Русская культура была сметена ураганом революции
– Икона всегда развивалась и менялась – но именно как искусство, прежде всего литургическое. Существовала также религиозная живопись, которая через трактовку религиозных сюжетов давала возможность художнику выразить свои мысли по этому поводу. Вписываются ли эти принципы в то, что принято называть христианским актуальным искусством?
– После того, как был сформулирован догмат об иконопочитании на VII Вселенском Соборе в 787 году, иконопись начала развиваться по своим специфическим законам примерно до XV века, когда на Востоке пал Константинополь и развитие искусства прекратилось, а на Западе началась эпоха «Возрождения». Это можно охарактеризовать тем, что люди «устали ждать» пришествия Царствия Небесного и занялись обустройством жизни на земле. Католическая Церковь начала активно адаптировать все новейшие достижения искусства своего времени.
Несколько лет назад в Третьяковской галерее с большим успехом прошла выставка шедевров Ватиканской пинакотеки, которая наглядно показала, как развитие западного искусства привело к его полной десакрализации. Я тогда охарактеризовал ее так – «Вниз по лестнице, ведущей вверх».
Выставка из коллекции музеев Ватикана – наглядная иллюстрация истории расцерковления католического искусства. Сначала приличные иконы. Потом они теряют надписание, становятся религиозными картинами. Под музыку ангелов с лютнями начинается эпоха «Возрождения». Вперед вылезает телесность и эмоциональность. Героев обуревают дикие страсти. Затем изображение постепенно стушевывается в сумерках психологизма, и сердце успокаивается астрономическими наблюдениями планет Солнечной системы в ночи. Школьников можно водить!
Закончилось все это тем, что сейчас в католических храмах все чаще можно встретить православные иконы. Наверное, это не случайно.
В России, начиная с никонианского раскола, современные западные веяния тоже стали постепенно влиять на церковное искусство и с тем же успехом. Хотя надо сказать, что к концу XIX века наша Церковь все же начала задумываться о том, что литургическое искусство отличается от светского не только тематикой. Появились труды о богословии иконы, о том, чем она отличается от религиозной живописи. Ученые занялись расчисткой старых икон, во многом открывая иконопись для себя заново.
Потом произошла катастрофа. Русская культура была сметена ураганом революции вместе с ее носителями. Как во все это вписывается современное христоцентричное искусство? Сложно вписывается. Искусство XX века развивалось в направлении богоборчества и революционной эстетики. Религиозные течения первого русского авангарда были забыты и замолчаны советскими искусствоведами.
– Но русский авангард был в том числе и богоборческим и в какой-то мере причастным к событиям революции.
– До 1913 года русский авангард регулярно обращается к религиозной тематике. Посмотрите раннего Малевича. Сейчас уже показываются и публикуются его досупрематические работы. Потом произошел какой-то перелом. Почему он случился, никто пока не исследовал. Сейчас мы практически открываем его для себя заново.
Второй русский авангард в 60-70-е годы прошлого века тоже имел религиозную составляющую. Часть современных иконописцев направления «авторской иконы» (по определению искусствоведа Ирины Языковой) вышли оттуда.
Третий русский авангард – искусство эпохи перестройки – был уже весь практически светским, за единичными исключениями. И хотя современная художественная ситуация остается довольно плачевной, несмотря на усилия нескольких подвижников, включая меня, надежда умирает последней, как говорится. Сначала вера, потом любовь.
Такая ситуация сложилась, потому что подпольное искусство 80-х в основном питалось из европейских источников, далеких от религии. Европейские интеллектуалы тогда были большей частью радикально левыми: троцкисты и маоисты, подросшие дети революции 68-го года, к 80-м получившие значительную власть в культурных институциях и фондах.
Сам принцип творчества основан на вере
– Икона развивалась логично, это развитие базировалось на жизни художников внутри Церкви, на глубинном понимании традиции. Не было такого: «А давайте-ка я создам нечто новое», но в итоге новое получалось. Вы действительно считаете, что в церковном искусстве не должно быть модернизации? Какой путь взаимодействия иконописи и светского искусства вы предлагаете?
– Я противник «модернизации» иконописи по лекалам современного светского искусства. Литургическое искусство развивается по своим специфическим законам. Их иконописцам и надо придерживаться. Кстати, я совершенно не понимаю часто встречающейся критики: дескать, почему иконописцы обращаются к образцам древней иконописи, у нас, мол, XXI век на дворе. Обращение к архаичному художественному языку, к примитиву в светском искусстве называется авангардом, «актуальным» искусством, а то же самое у иконописцев объявляется мракобесием и ретроградством. Абсурд какой-то.
Когда я определял термин «христоцентризм», то писал, что этим термином можно охватить несколько кругов сакрального творчества современных художников, взаимодополняющих друг друга.
Первый и наиболее узкий круг – это круг литургического, канонического церковного искусства вокруг его центра – престола, алтаря. Сюда входит и авторская икона – направление, начавшее складываться в последнее десятилетие после прекращения гонений на Церковь прежней богоборческой властью, церковная утварь, литургическая музыка, богослужебная гимнография, храмовая архитектура.
С ним в какой-то степени пересекается более широкий круг неканонического или светского современного искусства, говорящего о христианской проблематике современным художественным языком. Оно связывает реалии и проблематику современного общества с исторической традицией, молитвословие с богословием, литургию с проповедью, миссией, исповедью, отражением личного духовного опыта.
Третий, самый широкий круг – искусство, связанное с христианством опосредованно, близкое ему по духу, мировоззрению. Творчество, характер которого сформировался в результате преображающего воздействия христианства на ландшафт всей мировой культуры.
Я не раз говорил, что, по сути, сам принцип творчества основан на вере. Поэтому, можно сказать, искусства без веры не бывает в принципе, и вопрос может стоять только о ее характере – человекобожеском или же богочеловеческом. Поскольку я христианин, то для меня богочеловеческий характер искусства и его идеал очевиден. И Церковь, разбираясь в вопросах веры гораздо лучше отдельных художников, пытающихся заново изобретать велосипеды, может помочь развитию современной культуры, направив его в нужное русло.
Вообще, тема религиозности искусства последнее время стала звучать у светских искусствоведов все заметнее. Очевидно, сказывается кризис секулярного мировосприятия. Спектр различных интерпретаций этой «новой» религиозности очень широк. В связи с чем стоит напомнить о замечании протопресвитера Александра Шмемана, что нет ничего проще, чем играть на абстрактной «религиозности».
Но неочищенная, непросветленная религиозность – и есть средоточие демонического в мире. Именно поэтому объединяющим центром сакрально-художественного пространства, интересующего нас, должен быть Христос – Спаситель мира, задающий направление вектора развития творческой личности, дороги к себе.
С другой стороны, как заметил иеромонах Макарий (Маркиш) на круглом столе по итогам выставки «Двоесловие/Диалог», и Церкви без современной культуры не обойтись. Церковь – организм богочеловеческий: человек меняется, и она меняется. Церковь сейчас становится силой, выходящей за пределы церковной ограды. И миссионерское начало Церкви замечательно соединяется с различными жанрами и аспектами современного искусства. Поэтому объединять литургическое и светское современное искусство, безусловно, нужно. Другое дело, как?
В 2013 году мы сделали в Московском музее архитектуры выставку «Дары», где светское и церковное современное искусство объединилось единой экспозицией, включавшей современную каноническую авторскую икону, храмовую мозаику, светскую христианскую живопись, скульптуру, объекты, мультимедийные инсталляции, работы как воцерковленных, так и невоцерковленных художников. Выставка имела рекордную для музея посещаемость, вызвала многочисленные положительные отзывы, особенно у верующей публики. На мой взгляд, эта выставка убедительно показала возможность конструктивного взаимодействия церковного и светского современного христоцентричного искусства в едином культурном пространстве.
Современный художественный язык – не препятствие для христианской культуры. Церковный и светский художественные языки не только не противоречат, но и дополняют друг друга, связывают реалии и проблематику современного общества с исторической традицией, литургическое действие и проповедь, молитвословие и богословие. Такую полифоническую форму экспозиции я считаю эталонной, наиболее актуальной для масштабных публичных художественных проектов, способной заинтересовать зрителей разных взглядов, стилевых предпочтений, жизненного и культурного опыта.
– Уже привычно, что современное искусство – это про эпатаж, про игру со смыслами и так далее. Может ли оно бережно обходиться с сакральным?
– Да, и примеров много. Это и проект РОСИЗО «Вне канона», включавший целую серию передвижных выставок по России в 2014-2016 гг., и проект Российской академии художеств «Византия.RU», организовавший фестиваль современного христоцентричного искусства в Херсонесе в 2015 году, сразу после воссоединения Крыма с Россией, и коллекция священника Андрея Юренева «Музей современного христианского искусства», и недавняя выставка молодых кураторов Антона Беликова и Кэти Меладзе «После иконы» в Храме Христа Спасителя, и мои художественные и кураторские проекты.
Например, «Апофатика». Центральное произведение художественного проекта, созданного специально для выставочного зала Зверевского центра современного искусства, представляет собой 5 двусторонних зеркальных пластин, из поверхности которых вырезано и удалено слово ИИСУС, одно из именований Божиих, напоминая таким образом о моей работе «Имя Бога», известной публике.
Отражающееся на остающейся поверхности пластин окружающее пространство, включая находящихся там зрителей, можно охарактеризовать визуально как пространство, где Иисуса нет. Мир без Бога. В то же время пустоты в пластинах, очерчивающие отсутствующее слово, сливаясь с атмосферой помещения, делают воздух «умным», приводят зрителя к ощущению невидимого присутствия Бога, повсюду разлитого в воздухе. Христос посреди нас.
Этапы развития диалога Церкви и современного искусства можно коротко обозначить и описать наглядно в выставках, которые организованы с моим участием.
Первый шаг. Выставка «Двоесловие/Диалог» в нартексе храма мч. Татианы при МГУ. Церковь открывает двери и пускает на свою территорию искусство актуальных художников, наглядно демонстрируя открытость и готовность к диалогу с современной культурой. Несмотря на местами достаточно ожесточенную полемику, выставка вызвала интерес и широкий резонанс у аудитории, как светской, так и церковной.
Второй шаг. Выставка «Искусство и религия в пространстве современной культуры» Российской академии художеств. На одной выставочной площадке, хотя и в разных залах, рядом экспонировалось церковное и светское современное христианское искусство. Выставка прошла мирно, не вызвав никакой негативной реакции у публики.
Третий шаг. Выставка «Дары» в Государственном музее архитектуры.
В 2016 году все проекты в этом направлении были по неизвестной мне причине свернуты. Но сейчас ситуация вроде бы потихоньку опять улучшается.
У верующего художника не может быть желания оскорбить Бога
– Человек, даже не зная богословия иконы, поймет, чей образ на ней изображен. В религиозной светской живописи тоже все в этом смысле понятно. Почему же к работам современного искусства часто требуются пояснения?
– Я не вижу здесь противоречий. Язык современного искусства понимают единицы. Мы жили под железным занавесом 70 лет, любые направления искусства, кроме социалистического реализма, загонялись в подполье, если буквально не уничтожались. В результате в стране тотальная культурная неграмотность. Поэтому, конечно, надо объяснять, по крайней мере то, что можно объяснить. Со временем необходимость отпадет, но вряд ли скоро.
– Где для вас проходит граница между свободой творчества и тем, что недопустимо?
– Сама постановка вопроса: где для меня лично проходит граница, бессмысленна, по-моему. У меня как верующего человека не может быть желания оскорбить Бога вообще. О какой границе может идти речь? В каждой своей работе я хочу прославить Его.
Что же касается оценок чужого творчества, то если я считаю, что чье-то произведение может быть оскорбительным для меня, я лично стараюсь не смотреть на такие произведения. Если же меня, как публичное лицо, просят высказаться об этом, я не ухожу от ответа.
При этом я, как христианин, всегда прислушиваюсь к мнению священноначалия.
У меня был случай в 2008 году, когда «Винзавод» потребовал у меня справки из Патриархии, что мои работы не вызовут возмущения верующих.
Я обратился тогда за помощью к отцу Всеволоду Чаплину, и тот посоветовал мне убрать две работы из экспозиции, сославшись на то, что, по его мнению и мнению людей, с которыми он посоветовался, они могут вызвать у определенной части верующих неприятие. Я послушался его и убрал эти работы. Впоследствии на круглом столе такие священники, как отец Валентин Асмус и отец Федор Котрелёв, не нашли в этих работах ничего предосудительного для верующих. Да и сам отец Всеволод Чаплин через несколько лет изменил свое мнение. Так что тут все относительно.