Во время всеобщего возмущения запретом иностранного усыновления священник Сергий Круглов напоминает о детях, которых не защитить никаким законом и никакой отменой закона.
Священник Сергий Круглов
Каждый ребенок, каждый человек, грядущий в мир — несет в себе негасимый свет Божий, свет Солнца Правды, просвещающего лежащий во зле мир.
Досужие богословы, библейские археологи и искатели «исторического Иисуса» до сих пор спорят о том, было ли Вифлеемских младенцев, убиенных Иродом, именно четырнадцать тысяч или поменьше, а то и о том, существовали ли они вообще…
По слову святителя Григория Великого, слова можно опровергнуть словами, а жизнь — ее чем опровергнешь?
Жизнь у нас в России такова, что многим женщинам без слов понятна трагедия гибели безвинных детей. И к иконам святых мучеников Вифлеемских, память которых отмечает Церковь в эти дни, идут и идут те, кто делал аборты по своей или чужой воле, те, кто считал, что без «обузы», без детей, жизнь будет легка и счастлива, чье сердце, минуя ученые доказательства, а равно — разнообразные веяния нынешнего века, взывает само:
«Сверстницы дети — страдальцы Христова воплощения, Иродово неразумное ослепиша неистовство и очи всесветлии Церкве явишася»…
Помню, однажды, много лет назад, я дежурил в Минусинском храме, был дежурный поп, как это называется.
И вот рано утром приходит мужик — такой из обычных, красношеий и крепкий — и говорит: «Я вас прошу к моей жене приехать… Ей надо исповедоваться и причаститься».
Надо так надо… поехали.
Я приехал (женщине еще не было 50), у нее был рак в последней, неоперабельной стадии, все сделал, что можно в этой ситуации: поисповедал, причастил, пособоровал.
И вижу: от всего церковного она, в общем, далека.
Что такое «исповедаться» и «причаститься» — ни в зуб ногой не знает.
Ну и давай я расспрашивать: как вам в голову пришло прибегнуть к таинствам Церкви, зачем вы священника призвали, и всё такое…
И она рассказала.
Ей в ту ночь, накануне нашей встречи — приснился сон. У женщин это часто бывает — видения и сны…
— Снится, говорит, мне сон, что захожу я в наш Спасский собор в Минусинске, как обычно — поставить свечку. Чего еще в храме делать — я и не знаю, только знаю, что свечки ставить… вот и ставлю. Свечей много, все пылает ими, вокруг все их ставят… А у меня почему-то свечи — это не свечи, а маленькие человечки, живые. Корчатся молча от боли и горят в огне… «Что это?!« — закричала я. А голос за спиной, такой… свой, родной, твердый, но ласковый голос, любящий такой, говорит: «Это все твои дети. Тебе бы надо исповедаться и причаститься»….
Я проснулась и поняла: я ведь сделала много абортов. Это горят мои нерожденные дети.
Вот сразу мужа и отправила к вам.
Отношения матери и детей — прямые, не опосредованные. Исконные.
Божьи.
Они минуют как обскурантистское, так и либеральное церковное бла-бла-бла.
Маме — ей не надо особо проповедовать и пропагандировать о детях. Она все знает сама. Сердцем, нутром своим.
И потому нынешние «актуальные» споры о том, надо ли отдавать детей на усыновление за границу, не надо ли, как с детьми быть и как их растить — видятся мне в некоторой степени актуальными, конечно, но… с какого-то не того конца начатыми.
Спасите лучше в первую очередь не детей — маму. Вот ее.
Вот эту Рахиль.
Русскую, таджикскую, чеченскую, любую…
Рахиль-лимиту.
Дайте ей отдышаться.
И она заплачет. В голос. И плачем расскажет всё и обо всём.
Не о — «чём».
О ком.
Рахиль заплачет о детях своих.
Которых нет.
Четырнадцать тысяч Вифлеемских младенцев
Ученый библеист пожевал губами
И молвил, как молвят малым детям — снисходительно и терпеливо:
«Ну как можно почитать церковно
Четырнадцать тысяч Вифлеемских младенцев!
Ведь вы образованный человек — и вы туда же!
И в трёх городишках, подобных Вифлеему,
Не набралось бы столько жителей, не то что детей!
Миф, миф, это давно известно!
Простецкое благочестие!»
Он развернулся, поддёрнул
Черные очки на курносом тюбингенском носу
И побрёл, палочкой ощупывая дорогу,
Твердо и осторожно ступая
В тени акаций и лип, в пятна
Медового света.
Город, как фонтан, звенел ребячьими голосами,
И дети, играющие в классики, посторонились,
Чтобы дать дорогу слепому.
«Доброе утро!» — но слепой не слышал,
Так как был, в придачу, глухим: учёным библеистам,
Что там, на земле, что здесь, в Царстве Христовом,
Органы чувств, собственно, ни к чему.
Он брёл, что-то бормоча, пожёвывая губами,
Сквозь небесный Вифлеем, многомиллионный
Город детей.
Читайте также:
Прот. Максим Обухов: «Нужно помочь женщине сделать выбор в пользу ребенка»
Убийство нерожденных детей: Как мы теряем сострадание (+ видео)