Антон Первушин
Был прагматиком и не верил в марсиан
— Произносишь это имя — Сергей Королев — и представляется какой-то сверхчеловек, титан, создатель российской космонавтики. В чем причина его успеха? Это образованность, целеустремленность или просто удача, когда его интересы совпали с оборонными интересами государства?
— Королева трудно назвать самым главным, самым способным, самым образованным. Более того, он изначально не очень интересовался идеей полетов в космос, в отличие, например, от Валентина Глушко, которого можно назвать настоящим пионером ракетно-космической отрасли. Он с юности переписывался с Циолковским и, будучи совсем еще молодым, написал книгу о целях космонавтики. Королев же хотел устанавливать рекорды на своих планерах, потом переключился на самолеты, но и здесь были Андрей Туполев, Александр Яковлев — великие авиаконструкторы, которые превосходили Королева, он это прекрасно осознавал.
Интерес к ракетным двигателям на самолетах привел Королева в ракетную технику. Здесь он увидел новые и совершенно неизведанные возможности. Он познакомился с Фридрихом Цандером, одним из создателей первой советской ракеты на жидком топливе, с которым стал организовывать ГИРД — научно-исследовательскую группу изучения реактивного движения.
Правда, Цандер был сторонником идеи полетов на Марс, вступления в контакт с марсианами, в которых, как и многие тогда, верил.
— В отличие от него Королев был не идеалист, а прагматик?
— Он четко понимал, что полеты к другим планетам — дело отдаленного будущего, поэтому исходил из более практических соображений. Давайте сегодня сделаем самолет, на который установим ракетные двигатели, потом он будет летать в стратосферу, потом еще выше, и в какой-то момент, может быть, у нас получится вывести его на орбиту.
Фактически Королев проектировал космоплан, и в этом была своя логика. Даже Циолковский, который поначалу считал, что можно сразу делать управляемые баллистические ракеты, отправлять их на орбиту, стыковать и делать станции, к концу жизни пришел к выводу, что надо прежде использовать опыт авиации, который был огромным. Как-никак, человечество летало уже 30 лет, самолетостроение развивалось стремительно, авиаторы были героями, покорявшими Северный полюс.
Королев хотел быть среди этих рекордсменов, но рвался еще выше.
Целеустремленный человек, он не мог не быть хорошим организатором. Люди, с которыми ему приходилось работать в ГИРД (Группа изучения реактивного движения. — Примеч. ред.), были в основном энтузиастами. Дисциплины не было никакой, трудились фактически даром. Чтобы получать с них максимальную отдачу, требовалось для начала обеспечить им элементарные бытовые [условия] и только после этого говорить про культуру труда, технологические нормы и правила безопасности.
«Вы находитесь здесь»
— Он был гений, эффективный менеджер или и то, и другое?
— В разоренной Гражданской войной стране с чрезвычайно низкой культурой производства любой эффективный менеджер будет выглядеть гением. Это ведь человек, который заботится не только о достижении задачи, но и о людях, которые эту задачу выполняют. Впоследствии Королев из захолустного подмосковного поселка создаст для работников отрасли очень продвинутый по тем временам город, который сегодня назвали бы «технокластером». До сих пор в Королеве видишь таблички «построено при Сергее Королеве».
Уже в начале пути он видел, что при том ничтожном финансировании, которое выделяют его коллективу, ничего серьезного сделать не удастся. Единственная организация, где есть дисциплина, где заботятся о работниках и выполняют все по первому требованию, — это, конечно, армия. Он стал искать контакты среди военных, доказывая, что ракеты вообще, и его ракетоплан в частности, могут быть использованы для оборонных целей. Ракетоплан станет скоростным перехватчиком, а если его сделать беспилотным и радиоуправляемым, то получится отличная крылатая ракета (или, как тогда говорили, ракетная торпеда).
Сергей Королев
Вскоре Королев познакомился с ГДЛ — газодинамической лабораторией в Ленинграде, — которую курировал [Михаил] Тухачевский и где как раз работал Валентин Глушко. В ГДЛ была наработана достаточно мощная база по двигателям, и Королев предложил объединить ленинградскую лабораторию с московским ГИРДом. Тухачевский согласился. Так появилась сильная организация, где разрабатывали ракеты и ракетопланы. Работа пошла.
— Известно, что человек в космосе военным был не нужен, их интересовал корабль-разведчик, и именно Королев «пробил» полет Гагарина. Как ему это удалось?
— Космический корабль начали разрабатывать довольно рано, еще в 1959 году, но военных это не очень интересовало. Системы радиоуправления были неплохо развиты, и можно сделать абсолютно автоматизированный спутник-разведчик.
Но для Королева полет человека был принципиально важен как один из этапов освоения космоса.
Он при всяком удобном случае вставлял, что корабль-спутник будет обязательно еще и пилотируемым. Ему вычеркивали, а он снова вписывал.
Когда было наконец получено постановление о разработке разведывательного корабля-спутника, он отдал ее в другой отдел, где стали проектировать «Зенит-2», а сам целиком сосредоточился на пилотируемом варианте.
Королева поддерживали Мстислав Келдыш и Академия наук, у них был неотразимый для военных аргумент: мы не знаем, как будет выглядеть Земля из космоса, вдруг в наши приборы человеческим глазом вообще нельзя будет ничего рассмотреть? Да, можно сфотографировать, а потом проявить пленку, но это долго, а если надо оперативно передать необходимые координаты вражеской танковой колонны? Необходимо проверить, как человек из космоса может воспринимать объекты на земле и в океане. Это в том числе входило в задачу Гагарина.
Юрий Гагарин и Сергей Королев
Титов тоже оценивал зрительные возможности космонавта. Кстати, выяснилось, земля очень быстро бежит, и оптический прибор за ней не успевает. Далее Николаев, Попович отрабатывали возможность воспринимать космический аппарат противника на орбите и возможности наведения — такие вот прототипы звездных войн.
Но для Королева все это не главное. Ему было важно, что мы продвигаемся в космос, находимся в нем все дольше, запускаем два корабля рядом, а значит, в дальнейшем сможем их состыковать в орбитальную станцию. А если соединим орбитальную станцию с разгонным блоком, то получим технику нового уровня, способную летать на Луну и на Марс.
Вот такие стояли перед ним задачи, это видно по его записям, выступлениям и статьям, которые он писал под псевдонимом К. Сергеев. Он формулировал то, что уже сделано, что делается сейчас и что предстоит. Как в меме про Илона Маска: «Вы находитесь здесь».
«Если бы Королев стал главным инженером института, то вряд ли смог бы спастись»
— Почему Королева обвинили в антисоветской деятельности, посадили, и никто его не защитил? Неужели никто не мог сказать Сталину: «Вот этого лучше не трогать, он пригодится на свободе»?
— Поразительно, что поначалу ему предъявили обвинение в перерасходе средств, поэтому сложился неприятный миф о том, что, дескать, Королев разбазаривал народные деньги.
Но если бы он действительно разбазаривал, ему бы светило в худшем случае три года, да и то, может быть, условно. Однако его пристегнули к контрреволюционному троцкистскому заговору, а это — высшая мера.
За него заступились летчики, герои СССР, узнавшие от его матери о том, что происходит.
Когда генерал Василий Ульрих утверждал расстрельные списки перед тем, как передать их Сталину, он всегда кого-то вычеркивал. Остальные отправлялись под расстрел. Королева спасло то, что, в отличие от Ивана Клейменова и Георгия Лангемака, он не руководил Реактивным научно-исследовательским институтом. Тогда поощрялась так называемая борьба с вредительством, и на начальников активно писали доносы. Если бы Королев был главным инженером института (к чему стремился), то вряд ли смог бы спастись.
И он, и Глушко были очень мощными, заметными людьми, когда в коллективах проводились «чистки», они автоматически попадали под удар. У них были завистники, недоброжелатели, тем более что Сергей Королев, будучи очень амбициозным человеком, стремился все максимально держать под контролем. Но дело не в личных качествах и не в конкретных людях, которые писали доносы (их имена хорошо известны), а в самой системе, которая позволяла эти доносы превращать в расстрельные приговоры.
«Глушко и Королев снова трудились бок о бок — теперь в шарашке»
— Каким образом удалось перевести Королева в тюремное конструкторское бюро — «шарашку»?
— Шла война, и конструкторы были очень нужны. Сначала Королева вытребовал к себе Туполев, который тоже находился в заключении. Он помнил, что был такой хороший авиаконструктор, и попросил его себе в помощь для разработки бомбардировщика.
Как только эта работа была закончена, Королев стал писать докладные записки, что необходимо создать ракетный самолет, который сможет атаковать с большой высоты и легко отрываться от погони. Кроме того, он предложил на базе «Катюш» создать дальнобойные ракеты Д-1 и Д-2.
Записки не остались без внимания и были направлены Валентину Глушко, который тоже работал в шараге и разрабатывал ракетные двигатели для истребителей.
Эти два выдающихся человека снова стали работать вместе, теперь уже в тюрьме.
В военное время требовались быстрые решения, поэтому на сей раз они разрабатывали не ракетоплан, а создавали для обычных перехватчиков и бомбардировщиков двигатели форсажа, которые позволят им ускоряться в любой момент.
— Разработали?
— Немцы все-таки оказались первыми. Они применили в 1944–1945 годах «Фау-2», которые дали им огромное преимущество в воздухе. Это была техника совершенно нового уровня, — ракеты, летающие почти на 300 километров и поднимающиеся на высоту выше 100 километров. Об этом мечтали основоположники ракетостроения и космонавтики, и вот оно появилось. Сталин, Черчилль, все союзники были поражены и после войны бросились искать эти технологии. Разумеется, и Королев, и Глушко, и другие специалисты, которые находились на свободе, были отправлены в оккупированную Германию, чтобы воспроизвести «Фау-2».
Полигон Капустин Яр. 1947 г.
Через несколько лет у нас открылся полигон Капустин Яр, где запускали сначала «Фау-2», а затем ее аналог, ракету Р-1, которая все-таки очень сильно отставала от немецкого оригинала. Советским технологиям в то время было еще далеко до европейских, и, чтобы сократить разрыв, культуру производства приходилось менять не на ходу, а на бегу. Не зря у Королева была репутация очень вспыльчивого человека, который вовсю распекает подчиненных. Многие вспоминали о его грубости и обидах, которые он наносил.
Но кстати, он никого не увольнял, и уж точно никого не сажал. Если кто-то совершал крупные ошибки — а при разработке новейших аппаратов и технологий без косяков не обходится, — он всегда покрывал и защищал.
— Какие у Королева были отношения с Гагариным?
— В известной мере Королев создал Гагарина. Когда речь зашла о том, кто полетит в космос, он принципиально дистанцировался от опытных и своенравных летчиков-испытателей. Ему казалось более перспективным искать кандидатуру среди молодых лейтенантов, гарнизонных летчиков, и, пока они готовятся, учиться запускать все более мощные космические корабли. Пусть космическая отрасль растет вместе со своими космонавтами, из которых со временем получатся командиры.
Естественно, он рассчитывал и на то, что для этих молодых людей он будет царь и бог, это будут его постоянные сторонники и союзники. Юрий Гагарин идеально подходил на роль такого человека, он бесконечно уважал Королева.
Гагарин был настолько расположенным и открытым, что его невозможно было не полюбить.
Поэтому отношения были самые теплые. Они переписывались, вместе отдыхали и дружили семьями даже после гибели Гагарина и смерти Королева. Если вы приедете в город Гагарин, то увидите там подарки, которые они дарили друг другу.
«Луну они нам проиграют, это точно»
— Насколько для честолюбивого Королева была тягостна его засекреченность? Он же никогда не публиковался под своим именем.
— Единственная статья, где он подписался как Сергей Королев, вышла в газете «Правда» к 100-летию Циолковского, в сентябре 1957 года, незадолго до запуска спутника. А в газете «Известия» примерно в это же время вышла большая статья Валентина Глушко. Они рассказывали о целях и задачах советской космонавтики, говорили о полетах на Луну. Смешно, что американские разведчики расшибались в лепешку, выясняя, кто же отец советской космической программы, а тут оба основателя просто взяли и написали статьи в центральной прессе. Но в дальнейшем такого не повторялось.
Конечно, Королев мечтал рассказывать о своих достижениях, встречаться с коллегами во всем мире, а его не выпускали даже в Чехословакию. Хрущев и Брежнев красовались с космонавтами на всех фото, но Королеву и рядом нельзя было встать.
Никита Хрущев, Юрий Гагарин и Герман Титов на трибуне Мавзолея
Его раздражало, что мировая общественность «отцом» первого Спутника считала академика Леонида Седова, потому что в момент запуска он находился за границей и первым сообщил об этом огромном прорыве, в то время как люди, не щадившие себя и сделавшие основную работу, находились в глухой тени.
Королев был состоятельным по советским меркам человеком. Собственный дом, машина, лучшие курорты и даже, по сути, личный самолет. У него были государственные награды, академические звания, но разве счастье в этом? Он надеялся, что в конечном итоге про него все-таки расскажут, он до этого доживет, как дожил его главный соратник Валентин Глушко, который выступал с лекциями, писал под своим именем статьи.
— Когда это изменилось?
— В прессе 1966 года фамилия Королева отсутствует в принципе. «Главный конструктор», и никак иначе.
Даже Гагарин в своей книге «Дорога в космос» ни разу не называет его по имени.
И вот 14 января Королев умирает — и как будто прорывает плотину. Государственные похороны, Кремлевская стена, огромные почести. Появляются книги о нем, отдельными изданиями выходят его работы, в тематических сборниках по истории авиации и космонавтики ему отводится почетное место, мир узнает наконец, кто он, этот загадочный Главный конструктор. Существует даже анекдот, что Вернер фон Браун, узнав о смерти Королева, сказал: «Выходит, мы конкурировали с одним-единственным человеком, а теперь он умер? Ну теперь Луну они нам проиграют, это точно».
Конечно, он не был одним-единственным, просто другие конструкторы — такие, как Василий Мишин или Константин Феоктистов — все еще были засекречены и публиковались только под псевдонимами. А с Королева сняли блок, и он стремительно превратился в легенду.
— Есть ли лично для вас загадка в Королеве, которую помогли бы решить еще не до конца рассекреченные архивы?
— Уже очень много опубликовано: его записки, переписка с женой, документы, которые он визировал, какие-то пометки, переписка с Гагариным. Единственное белое пятно — это как он на самом деле относился начальству страны, которое, с одной стороны, осыпало его наградами, а с другой стороны — превращало в человека без имени.
Сергей Королев с женой Ниной
После смерти Сталина Королев писал, что теперь непонятно, как жить и работать без Иосифа Виссарионовича. Казалось бы, это странно слышать от человека, еще не полностью реабилитированного, который, несмотря на все награды, формально остается «врагом народа». Но, я думаю, здесь сыграло роль ощущение неопределенности. Только-только жизнь и работа наладились, а как будет мести новая метла? Не изменится ли политика? Было тревожно за окружающих людей, за создаваемую отрасль, тем более что за две недели до смерти Сталин подписал решение о начале работы над проектом этой дальней межконтинентальной ракеты, которая впоследствии будет называться Р-7.
Словом, лично мне было бы интересно узнать, что Королев на самом деле думал про советских вождей, но вряд ли нам здесь помогут документы.