На улице − лето, в новостях − ужас. Страницы соцсетей покрыты счастливыми отпускными фото, но сочатся тревогой и страхом. А я не боюсь. Я не боюсь терактов. Я не боюсь войны. И не потому, что они сегодня не у нас, далеко. Я просто не боюсь зла с открытым лицом. Зла, живущего по законам зла: вора, срезающего сумочку, подвыпивших пацанов, делающих непристойные предложения, человека, в отчаянии и гневе палящего по невинным, хамящих медсестер или продавщиц…
Нет, я не храбрая и не бесчувственная. Я просто боюсь другого. Я боюсь той женщины, которая приходила к пенсионерам под видом врача районной поликлиники, и того широко улыбающегося мужчину, который уводил ребенка со двора «посмотреть котенка». Мне не страшно вспоминать случаи столкновения с чужой извращенной сексуальностью, о которых теперь принято говорить публично, но я с ужасом вспоминаю весьма прилично одетого мужчину, который заметил, что я, пятиклассница, подъезжая до метро одну остановку, не взяла в утреннем переполненном автобусе билет, и на конечной, назвавшись контролером, отобрал у меня всю имевшуюся по карманам мелочь.
В общем, я боюсь вранья, неискренности и неоправданного доверия, предательств и неблаговидных поступков порядочных людей. Я, в принципе, пугливая. Просто, в быту. Я боюсь нынешней прикладной психологии, так настойчиво обучающей людей любить самого себя, что они начинают отвечать друг другу: «знаешь, у меня сегодня нет на тебя ресурса». Мне страшно, когда дети лгут родителям об оценках, а родители детям об отношениях. Когда духовенство, как, например, не так давно в Соединенных Штатах, оказывается замешано в отвратительных преступлениях. И боюсь себя, когда автоматически оправдываю свои вечные опоздания пробками – да, пробки, конечно, были, но кто мешал выйти на полчаса раньше?
Но не смешиваю ли я несовместимое? Хамство и убийство, растление и бытовое вранье, ненависть и равнодушие, войну и мир… Пожалуй что, все же, нет. Слово ранит не хуже меча, боль от предательства невыносима, а битва со злом человека, стремящегося зваться христианином, повсеместна и начинается даже не с добрых дел, а с такой малости, о которой и упоминать-то неловко: с напряженного внимания к ближнему.
Человек, шедший из Иерусалима в Иерихон (Лк. 10:30), столкнулся с чистым злом в лице разбойников – лихих бандитов и по нашим временам – но, рассказывая притчу, Христос указывает законнику совсем не на них, а на вполне положительных, на первый взгляд, персонажей – священника и левита, равнодушно прошедших мимо, и изгоя-самарянина, которого мы теперь величаем «милосердным» или «добрым». Первый увидел раненого и не остановился, второй – остановился, подошел посмотреть и пошел дальше.
Синодальный и привычный нам церковнославянский перевод, однако, упускают тот факт, что немилосердные прохожие не просто удалились, а даже перешли на другую сторону дороги, как будто ничего и не видели. Равнодушие, равнодушие и страх – вот что едва не погубило еще теплившуюся в искалеченном и ограбленном человеке жизнь.
«Противоположность любви – не ненависть, а безразличие,» [1]− эти слова принадлежат Эли Визелю, писателю, нобелевскому лауреату, подростком прошедшему Освенцим и Бухенвальд. Не об этом ли говорит Христос, объясняя, что значит любить ближнего, как самого себя? А страх… «Боящийся несовершен в любви» (1 Ин. 4, 18). Помните Откровение, главу 21, стих 8? Я тоже не помнила, пока мне не указал это место один уважаемый священник. Процитирую здесь: «Боязливых же и неверных, и скверных и убийц, и любодеев и чародеев, и идолослужителей и всех лжецов участь в озере, горящем огнем и серою <…>» Не удивительно ли, что трусы открывают этот список? Замирающие в ужасе перед злом и его последствиями или исполненные страха перед всем, что может нарушить привычный будничный круговорот или потребовать усилий, мы похожи на раба из другой притчи, того, кто скрыл серебро своего господина и не приумножил данного ему таланта.
Нам сложно представить себе ход мысли террориста, решившегося уничтожить десятки мирных жителей. Но очень несложные умозаключения часто приводят современного человека к решению оставаться в «зоне комфорта» и блюсти собственное эго от всего неудобного, неприятного, пугающего, отводящего от намеченного маршрута или просто скучного. Открытое зло активно, насилием меняет материальный мир, трусливое и равнодушное – скрыто, ненароком, но глубоко проникая в души. Размышляя об исламистах-смертниках, мы часто говорим: «как это возможно, не представляю! Они, что, не люди?», но не страшнее ли в сотни раз, когда подобный упрек: «как ты мог (могла)?!» приходится принимать от своих ближних?
Мне кажется, что сегодня как нельзя более актуальны слова Христа: «Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, но это еще не конец» (Мф. 24.6). Войны, голод, мор, землетрясения Он называет «началом болезней», за ними следуют и мучения, и ненависть, и предательства, и явление лжепророков, и наконец то, что «по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь» (Мф. 24:12). Вот что на самом деле страшно, да не будет так среди нас.
[1] «Противоположность любви – не ненависть, а безразличие. Противоположность искусству – не уродство, а безразличие. Противоположность вере – не ересь, а безразличие. Противоположность жизни – не смерть, а безразличие». Эли Визель в интервью журналу US News and World Report.