Что можно еще рассказать о празднике Крещения Господня, о котором все и много знают, так, чтобы почувствовать праздничный дух, благодать и Промысл Божий? Что можно вспомнить или какие мысли обдумать в этот день? Что поможет человеку на Земле прийти в умиление и почувствовать дыхание Горнего мира…
По слову святителя Игнатия (Брянчанинова), одна неверная мысль о духовной жизни, принятая человеком, может извратить весь внутренний строй его. Чтобы с нами этого не случилось, мы должны тщательно разобраться и уяснить себе, что именно содержит Церковь в качестве главного, неотъемлемого, а что в Церкви — второстепенное, обусловленное историей и социально-культурными формами ее, чтобы не путать одно с другим…
Итак. Чехов.
Как ни странно, первый раз в сознательной жизни наше поколение с праздником Крещения могло столкнуться ни через бабушку, ни через чьи-то рассказы о силе крещенской воды, а через Чехова.
Читая собрание сочинений писателя, совершенно случайно(неслучайно!) останавливаешься на рассказе «Художество». Как-то раньше он проходил мимо. А тут просто пропадаешь- перечитываешь его несколько раз за вечер. Небольшой, совершенно замечательный рассказ, в котором великое и смешное идут рядом, смех сквозь слёзы, ком в горле и одновременно лёгкость на душе.
Главный герой — как многие чеховские герои — смешной, жалкий, ничтожный человек. Но…у него — Талант! Он каждый год на Крещение делает «Иордань»! Да такую, что любому видно — перед ним настоящий творец прекрасного!
«Серёжка бегает по селу, как угорелый. Он спотыкается, бранится, клянётся, что сейчас пойдёт на реку и сломает всю работу. Это он ищет подходящих красок.
Карманы у него полны охры, синьки, сурика, медянки; не заплатив ни копейки, он опрометью выбегает из одной лавки и бежит в другую. Из лавки рукой подать в кабак. Тут выпьет, махнет рукой и, не заплатив, летит дальше. В одной избе берёт он свекловичных бураков, в другой луковичной шелухи, из которой делает он жёлтую краску. Он бранится, толкается, грозит и… хоть бы одна живая душа огрызнулась! Все улыбаются ему, сочувствуют, величают Сергеем Никитичем, все чувствуют, что художество есть не его личное, а общее, народное дело. Один творит, остальные ему помогают. Серёжка сам по себе ничтожество, лентяй, пьянчуга и мот, но когда он с суриком или циркулем в руках, то он уже нечто высшее, Божий слуга».
«Иордань» получается у него такая, что со многих окрестных сёл люди специально приходят на праздник. Мастер продумывает всё до мелочей — от величины специальных колышков до выражения глаз ледяного голубя на верхушке креста. А описание крещенского утра в рассказе! Так и хочется очутиться там и ощутить вместе со всеми волнение перед тем, как снимут покровные рогожи с Серёжкиного ледяного сооружения.
«Наверху раздаётся благовест… Тысячи голов обнажаются, движутся тысячи рук,— тысячи крестных знамений!
И Серёжка не знает, куда деваться от нетерпения. Но вот, наконец, звонят к «Достойно»; затем, полчаса спустя, на колокольне и в толпе заметно какое-то волнение. Из церкви одну за другою выносят хоругви, раздаётся бойкий, спешащий трезвон. Серёжка дрожащей рукой сдёргивает рогожи… и народ видит нечто необычайное. Аналой, деревянный круг, колышки и крест на льду переливают тысячами красок. Крест и голубь испускают из себя такие лучи, что смотреть больно… Боже милостивый, как хорошо! В толпе пробегает гул удивления и восторга; трезвон делается ещё громче, день ещё яснее. Хоругви колышутся и двигаются над толпой, точно по волнам. Крестный ход, сияя ризами икон и духовенства, медленно сходит вниз по дороге и направляется к Иордани. Машут колокольне руками, чтобы там перестали звонить, и водосвятие начинается. Служат долго, медленно, видимо стараясь продлить торжество и радость общей народной молитвы. Тишина.
Но вот погружают крест, и воздух оглашается необыкновенным гулом. Пальба из ружей, трезвон, громкие выражения восторга, крики и давка в погоне за колышками. Серёжка прислушивается к этому гулу, видит тысячи устремлённых на него глаз, и душа лентяя наполняется чувством славы и торжества».
И именно в этот момент — совершенно неправославный или нецерковный человек — может ощутить радость и величие праздника!
Зима. Крещенское водосвятие. Кустодиев Борис Михайлович
Иордан принял в свои воды Того, повелением Которого начал свое течение. Как повествует Евангелие, после принятия крещения Господь тотчас вышел из воды. Об этом «тотчас” церковное предание повествует, что святой Иоанн Креститель каждого крестившегося у него человека погружал до шеи и так держал его до тех пор, пока тот не исповедовал все свои грехи. Только после этого человеку дозволялось выйти из воды.
Христос же, не имевший грехов, не мог удерживаться в воде, поэтому тотчас и вышел из реки. Когда же Он выходил из воды, отверзлось небо, и Дух Святой нисшел на Него в телесном виде как голубь, и был глас с небес, глаголющий: Ты Сын Мой Возлюбленный; в Тебе Мое благоволение! Подобно тому, как во дни Ноя голубица возвестила об умалении воды потопа, так и здесь подобие голубя указывало на окончание потопа греховного. Дух Святой явился людям в виде голубя потому, что эта птица символ любви, чистоты и кротости. Так и Дух Святой есть источник чистоты, пучина человеколюбия, учитель кротости и мира.
Согласно церковному преданию, проповедь Иоанна Предтечи, а также крещение им Спасителя происходили на месте древней переправы через Иордан, приблизительно в 5-ти километрах от впадения реки в Мертвое море. Уже во времена царя Давида здесь был устроен паром, а в 19-м столетии это место именовалось “Паломническим бродом” — из-за множества паломников, стекавшихся сюда для омовения в водах Иорданских.
Именно этим путем за 12 столетий до Рождества Спасителя вступил древний Израиль, предводимый Иисусом Навином, в Землю обетованную. Здесь же, за тысячу лет до Боговоплощения, переправился за Иордан царь Давид, убегая от восставшего на него его собственного сына Авессалома. В этом же месте переправлялись через реку пророки Илия и Елисей, а уже в христианскую эпоху этим же путем ушла в заиорданскую пустыню оплакивать свои грехи преподобная Мария Египетская…
Запорожские новомученики
Изучая жития запорожских новомучеников, поражаешься до глубины души рассказом о жизни, а особенно о смерти новомучеников — протоиерея Михаила Шафанова и его супруги Софии.
Они не дожили всего несколько дней до Крещения. Люди-звери из их же села решили расправиться с «попом», которого они до сих пор притесняли как могли, а он знай себе молится и будто бы и горя не знает.
Полынья в реке была подготовлена заранее. Они пришли забрать одного батюшку в его последний скорбный путь, но матушка София не смогла оставить своего супруга и решила до конца быть рядом с ним и разделить его участь. Отца Михаила и матушку Софию привели к реке, полностью скованной льдом. Лишь полынья, изощрённо приготовленная загодя, зловеще выделялась на белом льду.
«Ну что, поп, допрыгался, раньше ты крест на Крещение туда опускал, а теперь сам вместо креста в воду пойдёшь».
Компания батюшкиных мучителей весело гоготала над такой, как им казалось, удачной и остроумной шуткой. Они привязали своим жертвам камни на шеи, связали руки — всё, вроде бы. Батюшка попросил дать несколько минут перед смертью для молитвы. Почему-то им это разрешили сделать.
Отец Михаил, которого так любило всё село, кротко остановился на краю проруби. Скольких односельчан он проводил в последний путь, сколько усопших душ отпел перед путешествием в вечность? Думал ли, что придётся самому себя отпевать в последний путь?
Мучители подождали, пока супруги неумело перекрестятся туго связанными руками, и столкнули их в ледяную полынью, воду которой через несколько дней должен был освящать батюшка на праздник. А он не дождался праздника и освятил её чуть раньше — своей предсмертной молитвой и крестным знамением — двумя руками вместе, обвитыми верёвкой…
Есть Промысл Божий, который помогает уразуметь, что «Бог всем человекам хочет спастись и в познание истины прийти» (1 Тим. 2, 4)! У Господа к разным людям разный подход. К китайцам один, к евреям другой, к русским – третий, к сербам четвертый. К каждому Бог старается подобрать ключик, не только ко всему народу в целом, но и к каждой отдельной личности. А цель одна – спасти душу от греха.
Протоиерей Александр Овчаренко и Татьяна Воробьева