Степлаг – лагерь для политических заключенных в системе ГУЛАГ, который располагался в поселке Кенгир, теперь это в пределах города Жезказган Карагандинской области Казахстана. Там в 1954 году состоялось восстание заключенных, описанное Александром Солженицыным в романе «Архипелаг ГУЛАГ», которое подавлялось с помощью танков.
Но до восстания была будничная лагерная жизнь, с ежедневной тяжелой работой – заключенные строили горно-обогатительную фабрику, деревообделочный завод, кирпичный завод. Заключенные сами возводили и те здания, которые были в лагере, а потом сами же их расписывали.
– На территории нашей страны и на территории других стран бывшего Советского Союза, где располагались лагеря ГУЛАГа, сохранилось совсем немного подобных объектов, – рассказывает директор Музея истории ГУЛАГа Роман Романов. – Началось все с того, что нашему другу Ермолаю Александровичу Солженицыну в Жезказгане местные исследователи и краеведы показали остатки разрушенных бараков и столовой. На одной из стен были обнаружены фрагменты росписи. Мы поняли, что эти росписи необходимо сохранить.
В июне 2019 года группой московских специалистов, в которую входили реставраторы К.И. Маслов и В.Р. Сабиров, химик-аналитик В.Н. Киреева и геолог Р.В. Лобзова, было проведено исследование живописи руинированного здания столовой 3-го отделения Степлага, инициатором которого выступил Музей истории ГУЛАГа.
– Настенные росписи были, возможно, и в других постройках лагеря, – рассказывает реставратор Константин Маслов, научный руководитель работы, – сохранившиеся фрагменты росписи были обнаружены лишь на одной из стен столовой.
Это здание, как он предполагает, было возведено одним из первых в лагере – кирпичный завод тогда либо еще не был построен, либо его продукция шла целиком на строительство горно-обогатительной фабрики. Заключенные строили здание из того, что в прямом смысле лежало у них под ногами: использовался местный камень – песчаник и алевролит, а в качестве кладочного раствора – лесс; на стены была нанесена лессовая штукатурка.
По словам Константина Маслова, можно утверждать, что при возведении здания была отчасти использована характерная для Средней Азии средневековая строительная технология. Снаружи, однако, здание столовой – с симметричным планом, отчетливо выделенным центральным входом и фронтонами, увенчивавшими стены – представляло собой образец «сталинского классицизма».
– Сохранились лишь две живописные композиции: «Рудник» и «Горно-обогатительная фабрика», а также фрагмент человеческой фигуры, – рассказывает Константин Маслов. – Плохая сохранность живописи – отставание и шелушение красочного слоя и множество утрат – объясняется тем, что она была исполнена непосредственно по лессовой штукатурке. Видно, что писал композиции художник-профессионал, но, очевидно, станковист, не очень понимавший, как следует готовить стену под масляную роспись. Помимо живописных композиций на одной из стен, на охристой покраске, мы нашли следы альфрейной живописи (живописной имитации объемного рельефа – прим. ред.). Ее, очевидно, исполнил художник, знакомый с этой техникой. Для сохранения живописи необходимо, в первую очередь, провести работы по консервации красочного слоя. Затем удалить с ее поверхности позднейшие покраски. Во время нашей с Вадимом Сабировым поездки в Жезказган мы разработали соответствующую методику работ.
Только после полного раскрытия композиций можно будет обсуждать их художественные достоинства. Конечно, реставраторы попытаются найти на живописи подпись художника, несомненно заключенного лагеря, хотя и сомнительно, что он оставил ее на своих произведениях.
Главная ценность композиций – прежде всего, историко-мемориальная – ведь это уникальный документ той эпохи.
– Первоначально, насколько я знаю, планировалось восстановить эти объекты для показа в таком виде, в котором они существуют сейчас. То есть реставрировать росписи и показывать их в руинированном здании столовой, – рассказывает Артем Готлиб, участник экспедиции, исполнительный директор Фонда Памяти. – К сожалению, Константин Ильич Маслов со своими коллегами после исследований рассказали, что этим планам не суждено сбыться. Если оставить живопись там же, незащищенной от дождей и ветров, она продержится только год-два…
Снятие живописного произведения со стены, по мнению Маслова, – вынужденная крайняя мера, хирургическая операция, к которой прибегают, когда нет другого способа его спасти. Прежде чем принять такое решение, специалистами – исследовательской группой были проведены серьезные исследования материалов живописи и разработана методика ее консервации и снятия со стены. У Константина Маслова есть опыт подобных работ. Вместе с коллегами он спас несколько фрагментов настенной росписи Спасской церкви поселка Морозовица под Великим Устюгом, а также композицию «Электрификация» из разрушенного Дома Стройбюро Болшевской трудовой коммуны в Королеве.
Росписи Степлага, как и сами руины лагеря, рассказывают о нашем относительно недавнем времени. Вокруг – никаких жилых построек, и здесь нам, жителям XXI века, можно остаться один на один с нашим пугающим прошлым.
Реставраторы не могут позволить себе, однако, эмоционально погрузиться в это прошлое.
– Наша задача заключается в том, чтобы понять, как наиболее грамотно спасти росписи, – говорит Вадим Сабиров, – в наши планы входит консервация и снятие росписей со стены, а в дальнейшем – их полная реставрация. Задача реставратора – в первую очередь именно сохранение живописи, мы не должны вмешиваться, привносить в нее что-то свое. А кроме того, свою реставрационную работу мы должны будем выполнять с «холодным рассудком», эмоционально отстранившись на некоторое время от тех драматических событий, которые когда-то разворачивались в этом месте…
По словам директора Музея истории ГУЛАГа Романа Романова, после завершения всех работ по реставрации планируется передача отреставрированных произведений в музейный фонд Республики Казахстан, презентация проекта в Москве и Нур-Султане, а также проведение специальной выставки в Музее истории ГУЛАГа.
– Возьмите главу «40 дней Кенгира» из романа «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына, перечитайте, а потом приходите смотреть картины свидетелей тех событий. Это будет хорошая иллюстрация, – говорит Константин Маслов.
«Танки давили всех попадавшихся по дороге (киевлянку Аллу Пресман гусеницей переехали по животу). Танки наезжали на крылечки бараков, давили там (эстонок Ингрид Киви и Махлапу).
Танки притирались к стенам бараков и давили тех, кто виснул там, спасаясь от гусениц. Семен Рак со своей девушкой в обнимку бросились под танк и кончили тем. Танки вминались в дощатые стены бараков и даже били внутрь холостыми пушечными выстрелами. Вспоминает Фаина Эпштейн: как во сне отвалился угол барака, и наискосок по нему, по живым телам, прошел танк; женщины вскакивали, метались; за танком шел грузовик, и полуодетых женщин туда бросали.
Пушечные выстрелы были холостые, но автоматы и штыки винтовок – боевые. Женщины прикрывали собой мужчин, чтобы сохранить их, – кололи и женщин! Опер Беляев в это утро своей рукой застрелил десятка два человек. После боя видели, как он вкладывал убитым в руки ножи, а фотограф делал снимки убитых».
(Александр Солженицын, «Архипелаг ГУЛАГ»)
Фотографии предоставлены Музеем истории ГУЛАГа