Чтобы менять, надо говорить. 5 историй журналистов, которые помогли людям

Светлана Сырова, Томск. Нашла приемных родителей 300 детям

С 2015 года Светлана пишет короткие истории детей, которым нужна помощь приемной семьи. Свои рассказы она размещает на специализированных форумах и в соцсетях. За шесть лет журналистка помогла найти родителей более чем 300 детям.

— В 2015 году я как редактор газеты «Область здоровья» впервые в жизни побывала в Доме ребенка. Помню, как меня тогда пробило до дрожи. Завертелись мысли: что-то нужно делать… Так начался проект в газете, а спустя несколько месяцев я начала работать в соцсетях, и быстро собралась целевая аудитория. Также я познакомилась с неравнодушными сотрудниками разных детских домов Томской области, наладила с ними контакт.

В целом этот путь оказался непростым. В самом начале своей деятельности я выдержала настоящее противостояние со стороны органов опеки. Сначала они восприняли меня в штыки. Почему? Если честно, сама до сих пор не понимаю. Но было обидно и несправедливо, поэтому я просто пошла к вице-губернатору по социальной политике. Мы хорошо побеседовали, его поддержка пошла на пользу делу. Меня пригласили в департамент семьи, проблема была решена.

Но все это дела давно минувших дней. Сейчас у меня с опеками очень хорошие отношения. Мы сотрудничаем, они предлагают тех детей, которым требуется моя помощь как блогера.

Сейчас я в основном пишу об очень сложных случаях. Последний мой пост был посвящен семье из пяти человек — старшей девочке 16 лет, младшей два года. Одна из приемных мам прокомментировала: «Их надо делить, потому что они так и просидят в детском доме». Но опыт показывает, что берут и большие семьи тоже. И вчера мне другая мама написала в личку, что, если у нее все сложится с документами, она их заберет.

***

Если честно, я уже давно перестала считать [сколько детей нашли семью]. Их точно больше 300 человек.

Я помню каждого. Это удивительно — я в журналистике много лет, и, к сожалению, далеко не каждого человека, у кого брала интервью, помню по имени-отчеству. А детей помню абсолютно всех, и даже у кого какие были диагнозы. Многие приемные родители присылают время от времени фотографии подросшего ребенка. Спрашиваю: «Как у Миши ножки?» — у мальчика была операция на косолапость. Мама говорит: «Неужели вы это помните?»

Но сам он, конечно, морально энергозатратный. Очень. Иногда у меня на него просто нет сил.

Но с другой стороны, он приносит и много радости. Иногда даже молниеносной. Так случилось совсем недавно. Написала про мальчика Святослава, который жил в Асиновском детском доме. Одна мама на следующий день после публикации утром прочла его историю и тут же пошла на автобус, идущий в Асино. До этого она долго искала ребенка — ездила два раза в Новосибирск и в Краснодарский край, искала по базам, по своим источникам. Но это все были не те дети, не цепляли. А тут она прочла — и все. Они обнялись. И через неделю мальчик был уже в семье.

***

Таким же быстрым случаем стало мое журналистское участие в устройстве судьбы девочки с особенностями по здоровью из Тунгусовского детского дома, где живут дети с инвалидностью. Выставила пост, и буквально на следующий день мне написала приемная мама из Подмосковья. Мы уже были на связи, так как она думала взять другого мальчишку, но прочла и сказала: «Знаете, я еду за Мариной».

А потом того мальчика, Витю, взяла другая женщина. Она взяла у нас сразу троих детей, о которых я писала. У них с мужем была такая установка: надо иметь троих детей. А Витя такой сложный — у него умственная отсталость, нужно было сделать парню несколько операций. Сейчас, через пять лет, Витя учится по общеобразовательной программе и играет на баяне.

***

За эти годы было три случая, когда родители отказывались от детей.

Первый — вернули подростка буквально через три дня. Ну что, подросток есть подросток, он, конечно, непростой, с последствиями тяжелого детства. Но не через три же дня! Но мы его потом устроили где-то через полгода или год, он уехал в Краснодарский край, в этом году пошел в 10-й класс, мечтает стать инженером.

Случай прямо свежий. Года три назад один малыш уехал в Севастополь в очень хорошую семью. Но у него оказалось какое-то психическое заболевание — в частности, он патологически ревнив и может даже физически издеваться над другими детьми. О диагнозе приемные родители знали все эти годы, но решили, что ребенок будет жить столько, сколько возможно. К сожалению, наступил момент той опасности другим детям, о которой предупреждали врачи-психиатры. И его теперь возвращают.

И еще несколько лет назад женщина из Подмосковья взяла двух подростков-мальчишек, причем у нее был уже один приемный сын этого возраста. Такие классные парни вроде. И вот один там прекрасно живет. А второй издевался над одним из парней, втихаря душил собаку и часто сбегал из дома. Мальчишки в итоге просто сказали родителям, что «мы с Сергеем жить не будем». Ситуация также осложнялась наличием его первой приемной матери, которая его когда-то вернула в систему. Он вырос у нее, он считает ее матерью.

Приемный отец из Подмосковья привез его в Томск, до последнего уговаривал, и ему почти это удалось — и тут звонит эта его мама приемная, как специально. И он все-таки вернулся.

Проходит полгода или год, и я вижу, что по городу развешаны объявления от «Лизы Алерт»: три мальчика ушли из лагеря. И один из них — Сергей. Он продолжал бегать: из дома, из лагеря… По возрасту этот парень уже должен выпуститься из детского дома. Но как его жизнь сложилась — я не знаю.

Но три горестных случая за шесть лет — это все же немного. Недавно было 1 сентября. Я получила много фотографий школьников с букетами. Все они просто домашние дети, и лица у них совсем другие, не те, что были во время начала пиара на фотографиях моего товарища по проекту Валерия Касаткина — без тяжелой грусти в глазах.

Надежда Уварова, Челябинск. Помогла отцу-одиночке выжить с двумя детьми, пока им не платили пенсию

Надежда Уварова работает в «Аргументах и фактах» с 2012 года. Она часто пишет о людях, которым нужна помощь — и читатели откликаются. Но помочь удается не всем — одна из героинь отказалась принять квартиру, которую ей выделили власти после публикации Надежды.

— Александр Галкин из города Куса уже 7 лет воспитывает двоих сыновей в одиночку. Старший, Вадим — инвалид детства с ДЦП и ментальными нарушениями. В декабре 2020-го Вадиму исполнилось 18 — парню перестали платить пенсию по инвалидности. Оказалось, что семье не на что жить, пока документы не оформлены.

Сам Александр не работает, потому что ухаживает за сыном. Мама мальчиков оставила их много лет назад, алименты не платит. Александр Галкин позвонил мне. 

Дело в том, что я уже писала о его семье в 2017-м: тогда главе семьи неожиданно перевели на карту 40 тысяч рублей. Он пытался выяснить в банке, откуда деньги, но так ничего и не добился от его сотрудников. Решил, что сумму перевела бывшая жена. Купил продуктов, одежду для мальчиков, спортивную форму. Когда сумма была потрачена, позвонили из банка — мол, это была ошибка, верните деньги. Галкин и возвращал — отдавал большую часть пенсии банку, а с двумя детьми жил на три тысячи рублей.

В декабре 2020 года, когда семья осталась без пенсии, я обратилась в министерство социальных отношений региона. Там в ускоренном порядке оформили Владу пенсию по инвалидности. Первая выплата должна была поступить 21 января. Но как прожить декабрь? Мы написали материал о том, как живет семья. 

И люди откликнулись! Бабушки вязали им носки, передавали варенье и соленья, кто-то собирал вещи для мальчишек, кто-то — переводил деньги. Александр был тронут. Сейчас у его семьи все хорошо — Влад живет с ним, а младший сын уже учится в колледже. 

Есть и еще одна история — об учительнице Елене Михальченко, которая уже больше 20 лет живет в школьной подсобке в Челябинске. Преподаватель английского на пенсии никогда не имела собственного жилья. Все, что у нее есть — две комнатки в 10 метров, в которых нет даже душа. 

Здесь, в школьной бытовке, вместе с Еленой жила и ее дочь с двумя дочерьми. Все и прописаны были здесь. Потом, кое-как собрав все сбережения и набрав кредитов, молодая семья купила жилье, где родилась третья девочка. У нее был атопический дерматит, нужно было переезжать, менять климат. Родители переехали в Калининград, а бабушка осталась в школе. Меня потрясла ее история, после выхода материала к теме подключились и другие журналисты. 

После публикации городские власти выделили Елене Михальченко жилье из социального фонда. Она очень обрадовалась, съездила в этот дом. Звонила мне, благодарила. Но потом ей объяснили — эту квартиру нельзя ни завещать, ни подарить, ни продать. После того, как Елена уйдет из жизни, жилье вернется в фонд. И тогда учительница отказалась от этой квартиры, вернувшись в свою подсобку. Она живет там и сейчас. Хотя у нее есть ордер на социальную квартиру. 

Но другая семья переехала в жилье, которое им выделили после нашей публикации. Это была выпускница детского дома Вера Гринина с мужем и дочкой. У девушки инвалидность, ее рост — 130 сантиметров.

После детского дома Вера оказалась на улице. Жильем ее не обеспечили, она ночевала у подружек. Потом они с мужем получили угол в рабочем общежитии — комнатка в девять метров. Семья с ребенком жила практически на диване — когда он был разложен, то занимал всю комнату. 

Я написала об этом. Вере выделили квартиру по месту рождения — в Пласте, она продала ее, купила жилье в Челябинске и живет там с дочкой. Сейчас у нее родился второй ребенок. Мы постоянно на связи — она часто звонит и рассказывает, как живет ее семья. 

Маргарита Логинова, Новосибирск. Вернула ребенка матери-заключенной

Маргарита Логинова — корреспондент «Тайги.инфо» и «Таких дел», ВИЧ-активист. Она ведет подкаст о людях с ВИЧ «Одни плюсы» (он номинирован на ТЭФИ) и помогает общественной организации «Гуманитарный проект». 

— Надежда И. беременной оказалась в СИЗО №1 Новосибирска. Там ей говорили: «Тюрьма — не место для ребенка». Обещали, что после рождения младенца заберут на месяц якобы на обследование. Если мать к тому времени не будет осуждена, ребенка поместят в Дом малютки. 

Но ребенку важно быть с мамой — она единственная, кто может ему дать все, что нужно, пока он младенец. Неважно, где они будут жить — на воле, в колонии или даже СИЗО. 

Мама и сестра Надежды И. написали общественникам, а те связались со мной. Это было в 2016 году.

«Беременных содержат в общей камере с другими осужденными и подозреваемыми, ни о каком улучшенном питании или витаминах нет и речи, — написала Анна И., сестра Надежды, в своем обращении в прокуратуру. — Все, что дают сверх нормы — 100 граммов подобия сока и литр молока, ни мяса, ни фруктов, ни яиц. Нет дополнительных прогулок, более того, беременных заставляют пешком ходить на прогулку с седьмого этажа и обратно, не разрешают даже проветривать помещение».

В семье Надежды была сложная ситуация — ее сестра жила за границей, у матери была инвалидность — ей бы не позволили взять к себе ребенка. Отец на тот момент не хотел брать на себя ответственность. Поэтому после родов ребенок оказался бы не в семье, а в Доме малютки. Или хуже — на длительный карантин в инфекционную больницу.

По закону женщины, которые беременными оказались в СИЗО и вернулись туда после родов, могут находиться в камере с младенцем во время следствия. Администрация должна обеспечить им условия. После приговора мама вместе с сыном или дочерью едет в колонию с домом ребенка. Дети находятся в таком доме, как в детском саду с ночным пребыванием, а мамы могут проводить с ними часть дня — кормить, играть, поддерживать связь. Это продолжается до трехлетия детей. После этого их либо забирают родственники, либо они отправляются в детский дом. Или мама ходатайствует, чтобы ей сократили срок или позволили находиться на свободе до 14-летия ребенка. Но это сложно.

Я включилась в эту историю, когда Надежда была еще беременна — мы выясняли права, на связи с нами была правозащитница Маша Ноэль (автор проекта «Тюремные дети». — Прим. ред.).

И мы дали им такой уровень анонимности, чтобы в ГУФСИН понимали, о ком речь, но при этом саму Надежду и ее близких не могли узнать посторонние люди. Мы не упоминали их фамилий. 

Пока мы готовили материал, Надежда родила сына. Это случилось чуть раньше срока. Мама и сестра узнали об этом через несколько дней. Как только Надежда почувствовала себя лучше, врачи сказали, что ее можно забирать обратно в СИЗО. Ребенка планировали переводить из роддома в инфекционную больницу, а оттуда — в сиротское учреждение. Мы написали об этом. И это помогло.

Журналистов пригласили в СИЗО №1, чтобы показать условия, в которых могут жить ребенок с матерью. Спустя некоторое время ребенка вернули Надежде И. Она жила с ним в СИЗО в ожидании приговора. 

Мы снова возвращались к этой истории — заключенным в СИЗО не хватало молочных смесей. Надежда И. делила смеси, которые ей передавала мама в посылках, с сокамерницей, которой нечем было кормить ребенка, и они с малышом буквально голодали. Тогда выяснилось, что СИЗО не снабжают смесями — об этой проблеме заговорили впервые.

После суда Надежду И. отправили в колонию в Челябинске вместе с сыном. Ребенок до трех лет был с мамой. Потом его забрали родственники — он живет в семье, вместе с бабушкой приезжает на длительные свидания в тюрьму к Надежде, их связь не оборвалась. Это дорого — приходится ездить в другой регион. Они очень любят друг друга. Мальчик ждет, когда мама вернется домой. 

С ее сыном мы тоже знакомы. Недавно общались, когда бабушка и внук собирались ехать на свидание с Надеждой. 

Эта история — не главная из тех, где нам с коллегами удалось что-то изменить. Но она важна для меня. Как и то, что после моих публикаций с 2016 года начала меняться ситуация с помощью ВИЧ-положительным людям. Когда у меня вышел первый текст про ВИЧ, в нашем городе был очень маленький СПИД-центр. Причем настолько маленький, что пациентам приходилось занимать туда очередь с пяти утра — они стояли на улице даже в мороз, чтобы попасть к врачу или получить таблетки. 

Я работала над этой темой не одна, коллеги из других СМИ тоже подключились, из-за большого внимания это удалось изменить — центр СПИДа переехал, врачей стало больше. Сейчас людям не нужно часами ждать, чтобы получить терапию. А главный вклад в это внесли активисты — люди, живущие с ВИЧ, которые готовы были открыто говорить об этих проблемах. 

Татьяна Седых, Ванино (Хабаровский край). Помогла матери получить тело сына, которое год пролежало в японском морге

Татьяна Седых 17 лет выпускает независимую газету «Мое побережье». Она все делает сама: пишет тексты, фотографирует, верстает. За эти 17 лет на Татьяну два раза было совершено покушение. А всего, по ее словам, против нее было совершено 12 преступлений — все из-за ее деятельности.

— Как-то ко мне обратилась «Российская газета» — им поступила жалоба, что ветеран войны несколько лет уже живет без электричества. Это был человек с инвалидностью, он жил в частном доме. И кому-то понадобилось снести этот дом, захватить этот участок — дом полностью отключили от электроснабжения. Ветеран никуда не хотел переезжать. Он года три или четыре жил без электричества вместе со своей женой. Продукты хранил зимой на веранде, а летом — в ручье, что протекал рядом с домом.

Я написала репортаж, он назывался «Именем Российской Федерации». Дело в том, что уже состоялся суд — ветерану должны были подключить свет, но никто не собирался этого делать, такие у нас чиновники добрые.

После репортажа я приехала к ветерану, и следом за мной приехали представители двух прокуратур — транспортной и районной. Через несколько дней свет ветерану подключили.

***

Кто-то из знакомых обратился ко мне с просьбой помочь Петру — у него не было обеих ног и он не мог через дверь выходить на улицу. Он жил в общежитии на первом этаже, под окном ему сделали какую-то приставку. Он забирался на окно и по этой приставке садился в свою машину с ручным управлением. Естественно, для него ничего не было приспособлено, как и для большинства инвалидов. Ни туалетная комната, ни душевые — ничего.

Я решила познакомиться с ним и пришла в общежитие без предупреждения. На вахте мне показали, где его комната. Потом этот свой приход я даже описала в репортаже: открываю дверь в комнату, а там дым коромыслом, сидят несколько мужчин и режутся то ли в карты, то ли в домино — не помню уже. Когда я пришла и представилась, все улетучились. Мы с Петром познакомились.

Конечно, вид у комнаты был ужасный. Никому и в голову из его дружбанов не приходило, чтобы этому человеку помочь, что-то для него соорудить.

Петр лег в больницу, а я наняла на свои деньги двух людей, они полностью комнату выбелили, выкрасили, наклеили обои. 

За этого Петра мне в интернете потом досталось. Оказалось, что Петр сидел в тюрьме. И анонимы издевались: «Нашла кому помогать, крокодиловы слезы лить, он такой-сякой». Говорили, что Седых помогает бывшему зеку, который, гад такой, годами сидел, ничего доброго не сделал. Я обычно не реагирую на нападки, но тут написала отклик в газете. О том, что после того, как человек понес наказание, отсидел, а теперь, когда ему понадобилась помощь, кто-то не отвернулся от него и эту помощь оказал — может быть, такой пример важнее и эффективнее, чем годы отсидки. Может быть, у человека в душе шевельнется что-то человеческое, он будет смотреть на мир по-другому.

***

Я получала различные премии, кто-то оказывал помощь. Эти деньги уходили на издание газеты и благотворительность. На себя я не тратила — жила в съемном жилье после пожара.

Много кто обращался после пожаров. Ничего у них нет. Открывается дверь, и к тебе заходят погорельцы, ты привлекаешь чиновников, чтобы их обеспечили жильем… И тут же то, что есть у меня в кошельке, карманах, вытащу и отдам. Потом если сумею что-то еще заработать, позвоню и скажу: «Придите, я еще вам могу вот это дать».

Однажды у меня даже вынесли диван из редакции (смеется). Стоял старенький диван, я на нем отдыхала иногда — тем более с моим позвоночником. И в очередной раз приходит семья — мама, папа, ребенок. Они после пожара, у них сгорело все имущество. И вдруг этот ребенок говорит: «Мама, посмотри! Диван такой, какой у меня был!» Понимаете? Я говорю: «Диван забирайте».

Но через некоторое время мне на День печати подарили другой диван в редакцию.

***

Был случай, который меня поразил.

Звонит женщина: «Вы знаете, мы никак не можем добиться, чтобы нам вернули тело сына». — «Где находится тело вашего сына?» — «На Хоккайдо в Японии».

Я сначала думала, что это какой-то розыгрыш, честно вам говорю. Женщина жила в поселке Майский, это с нами соседний район. Я сажусь на автобус, выхожу на остановке где-то среди леса, на костылях иду. Нашла дом ее. И когда я зашла в квартиру, поняла, что это не розыгрыш, потому что встретила меня женщина в трауре.

Там произошел такой случай. На Рождество у нас здесь в Татарском проливе затонула шхуна, все погибли. И тело одного морячка унесло аж в Японию на Хоккайдо. Его там выловили, поместили куда следует. Обнаружили при нем телефон, посмотрели фотографии, наколочки какие-то. Естественно, сообщили сюда в Россию. Обнаружилось, что этот мальчик из нашего поселка Майский. И так получилось, что целый год никто не забирал это тело и не отправлял в Россию. Представляете?

И вдруг буквально через три дня после этой встречи к нам приезжает губернатор Хабаровского края. И на его встрече с журналистами я рассказываю эту историю. Губернатор вообще был в шоке: неужели такое может быть? Буквально дня через четыре или пять тело доставили в поселок. Проходила какая-то шхуна, насколько я понимаю, рыболовецкая, мимо поселения, где находилось это тело в морге, его поместили туда, доставили на Сахалин, а с Сахалина на пароме уже сюда к нам.

***

Я занимаюсь любимым делом — я счастлива, что я помогаю. Это не высокие слова, это в моем возрасте просто от души. Поэтому я так свободно живу, я ничего не боюсь и никого не боюсь.

Полгода назад я приостановила выпуск — и финансовые трудности наслоились, и со здоровьем сейчас очень большие проблемы. Но надеюсь, что выпуск возобновлю. Мне хочется. Я пока еще не свыклась с мыслью, что я ее закрыла совсем. По поселку я пройти не могу спокойно, чтобы меня кто-то, хотя бы один человек не остановил и не спросил: «Когда же начнет выходить снова газета?» Дай Бог мне сил.

Юлия Фаллер, Томск. Помогла освободившемуся из тюрьмы мужчине сделать бесплатную операцию

Юлия Фаллер работает журналисткой только третий год, но уже смогла помочь многим людям. Благодаря ее текстам мужчине с инвалидностью, который жил в разваливающемся доме, выделили новую квартиру. Мужчина, который вышел из тюрьмы с ошибкой в паспорте, смог сделать операцию. Юля также привлекла внимание к одной громкой томской истории — когда воспитанник интерната для умственно отсталых детей по неосторожности убил своего товарища.

Юлия рассказывает об одном из случаев в своей работе.

— Я хотела написать о людях, которые вышли из колонии во время пандемии, ведь наверняка у них были какие-то проблемы. Иван Шевелев — председатель томского отделения Общественной наблюдательной комиссии — дал контакт Алексея.

Алексей вышел из тюрьмы с ошибкой в паспорте и грыжей. Он не мог устроиться на работу, найти жилье и сделать операцию — из-за коронавируса по ОМС его нигде не принимали. Друг помог снять ему какую-то комнату в очень жутком месте. В этой комнатушке, помню, мы с ним встречались.

Мы с коллегой Лидией Симаковой написали про Алексея текст. После публикации материала откликнулось очень много людей, которые захотели помочь этому одинокому мужчине. Привезти вещи, продукты, перевести деньги. Один мужчина дал 10 тысяч рублей, чтобы Алексей сдал анализы в платной клинике.

Анализы он сдал, и ему назначили день операции. Но тоже хотели делать ее платно, а стоила она около 70 тысяч рублей. Я позвонила главному врачу клиники и попросила помочь. В итоге Алексея все же прооперировали по ОМС, совершенно бесплатно.

Сейчас он делает мебель на заказ, у него все хорошо.

***

Я всегда хотела стать журналистом. Поступала на журфак, но не получилось, окончила филологический факультет. Когда училась на филолога, ходила на курсы к Илье Мясникову (декан факультета журналистики Томского госуниверситета. — Прим.ред.) — он был первым человеком, который провел меня в мир журналистики. Потом я вышла замуж, переехала. Развелась и снова вернулась в Томск. И после развода поняла, что хочу заниматься тем, что меня всегда волновало. Из декрета — ребенку тогда было 1,5 года — сразу же пошла на ТВ2.

Я работаю тут только третий год. Еще маленькая. Но у меня уже есть несколько номинаций на «Редколлегию». Пишу на социальные темы и общаюсь с людьми, у которых, в основном, большие проблемы. Поэтому часто отчаиваюсь, выгораю.

Как справляюсь с этим? Уезжаю в лес — в лесу хорошо. Меня только это и спасает: природа, вода.

Послесловие. О тех, кому помогли вы

«Правмиру» тоже удалось помочь многим героям. И это стало возможным благодаря вам, нашим читателям — вы поддерживаете нашу работу. Вспомним то, что мы сделали в 2020 году. Об этом рассказывала главный редактор, Анна Данилова. 

Сбор на средства защиты для врачей по всей России. Когда началась эпидемия и больницы стали спешно переоборудовать в ковидные госпитали, оказалось, что врачи с голыми руками должны встречать больных с коронавирусом, и у них нет ничего — ни костюмов, ни респираторов, только простая маска, и то многоразового использования. А у них семьи, дети. Врачи уходили фактически на фронт, но им нечем себя защитить. 

В конце марта мы увидели пост одного замечательного врача в Facebook, которая говорила, что нужно закупить респираторы, и просила помочь ей финансово в этом. Я подумала: «Мы через фонд «Правмира» можем даже без сбора закупить респираторы». И сказала этому врачу: «Поспрашивайте по коллегам, по знакомым, по другим врачам, может быть, кому-то еще нужны респираторы, чтобы нам сразу чуть побольше купить». Доктор запостила это предложение в специальное закрытое врачебное сообщество. 

Мы с вами собрали 60 миллионов рублей на помощь врачам. Помогли больницам от Москвы до Новокузнецка в самое трудное время. Вместе некоммерческие организации и благотворительные фонды собрали больше 300 миллионов. 

Уже в июне начались поставки. Сейчас ситуация выправилась. Благодаря вам врачи продержались! И это одно из наших больших и радостных достижений.

Возобновили расследование убийства ребенка. В Пензенской области жестоко убили десятилетнего мальчика, расследование продолжалось несколько лет — безуспешно. Наталья Нехлебова написала об этом репортаж. После ее текста маму вызвали в Следственный комитет, и расследование сдвинулось с мертвой точки. 

Паспорт для Надежды. Наталья Костарнова, наш журналист, нашла и написала невероятный текст про Надежду Скачко, которая жила без паспорта. Семья жила очень бедно, мама переезжала из Украины в Россию, не оформила детям никаких документов. После нашего материала на героиню обратили внимание и девушка, у которой уже своя семья, получила паспорт. 

Впервые текст был опубликован 8 сентября 2021 г.