В лето от устроения престольного града Москвы восемьсот пятьдесят первое на границе Старого Арбата объявился лохматый отрок лет семнадцати с гитарой на правом плече. Взор его был затуманен легкими наркотиками и дешевым алкоголем, а одет он был в не просто широкие, а какие-то уж совсем вопиющие клеши из ярко-синего хлопка, да клетчатую красно-оранжевую рубаху, видимо, с плеча отца или старшего брата. Гитара была исписана классическими лозунгами, типа «Жить быстро, умереть молодым», «Make love not war», «All you need is love!», а также названиями любимых групп, и изрисована соответствующей символикой: пацифики, цветочки и прочая, и прочая.
Имени отрока я уже и не вспомню, как и внутритусовочной его «погонялы» — будем считать, что называли его «Джим». Джимов среди московских неформалов, ностальгирующих по 60-70-м, было чуть меньше, чем Джонов, но Джоном он точно не был, а Джима Моррисона под нос мурлыкал.
В отличие от большого количества протирающих штаны на Арбате тинэйджеров, Джим не был «хиппи по выходным». Он честно бросил школу, не закончив, колесил по стране автостопом, жил по малознакомым людям, а зарабатывал на хлеб (белый) и портвейн (отвратительный) бренчанием на гитаре по переходам. Бренчал неплохо и разное: от вечно заунывного «Все идет по плану» до каких-то классических мелодий. Иногда при Джиме обреталась девица (повторялись они редко), и репертуар дополнялся «женскими» композициями — Джанис Джоплин или Джоан Баэзз.
Свои песни у него тоже имелись, но были они пафосны, скучны и, да простят меня бывшие однокашники, бездарны — музыка сдиралась у групп «Воскресение» или «Аквариум», а слова… лучше бы были списаны хоть у кого-нибудь.
Однако особенностью этого в общем-то совершенно банального для своей среды молодого человека заключалась вовсе не в творческой деятельности и не в образе жизни, а в удивительном хобби — при любом удобном случае Джим тем же автостопом отчаливал в Европу. История умалчивает, каким образом несовершеннолетний пацан получал визу, но к лету 1997-го, когда мы познакомились, он уже бывал в Беларуси, Польше, Германии, Дании и Финляндии и останавливаться на достигнутом не планировал.
И вот однажды дождливым октябрем Джим решил, что надо бы посетить Грецию, где сейчас тепло. В Греции, как я узнала много лет спустя, автостопом ездить не принято. Зато там есть хиппи. Они говорят, естественно, по-гречески, а ругаются по-английски. К иностранным товарищам они обращаются «Brother» и «Sister». Часто у них есть автомобили. Видимо, это и помогло Джиму перемещаться по Греции.
Итак, сказано — сделано. Наш герой уехал… и исчез. Месяцев шесть от него не было ни слуху ни духу.
А потом, уже весной, я его совершенно случайно встретила на улице. Взгляд его был на удивление ясным, волосы собраны в аккуратный хвостик, а экстравагантные клеши уступили место более удобным для ходьбы классическим джинсам.
«Куда пропал?» — с удивлением спросила я его. И Джим, обрадовавшись встрече, стал рассказывать. Живу дома. Работаю курьером. Заканчиваю вечернюю школу. Ага, оцивилился вконец. Родители нервничали сильно, оказывается. Чего вдруг? Да вот… А знаешь, я ведь на Афоне был.
Тут необходим небольшой комментарий. Многие, если не большинство, тогдашних неформалов числили себя христианами. Правда, знания о христианстве ряд из них получал из рок-оперы «Jesus Christ Superstar» в постановке театра Моссовета, потому что английский был далек от совершенства. У некоторых духовно «продвинутых» имелась соответствующая пластинка со вложенным в нее Евангелием от Иоанна, но прочитать Евангелие от Иоанна целиком было далеко не для всех посильной задачей.
Были, конечно, и верующие ребята, и даже воцерковленные. Я знала одну барышню, которая могла, сидючи в наводненной самыми разными людьми квартире, ровно в полночь встать из-за стола и отправиться готовиться ко Причастию. Но чаще всего знакомство с Церковью стремилось к нулю. Представление о Христе варьировалось от «великий духовный лидер наряду с Буддой» до «первый хиппи», а знание христианского вероучения сводилось к «всем всех любить».
Митрополит Антоний Сурожский
Итак, Джим узнал о существовании Афона. Кажется, митрополит Антоний Сурожский рассказывал о молодежи 60-х годов, представители которой, изголодавшиеся по духовности, часто задавали восхитительные вопросы, типа: «Как нам увидеть нетварный свет?» С моим знакомым произошло похожее. Словосочетание «монашеская республика» вызвало в его воображении фантастическую картину анархии и сплошного пацифизма, и он рванул на Святую Гору. Для меня так и осталось неизвестным, как ему это удалось, но факт остается фактом — Джим очутился на территории одного из греческих монастырей, где узнал о наличии старцев. Вернее, Старца — как его звали, Джим решительно не помнил, зато помнил, что, во-первых, к нему надо было идти несколько часов, а во-вторых, что он не знал ни русского, ни английского языков.
Джим же не знал греческого, но очень хотел посмотреть на живого старца.
Источник: OrthPhoto.net
— Ты знаешь, — рассказывал он мне, — я до сих пор не знаю, что произошло. Я зашел, когда у него кто-то сидел. И они говорили о чем-то своем по-гречески. И вдруг я услышал, что старец обращается ко мне. Сначала я хотел помотать головой, дескать, не понимаю, а потом понял, что он ко мне даже не повернулся, но заговорил почему-то по-русски.
И, понимаешь, он меня ни словом не осудил. «Ты бы, говорит, маме позвонил, у нее же сердце больное. И куришь — это же нехорошо, посмотри, как ты поглупел в последнее время, да и легкие у тебя с детства слабые, не надо дым вдыхать. Не по-Божески живешь». Я рассердиться хотел, и тут у меня все похолодело — откуда он знает, что я курю? А про маму? А про мои легкие? — я в детстве по пять раз в год пневмонией болел.
— В-общем, — закончил Джим, — я решил, что надо что-то менять. Пока ничего особенного, даже в церкви только один раз был. Евангелие вот прочитал. И к родителям вернулся, не курю больше и не пью. Это же, Мань, самоубийство.
«Мда, — подумала я, — сильно его накрыло, бедолагу. Интересно, с чего это его так? Ну, что ж, и это неплохо», — я тоже считала себя православной, хотя в церковь ходила несколько раз в год, поэтому сама мысль о том, что кто-то уверовал, грела душу.
Мы мирно распрощались и разошлись в разные стороны.
Дома я стала перечитывать Новый Завет и наткнулась на строчку в Деяниях: «Собрался народ, и пришел в смятение, ибо каждый слышал их говорящих его наречием» (Деян.2:6). И в голову закралось сомнение: а может, это называется не «накрыло», а «Господь в сердце постучался»…