтобы сотрудники аппарата уполномоченной по правам человека могли по ее поручению приезжать в тюрьмы и на зоны, потому что обращения из мест неволи по поводу издевательств, пыток, беспредела приходят постоянно.
Буквально сегодня в «телеге» я получил письмо от женщины, которая не может со своей дочкой связаться уже месяц. Людей бросают в карцер, давят, доводят до самоубийств, а проверок из центра нет. Действуют местные структуры, аффилированные с местной же властью, поэтому все шито-крыто. Почему бы уполномоченной по правам человека не поручить провести проверку? Татьяна Москалькова была за этот законопроект, мы вместе его разработали, потому что у нее вал этих писем. Но нет, не прошло. Придумали какие-то отмазки: сколько это будет стоить? Да нисколько!
Я могу рассказать еще про один законопроект – обязательная видеофиксация действий сотрудников системы ФСИН при исполнении ими служебных обязанностей. Когда они разбираются с заключенными, это должно сниматься. Помните скандал в Ярославской колонии, где зверски избивали зэков? Это стало известно только потому, что кто-то забыл выключить камеру. Просто нужно обязать сотрудников ФСИН держать видеорегистраторы включенными.
Еще один внесенный законопроект с опорой на позицию Конституционного суда – по поводу мирного и ненасильственного участия в уличных акциях. Был очень странный отзыв правительства. Де-факто поддержка Верховного суда. Речь идет о том, что человека нельзя сажать в тюрьму, если он не совершал насилия. Казалось бы, простая мысль.
– Как вы относитесь к декриминализации домашнего насилия?
– Я был одним из трех голосовавших против. Декриминализация привела к росту насилия. Многие восприняли сигнал: теперь бить разрешено. Нужно вроде как дождаться второго обращения, но его может и не быть.
Если человек доведен до заявления и заявление не забирает – значит, ситуация серьезна. А у нас потерпевшей говорят: «Жди следующего раза». Или: «Где у тебя тяжелые увечья?»
Но их ведь может и не быть. А в следующий раз – сразу смерть. Так часто и происходит.
Другое дело, что, к сожалению, вокруг того, что сейчас предлагается в виде «закона о домашнем насилии», возникло слишком много спекуляций, провокаций и нездорового шума. Сами формулировки весьма сомнительные. Крайне мутный текст выставлен на сайте Совфеда. Получается, что по причинам экономического и психологического насилия теперь не только государство, но и какие-то частные структуры могут влезать в семьи. Почему-то, когда надо спасать, когда мы узнаем об изуверстве, о детях-маугли, о взрослых садистах, контроля, помощи и защиты от государства не дождешься.
– То есть где не надо изымают, а где надо – «убьют, тогда приходите».
– Если нет угрозы жизни ребенка, нужно не разрушать семью, а стараться сделать всё, чтобы улучшить жизнь его и тех, кто его окружает.
Я вижу, как по навету разрушают семьи. Опека действует по своему волюнтаристскому усмотрению. У нас в стране 20 миллионов человек получают меньше 10-11 тыс. в месяц. Давайте их всех лишим права иметь детей, а если дети есть, будем отбирать? Проблема в том, что чиновники на всех уровнях – имеют ли они дело с бизнесом, который пытаются отжать, проводят ли любую другую спецоперацию, – действуют примерно одинаково. Суды, как правило, находятся с ними в согласии.
Но я бы хотел привести совсем свежий пример, когда удалось помочь. Москвичка Ирина Королева воспитывала в одиночку шестилетнего внука Дениса. Претензий никаких к воспитанию не было. Денис играет на фортепиано и в шахматы, обожает бабусю. Единственный повод отправить в детдом мальчика – то, что она сдавала его квартиру дальним родственникам за символические деньги, тратила их на оплату коммунальных услуг. На нее навалились всей чиновной ратью. Органы опеки до сих пор не успокоились, очень недовольны решением суда в пользу бабушки и внука. Для них это принцип – настоять на своем. Пусть бы и ценой человеческих трагедий, детских слёз.
И это в Москве. А что в регионах? Есть истории, которыми я занимался еще до всякого депутатства. У священника Александра Орехова из села Хороль в Приморье отобрали детей, да еще и избили. Но он в итоге победил. Была ситуация с Ириной Байковой на Алтае. За нищету отобрали трех дочек. ОМОН дежурил у нее под окнами, врывался в квартиру. Сейчас все нормально, девочек вернули.
Всеми этими историями я занимался.
Будем честны, часто происходит выбор между сложной семьей, где могут даже и выпивать, и отвесить подзатыльник – это наша реальность – и горечью сиротства.
Иногда дети оказываются объектами манипуляций, и после того, как их отняли, на них могут оказывать давление, чтобы они подтвердили, что опека была права. А дети несовершеннолетние, иногда и больные, они не могут сопротивляться. Это тоже печально и страшно.
Очень хочется, конечно, оградить всех от любого насилия. Вот, например, история с детдомовцами, которой я сейчас занимаюсь. Игорь Шамин – парень из Самары. У него нет своего жилья. Я, кстати, тоже поднимал этот вопрос на встрече с Михаилом Мишустиным. У нас около 270 тысяч сирот, выпускников детдомов не имеют положенного по закону жилья. Куда они отправляются? На зону или на кладбище. Это же людоедство.
Так вот, Игорь. Он на отлично выучился на кулинара, обожает готовить. Но, конечно, есть среда. Многие его совсем юные друзья уже погибли. А он совершил чудовищное преступление – украл коробку шоколадных конфет. Попал в полицию, где, как он рассказывает, его истязали, подвешивали к потолку, избивали, чтобы он взял на себя вину еще за какой-то украденный велосипед и повысил им раскрываемость. Он потом отказался от выбитой, как он говорит, явки с повинной. Его закатали бы надолго, но с учетом того, что он отсидел в СИЗО немало, выпустили. Сейчас им занимается волонтерская организация «Домик детства». Но чиновники не отдают документы, жилья нет… Он по-прежнему идет по краю бездны.
Кстати, к вопросу о законах. Удалось добиться того, чтобы день, проведенный в СИЗО, в условиях скученности, без воздуха, приравнивался к двум дням в колонии. Я много раз призывал с думской трибуны принять этот закон. А ведь следствие часто идет до бесконечности, и людям ломают здоровье и жизнь.
– Давайте вернемся к проблеме отсутствия жилья для выпускников детдомов. С этим реально что-то делать? У нас граждане по 30 лет в очереди на бесплатное жилье стоят.
– А еще звучит аргумент – вот дашь им квартиру, а они ее пропьют. Или у них ее отнимут аферисты.
Но есть жилье социального найма. Естественно, если захотеть, можно продумать строгие и верные механизмы контроля за этим жильем, чтобы их не обманули. У большинства сирот на руках решения судов в их пользу, которые не исполняются.
Еще одна беда в том, что в детских домах не подготавливают к выходу во внешний мир. Ребята иногда не знают, как в булочную сходить. И в этом смысле украденные конфеты – это еще и признак социальной неприспособленности, но и, конечно, дерзости назло жестокому миру, где от тебя отказались все – и родные, и государство.
– Насколько я знаю, вы еще на встрече с Мишустиным говорили про так называемую «оптимизацию». Что вы имеете в виду под этим словом?
– Самое пессимистичное слово. Когда закрывают школу или больницу, село умирает, люди разъезжаются. Количество закрываемых школ, фельдшерско-акушерских пунктов, домов культуры, библиотек – огромно.
Кстати, хотел бы коснуться отношения к памятникам архитектуры. Обращение с наследием, со стариной абсолютно безжалостное. Это либо прямое разрушение, либо уничтожение под видом реставрации. Такая, извините за выражение, диктатура бабла. Прибыль любой ценой. Тысячи храмов гибнут по стране. Цена консервации всех гибнущих храмов равна бюджету перекладывания плитки и развешивания фонариков в нескольких столичных районах. Буду говорить об этом с Ольгой Любимовой, ее приход в Минкульт вызывает надежды.
Возвращаясь к оптимизации. Мой опыт подтверждает, что ей возможно сопротивляться. Сколько школ и больниц удалось спасти, подняв шум… Не счесть! В фейсбуке ежедневно обо всем докладываю.
Но и траты на медицину, образование, науку должны быть другими. Пока это несопоставимо с тем, что есть в развитых сильных странах.
– Вы активно выступаете и в СМИ, и в социальных сетях, у вас есть своя передача на телеканале «Россия-24». Как к этому относятся ваши коллеги и оппоненты?
– Стараюсь в своей телепрограмме «Двенадцать» делать акцент на внутренних проблемах страны. О которых постыдно мало говорят в ящике.
После огласки многих историй мне звонят недовольные начальники разных уровней. Все же со всеми повязаны. Когда я пишу в прокуратуру с просьбой разобраться по поводу… по поводу такого знакомого почерка царя Ирода, провести, так сказать, почерковедческую экспертизу, то сразу слышу от местных царьков: «Ты чего наезжаешь? Хочешь проблем?» Они не понимают, что это моя работа как депутата – принять людей, читать письма, откликаться, помогать.
Фото: Сергей Шаргунов / Facebook
Я уже вспоминал Ирину Байкову, у которой дочек отобрали. Вместо того, чтобы их сразу вернуть, против нее в течение целого года заказывали материалы во всех региональных СМИ.
– Есть такое выражение «положение – хуже губернаторского». Странно жалеть губернаторов, но они тоже связаны по рукам и ногам.
– Конечно, тут есть своя драма – недостаточное финансирование. Губернатору дают тришкин кафтан, который он латает, как умеет. Сначала вносишь поправки в бюджет и такие законы, чтобы наших людей и наши пространства не держали в унизительной нищете, а тебе в ответ: «Денег нет», а потом, чуть ли не на следующий день говорят: «Денег предостаточно», всё волшебно меняется и сверху летят деньги – отдельным социальным группам… Это очень хорошо. Но важна стратегия. И честность.
Деньги есть, вопрос не только в них, а еще в готовности разговаривать с людьми. Я пришел в Думу доказать, что можно быть нормальным человеком и не испортиться в этих стенах. Не хочу преувеличивать какие-то свои заслуги, делаю то немногое, что обязан. Но может быть, помогает домашняя закваска, воспитание в семье священника. А может, и то, что русскому писателю важна репутация и естественно сочувствовать униженным и оскорбленным.
Возможен и нужен откровенный внимательный разговор – не барский и не бандитский.
К сожалению, у слишком многих – глубокий страх инициативы, патология безмолвия и соглашательства, неспособность даже самим вести социальные сети и отвечать комментаторам. Если высунулся, не молчишь, значит, отсвечиваешь, пиаришься, опасен. Часто чувствую, что иду по минному полю. Берешься спасать людей – получаешь ответку от местных властей, а у них свои высокие покровители… Возьмешься за одно звено, и вся цепь начинает угрожающе громыхать.
И все же, пользуясь случаем, призываю всех, чтобы мне писали на shargunov@list.ru. Прошу молитвенной поддержки от верующих и информационной поддержки дела защиты страждущих – не только репостов и ретвитов, но и сообщений о том, где надобна подмога. Обращайтесь. Давайте вместе что-то менять к лучшему. Моя работа – это сочетание депутатских рычагов и разных площадок в СМИ. Только такое сочетание дает хоть какой-то результат.