Уже не в первый раз исторические события спустя века воплощаются в литературных произведениях и разворачиваются широким сценическим замыслом. Так родилась в свое время трилогия Алексея Константиновича Толстого: «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Федор Иоаннович» и «Царь Борис». Не случайно именно трагедией «Царь Федор Иоаннович» 14 (26) октября 1898 года открылся в Москве Художественно-общедоступный театр, будущий МХАТ.
«В “Царе Федоре”, – писал Константин Сергеевич Станиславский, – главные действующие лица – народ, страдающий народ… И страшно добрый, желающий ему добра, царь. Но доброта не годится, – вот ощущение от пьесы». Такое толкование трагедии предполагало демократизацию всего строя спектакля, – Станиславский и Немирович-Данченко ставили «Царя Федора» как народную трагедию.
Другая постановка, по прошествии столетия, в Московском театре русской драмы под руководством Михаила Щепенко дала совершенно иное звучание образа царя: не слабоумный государь, а святой человек, волей случая возведенный на трон, предстал перед зрителем. В этой трактовке царь Федор все принимает на себя: и кровавое правление своего отца, Ивана Грозного, и тяжесть грядущих смутных времен, наступление которых он предчувствует.
За 20 лет своего существования спектакль стал одним из самых любимых у зрителя, оценен критиками как значимое театральное событие и является своего рода визитной карточкой театра.
И вот Московский театр русской драмы вновь возвращается к той эпохе – по пьесе Михаила Щепенко «Печальник земли Русской» в 2014 году поставлен и с успехом идет спектакль «Царский путь», где центральной фигурой становится Патриарх Гермоген. Постановка является второй частью дилогии, своего рода осмысленным продолжением «Царя Федора Иоанновича».
Михаил Щепенко
Царь Федор был верен идеалу Святой Руси
Две личности, два мощных духа, но такие разные: царь Федор и Патриарх Гермоген, объединены общим замыслом на одной московской сцене. Роль царя Федора Иоанновича и роль Патриарха Гермогена играет автор пьесы, режиссер, художественный руководитель театра Михаил Щепенко.
– В трактовке театра Федор Иоаннович – святой царь, а Иоанн Васильевич считал себя наместником Бога на земле, хозяином земли Русской. Но в народе всегда жило сомнение: не мог же от кровопийцы родиться святой?
– Иван Грозный, на мой взгляд, осуществил миссию, которую ему вручила сама история: централизация и объединение Руси были единственным путем выживания Отечества. Но миссия эта была, можно сказать, не по силам человеческим. Она по своим масштабам не могла уместиться в годы царствия Ивана IV. Может быть, это и есть главная, но не единственная (!) причина того надрыва и противоречивости личности царя. Я не сторонник канонизации Грозного, но и не его обличитель. Он понимал, слышал Промысл Божий, но воплощал его жестокой рукой. Шла грандиозная ломка: удельные князья должны были уйти в прошлое, а опорой царя должно было стать служилое дворянство. Ряд историков усматривают в этом процессе внутреннее содержание смуты.
Царь Федор не таков… Думаю, что его чуткая душа ощущала надвигающуюся смуту, но пыталась предотвратить ее не «железной рукой» слабого человека, а верностью Отечеству Небесному, ибо земное Отечество не может устоять, если не будет являться проекцией Отечества Небесного. Здесь я усматриваю великую мудрость царя Федора. Учитывая противоречивый опыт отца, он созидал иной опыт. Словно через века он слышал слова Серафима Саровского: «Стяжи дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи».
Царь Федор был верен идеалу Святой Руси. И Русь при нем «отдыхала» и расцветала – как на внутреннем, так и на внешнем поприще. Он знал, что все доброе и прекрасное создается только любовью. Но принцип любви для падшей человеческой природы труднодостижим, его вытесняет принцип справедливости. И вот уже распря, и попран принцип любви, и отлетает дух Святой Руси, и нарастает биологический эгоизм, а государство и народ оказываются у края погибели.
Сцена из спектакля «Царь Фёдор Иоаннович». Фото: www.rus-drama.ru
– Да, Иван Грозный, несомненно, противоречив, но Минин и Пожарский не случайно появились с нижегородских пределов – именно эти земли были максимально освобождены от бесчинств Ивана Грозного. Что вы на это скажете?
– Думаю, что так прямолинейно решать этот вопрос нельзя. «Дух дышит, где хочет». И не только Святой Дух, но и великий гражданский дух. Москва попрана, поскольку стрелы врага (и социального, и духовного) направлены, прежде всего, на центр, на средокрестие, на голову нации. Вот почему справедливы обвинения столицы в порочности и во многих грехах. Но ополчение (в широком смысле) не является прерогативой Нижнего Новгорода. Свой вклад в освобождение внесли и другие земли: и двухгодичная оборона Смоленска против полчищ Сигизмунда, и героическое сопротивление Свято-Троицкой Сергиевой лавры войскам Сапеги…
Героизм, патриотизм, самоотверженность – это нормальные качества человека, независимые от места его проживания, зависимые только от одного – принадлежности к Отечеству.
Молчит царица или говорит – это не главное
– Как вы считаете, Михаил Григорьевич, насколько царица Ирина была его опорой, его полнотой? Ваша царица, в исполнении Тамары Басниной, своим молчанием поддерживает царя?
– Мы знаем, что есть два пути спасения – монашеский и семейный. И тот и другой путь требует чистоты, самоотверженности и любви. Союз царя Федора и царицы Ирины – это образ христианской семьи, без которой большая семья (род, государство) подлежит распаду. Единство супругов, их любовь и верность в современном мире почти отсутствуют.
Осуществился тезис «Коммунистического манифеста» Маркса об уничтожении семьи. Однако человеческая душа-христианка никогда не может с этим смириться, она тоскует, она болеет и жаждет осуществления того, что в ней записано Самим Господом. Молчит царица или говорит – это не главное, главное – единство в духе и плоти.
– Есть такие царственные пары, как, например, княгиня Ольга и князь Игорь, государь Николай Второй и Александра Федоровна… Среди них, конечно же, – царь Федор и царица Ирина. Учитывая, что в жизни вы с Тамарой Сергеевной – супружеская пара, которая в этом году отметила золотую свадьбу, как это влияет на совместную работу?
– Наше взаимодействие не только в спектакле, но и в процессе постановки его (мы ведь и артисты, и режиссеры), и в процессе руководства театром приносит добрые плоды. Мы не просто взаимно дополняем друг друга, а, имея возможность смотреть на предмет с разных ракурсов, приходим к нашим личным открытиям. Конечно, соединение двух воль в одну – дело не простое, но сила от такого соединения удесятеряется.
Сцена из спектакля «Царь Фёдор Иоаннович». Фото: Г. Савинич
Нужда в героическом не уходила
– Как вы считаете, был ли Патриарх Гермоген духовно связан с царем Федором?
– Безусловно. Если бы они даже не встречались, они связаны в самом главном: в духе, в вере, в верности Отечеству. Но – различное время. Федор жил перед смутой, во времена стабильные. Гермоген – во времена почти полного распада. Им предъявлялись разные требования, но в их основе – одно: крепкое стояние в вере. Они ясно и глубоко осознавали: только на этом камне может стоять Русь.
– Михаил Григорьевич, как родилась идея пьесы?
– Изначально она называлась «Печальник земли Русской». Спектакль носит иное название – «Царский путь». В январе 2012 года ко мне обратилась президент фонда по постановке памятника Патриарху Гермогену Ананьина Галина Васильевна с предложением создать спектакль о святителе Гермогене. Это связано с двумя юбилеями: 400-летием окончания смуты и 100-летием канонизации Патриарха Гермогена. Мы не ставим «датских» спектаклей. Однако здесь – исключение. Тема очень современная.
Сегодняшняя смута, сегодняшняя интервенция, сегодняшнее предательство, отказ от Родины и, прежде всего, от веры – вот что меня волнует и заставляет говорить. Горький когда-то сказал: «Пришло время нужды в героическом». Думаю, что оно никогда не уходило. Поэтому для нас так значима личность Гермогена.
Я очень много прочитал о Патриархе, о времени, о сословиях и конкретных личностях… Но вот как появляется пафос образа, зерно образа – это объяснить, мне кажется, никто никогда не сможет. Нужно заиметь некое созвучие, некий резонанс с образом. Я чувствую, что он есть. Реализуется ли он на сцене? Не знаю. Мы в поисках этой реализации.
– Царь Федор освятил свое время своей правдой…
– Я против термина «своя правда». Есть правда-Истина. И она одна – это Христос. Есть правда-справедливость. Юм утверждал, что стремление к справедливости может привести только к еще большей несправедливости. Я с ним согласен.
– Фактически у царя была христианская философия Востока, а у Бориса – ближе к рациональному Западу. И это задолго, еще за два века, до появления отчаянных споров славянофильства и западничества.
– По поводу западников и славянофилов напомню слова Достоевского, с которым согласен. Он писал, что западное просвещение нам полезно только в области прагматической (наука, техника и так далее), но не в духовной области, так как именно Россия просвещена как никакая другая страна светом Христовым. Наша пьеса и спектакль строится на конфликте двух устремлений – святого Патриарха Гермогена и царя Василия Шуйского. Несомненно, речь идет о соотнесении двух властей, однако важно другое: каждый из нас должен избрать, как идти: путем Гермогена или Василия…
Вообще же, царь Федор и Гермоген – это те люди, для которых была важна не буква, но дух. В таких именно личностях сохранялась не только святость веры, но и основа бытия русского народа и государства.
Благодаря таким подвижникам не прервалась нить, связующая Сергия Радонежского с Серафимом Саровским, с оптинскими старцами и новомучениками.
– Патриарх Гермоген в своих посланиях писал о самых простых наставлениях, как для новоначальных христиан, почему они имели на тот период такую действенную силу?
– Его наставления просты. Но и Бог прост. И непостижим. Так что тут все как будто просто, да не просто… Как проста наибольшая заповедь: люби Бога и люби ближнего! А попробуй ее постичь – жизни не хватит.
Святитель Гермоген в те смутные времена, когда люди гибнут от голода, от меча, от насилия и осквернения, кричит не о физическом выживании, а о том, чтобы люди «помиловали собственные души», «чтоб злобный сатана их не украл»… Он озабочен излечением души народа. Простая ли это задача? Смута исчезнет, если народ ужаснется своему духовному состоянию. И святитель докричался до народа. Ответом было дело Минина.
– Можно ли считать Патриарха Гермогена совестью помраченного народа и говорить, что ценой своей жизни он отстоял Евангельскую правду и спас Россию?
– Да! В этом спасении, конечно, участвовал не только святитель Гермоген, были и другие священники, которые боролись до смерти с той властью, которая была явно не от Бога. Но роль Гермогена – огромна и ее нельзя переоценить. Почему он стал центральной фигурой нашего спектакля? Облеченный высокой духовной властью, он стоит, несмотря ни на что, до конца, стоит в вере и гибнет за свои идеалы. Трагическое влияет на нас, потому что герой – мертв, а идеалы живы. А это сильнейшая возможность пробуждать в душах людей сильные, но благодатные впечатления.
Сцена из спектакля «Царский путь». Фото: www.rus-drama.ru
Смута происходит у нас в душах
– Существуют ли параллели смуты времен польской интервенции и революции 1917 года?
– Несомненно. За несколько десятилетий до кровавых событий 17-го года в России происходили трагические и необратимые процессы: колоссальный уход людей из Церкви, стремительная утрата религиозных начал жизни, то есть человек молился Богу, выполнял все чинопоследования, всё делал вроде правильно, а затем грешил и грешил страшным образом, понимая, что это грех.
Отсюда и клятвопреступления, и предательство, и насилие, и все другие ужасы революции и дальнейших советских времен. И результатом стала страшная беда: распад народа, государства или даже исчезновение всего этого. Можно убежденно говорить о духовном кризисе нации. Основа всех наших социальных бед лежит в том, что происходит в нашей душе. Оголтелое безбожие, безумие стало нормой бытия. Произошло оскудение веры, оскудение нравственности, потому и стало допустимо убивать людей ради мифической справедливости. Этот принцип стал выше принципа любви и веры во Христа.
Сцена из спектакля «Царский путь». Фото: www.rus-drama.ru
– Чем актуален сейчас спектакль «Царский путь»?
– Прежде всего, тем, что смута происходит у нас в душах. Мы живем во времена сытости, человек не возвышается в духовном плане, а делает он это только с приходом неких бед. Понятие греха сейчас исчезло. Писатель Валентин Распутин говорил: «Грешили люди всегда, но грешили, понимая, что они грешат». Сейчас человек живет во грехе и считает это нормальным.
Так вот, смута не в том, что уже произошло сто лет назад во время большевистского переворота или 400 лет назад во времена Гермогена, а в том, что ведет нас к внутреннему распаду.
Смута – как зверь, который питается безверием. Вот этот длительный процесс «обезверивания» и является смутой. Мутное сознание, мутная душа… – что же может быть в социуме, кроме смуты? Кто должен сказать слово правды? Конечно же, Церковь. И каждый член ее. Это слово должно быть, прежде всего, в душе. И оно должно проявляться для окружающего мира в тех делах и на том месте, которые даны нам Богом. Иного не дано.
«Что вы мне угрожаете? Боюсь одного Бога»
Уже при жизни святитель Гермоген прославился как пастырь, «полагавший душу свою за овец», как обличитель предателей и разорителей христианской веры. Служение будущего Патриарха началось в Казани, где он был простым приходским священником Ермолаем. В 1579 году он, уже будучи пресвитером, стал свидетелем чудесного явления иконы Казанской Божией Матери.
Бог судил ему первому «взять от земли» бесценный образ, показать его собравшемуся народу и затем торжественно, с крестным ходом, перенести в соседний Никольский храм. Вскоре священник Ермолай принял иноческий постриг с наречением имени Гермоген. 13 мая 1589 года владыка Гермоген был хиротонисан во епископа, и в том же году новоизбранный Патриарх Иов возвел его в сан митрополита Казанского и Астраханского.
Патриаршество святителя Гермогена совпало с трудной порой смутного времени: везде изменники и враги Отечества, желающие поработить русский народ, ввести в России униатство и католичество и искоренить православие. Когда Лжедмитрий II в июне 1608 года подошел к Москве и остановился в Тушине, Патриарх Гермоген обратился к мятежникам и изменникам с двумя посланиями, в которых обличал их и увещевал: «Вспомните, на кого вы поднимаете оружие: не на Бога ли, сотворившего вас? Не на своих ли братьев? Не свое ли Отечество разоряете? Заклинаю вас именем Бога, отстаньте от своего начинания, пока есть время, чтобы не погибнуть вам до конца. <…> Бога ради, познайте себя и обратитесь, обрадуйте своих родителей, своих жен и чад, и всех нас; и мы станем молить за вас Бога…»
Именно тем временем в Москве начался голод. Первосвятитель повелел открыть для голодающих монастырские житницы с хлебом. Патриарх Гермоген вдохновил иноков Троице-Сергиевой лавры на самоотверженную оборону обители от польско-литовских интервентов. Их многотысячное войско осадило лавру в сентябре 1608 года. Жестокая осада длилась 16 месяцев, но безуспешно: в январе 1610 года интервенты с позором отступили.
В 1610 году самозванец, прозванный «тушинским вором», был убит своими приближенными. Москва была занята польскими войсками. Большинство бояр желало видеть на русском престоле польского королевича Владислава, сына Сигизмунда III. На требование бояр написать особую грамоту к народу с призывом положиться на волю Сигизмунда Патриарх Гермоген ответил решительным отказом и угрозой анафемы. По благословению Патриарха из Казани в Москву была перенесена Казанская икона Пресвятой Богородицы, которая стала главной святыней ополчения.
Москвичи подняли восстание, в ответ на которое поляки подожгли город, а сами укрылись в Кремле. Совместно с русскими изменниками они насильно свели Патриарха Гермогена с Патриаршего Престола и заключили его в Чудовом монастыре под стражу. Осажденные в Кремле поляки не раз посылали к Патриарху послов с требованием, чтобы он приказал русским ополченцам отойти от города, угрожая при этом ему смертной казнью.
Святитель твердо отвечал: «Что вы мне угрожаете? Боюсь одного Бога. Если все вы, литовские люди, пойдете из Московского государства, я благословлю русское ополчение идти от Москвы, если же останетесь здесь, я благословлю всех стоять против вас и помереть за православную веру». Он благословил ополчение Кузьмы Минина и князя Димитрия Пожарского.
Сцена из спектакля «Царский путь». Фото: www.rus-drama.ru
Более девяти месяцев томился святитель Гермоген в тяжком заточении. 17 февраля 1612 года он мученически скончался от голода и жажды. При вскрытии в 1652 году раки с мощами преподобного, через 40 лет после смерти, Патриарх лежал как живой, а в 1654 году нетленные его мощи были перенесены в Успенский собор Московского Кремля. В 1913 году Русская Православная Церковь прославила Патриарха Гермогена в лике святых.