“Чувствую себя нервным от общего хода церковных дел…”

Именно такие слова написал в конце августа 1959 г. Патриарх Московский и всея Руси Алексий (Симанский), оценивая государственно-церковную политику в стране. По его мнению, это было связано с каким-то новым отношением к делам Церкви “со стороны гражданских властей (больших и малых), о чем мне идут неофициальные вести с периферии”¹.

О конце 1950-х — начале 60-х годов, вошедших в историю как период “хрущевских” гонений на Церковь, за последнее десятилетие написано много серьезных исследований², раскрывающих политические и экономические аспекты этой кампании.

В этот период, наполненный драматизмом, советское руководство в кратчайшие сроки спешило решить религиозную проблему в стране. Говоря о политических аспектах, авторы указывают и на желание построить в СССР общество, коммунистическая идеология которого, освободившаяся от сталинского наследия, еще смогла бы проявить себя, что, в свою очередь, исключало возможность любой духовной альтернативы, особенно религиозной.

Отмечалось, что определенная часть советского общества относилась к масштабам кампании индифферентно, а демократически настроенные “шестидесятники” считали, что в СССР может быть построено справедливо социально ориентированное государство, где христианству не будет места. Важную роль сыграли и кадровые перестановки. К Е. А. Фурцевой, Л. Ф. Иль­и­чеву, и ранее выражавшим недовольство прежним государственно-церковным курсом, прибавилась ретивая молодежь — А. Н. Ше­лепин, В. Е. Семичастный, А. И. Аджубей. Комсомоль­ские вожаки стремились к решительной борьбе с Церковью, предлагая ликвидировать ровное отношение с ней как сталинское наследие. А сам “волюнтарист-романтик” Хрущев считал, что в период перехода СССР к предкоммунистическим отношениям распространение научных знаний и изучение законов природы не оставляет места для веры.

Власть не могла не учитывать также и значительно выросшую религиозность вышедших на свободу узников ГУЛАГа. Изживание страха привело к активизации верующих. (Так, в 1955 г. в Совет по делам Русской Православной Церкви поступило 1310 ходатайств и обратилось 1700 просителей об открытии храмов, а в 1956 году было на 955 ходатайств и 599 просителей больше)³.

Важнейшей причиной изменения курса стала и экономическая. Именно жесткий контроль за финансовой деятельностью Церкви ляжет в основу “церковной реформы”, речь о которой пойдет ниже.

Практически весь комплекс причин прослеживается сквозь призму жизни и деятельности Председателя Совета по делам Русской Православной Церкви Г. Г. Карпова. Метаморфоза, происшедшая с ним в период с 1953 по 1958 гг., — наглядный пример того, что люди, пришедшие к власти после смерти Сталина, не только не учли послевоенный опыт государственно-церковных отношений, но и сознательно искоренили все, что о нем напоминало.

Отчет Г. Карпова на имя Г. М. Маленкова и Н. С. Хрущева “О состоянии русской православной церкви на 1 января 1953 года” очень обстоятелен. Составлен, как и все предыдущие, в спокойном, деловом тоне. На 1 января в СССР “на регистрации состояли 10891 церковь и 2617 молитвенных домов, из которых 1455 являлись приписными к другим церквям и не имели своего штатного духовенства и исполнительных органов”⁴.

На 1 января 1953 г. в Русской Церкви было 59 архиереев, без учета находившихся за границей, 12031 священник и 1150 диаконов составляли ее клир⁵. Но эти показатели были меньше, чем в 1952 г. Причину Г. Карпов определил как естественную убыль: «За 1952 год из состава духовенства выбыло по причине смерти 619 человек, а вновь посвящено — 316 человек и возвратились из заштата 80 человек⁶. Такое положение экзарх Украины митрополит Иоанн (Соколов) в одной из бесед с уполномоченным Совета по республике охарактеризовал так: “У нас в Церкви с кадрами катастрофическое положение, нет священников и взять их негде”»⁷.

Но, несмотря на эти проблемы, как позитивный момент были отмечены внешнеполитические мероприятия Церкви, самыми важными из которых стали:

“…2. Составление и утверждение штатов и сметы на содержание Духовной миссии в Иерусалиме, выработка Положения о миссии, инструкций для работников миссии.

3. Подготовка материалов о положении русских монастырей на Афоне для предъявления претензий со стороны русской и других церквей к греческому правительству и Константинопольскому патриарху.

4. Предъявление Московской Патриархией претензий Вселенскому патриарху по вопросам Финляндской и Польской церквей, по заграничным эмигрантским формированиям, настроенным враждебно к Московской патриархии, но поддерживаемым Вселенским патриархом”⁸.

Заканчивался отчет рекомендацией по дальнейшему расширению заграничных связей Церкви.

Стабильность в церковной жизни, о которой докладывал Г. Карпов, менее всего устраивала власть. В марте 1954 г. заведующие отделами пропаганды и науки ЦК совместно подготовили на имя Хрущева докладную записку “О крупных недостатках в естественно-научной, антирелигиозной пропаганде”⁹. Того не надо было ни в чем убеждать. Никита Сергеевич имел большой опыт антицерковной работы. Он был организатором так называемой “ликвидации унии” в 1946 г., за которой последовало “добровольное” воссоединение греко-католиков с Московской Патриархией (отголоски этих событий принесли много горя православным на Украине в начале 90-х годов). Кроме этой масштабной акции, он участвовал в 30-е годы в закрытии и уничтожении храмов Киева и Москвы.

Историки-исследователи, называя его “революционным романтиком”, отстаивают положение, что Хрущев искренне верил в возможность скорого построения коммунизма, в котором не должно было быть места “религиозным предрассудкам”. В это верится с трудом. Забегая вперед излагаемых событий, приведу яркий пример. В августе 1959 г. Москву посетил известный итальянский гуманист мэр Флоренции Джорджо Ла Пира. Он был принят Хрущевым, затем неоднократно писал советскому лидеру. И в одном из писем, датируемом 14 марта 1960 г., можно прочесть следующее: «Уважаемый господин Хрущев, от всего сердца желаю Вам скорейшего выздоровления. Вы знаете, я уже писал Вам об этом несколько раз, что я всегда молился Мадонне, нежной матери Христа, к которой Вы с юношеского возраста относились с такой любовью и такой верой, чтобы Вы могли стать подлинным создателем “всеобщего мира” в мире»¹⁰. (Это письмо не дошло до адресата, оно было задержано в советском посольстве в Италии и позже передано в МИД).

Вряд ли Ла Пира стал бы придумывать это, скорее всего подобный разговор состоялся при их встрече. Важность этого факта — в дополнительных штрихах к портрету Н. Хрущева: рассуждать о вере и искоренять ее более искусно, чем в довоенные десятилетия, бороться со “сталинским наследием”, оставаясь при этом человеком прежней системы по духу и плоти.

И таким был не он один. Выше уже говорилось о том, как новая эпоха отразилась на Г. Карпове. Так, уже в апреле 1954 г. в своем письме в ЦК КПСС он будет просить “указаний о задачах Совета для данного времени и установках по практической работе”¹¹, остро чувствуя приближение каких-то событий. И они последовали.

7 июля 1954 г. ЦК КПСС принял постановление “О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения”, в подготовке которого активно участвовали М. А. Суслов, Д. Т. Шепилов и А. Н. Шелепин. Основная мысль документа — осуждение прежней “примиренческой” политики в “церковном вопросе”. Предполагалось по сути вернуться к довоенным отношениям с Церковью. Звучали призывы к разоблачению “реакционной сущности и вреда религии” и к “наступ­лению на религиозные пережитки”¹². Известно, что перед принятием постановления В. Молотов предупреждал Н. Хру­­щева, что оно “поссорит нас с духовенством и верующими, принесет массу ошибок”. На это последовал ответ: “Будут ошибки — исправим”¹³.

Первыми на постановление откликнулись архиереи Русской Церкви. Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) обратился к Патриарху Алексию с просьбой созвать Собор для обсуждения создавшегося положения, митрополит Ленинградский Григорий (Чуков) выступил перед студентами Духовных школ, публично подвергнув резкой критике происходящее. Призывы к мученичеству зазвучали из уст владыки Вениамина.

Часть членов Президиума ЦК — В. Молотов, Г. Маленков, К. Ворошилов, участвовавшие в сталинской политике “нового курса” 1943–1953 гг. в отношениях с Церковью, также выступали против таких резких антирелигиозных атак, считая, что они приведут к нежелательным для страны последствиям. Политическая борьба за власть еще не закончилась, и Хрущев со своими сторонниками вынужден был отступить. Но ненадолго. Уже в отчете Г. Карпова за 1956 г. прозвучат горькие слова, отражающие новые процессы в государственно-церковной политике. “На 1-е января 1956 г. в Советском Союзе состоит на регистрации 13463 православных церквей и молитвенных домов, из них собственно типовых православных церквей — 10844 и молитвенных православных домов 2619.

Эти цифры, как абсолютно точные данные Совета, не для печати и не для пользования в пропагандистских целях, так как для заграницы и вообще для пользования ими, мы и церковь даем всегда (с 1944 г.) совершенно другие цифры (— подч. Карповым).

Если мы общие цифры 1956 года сравним с данными на 1-е января 1950 года, то уменьшение общего количества церквей и молитвенных домов составит 938 точек (по точным данным). Если мы сравним уменьшение количества церквей с тем, что было ко дню окончания войны (1945 г.), то уменьшение составит, примерно, на две с половиной тысячи точек. По сравнению с данными на 1.1.1955 г. — увеличение на несколько десятков за счет восстановления учета и воссоединения униатов”¹⁴.

Изменения коснулись и численности белого духовенства: “…диа­коны, протодиаконы, священники и протоиереи на 1-е января 1956 года составляют 12 151 человек, то есть на 1500 человек меньше, чем это было на 1 июля 1949 года”¹⁵.

Что касается возраста духовенства, то цифры были такие: среди 82 архиереев Русской Православной Церкви 62,2% старше 60 лет, “в том числе 14 человек в возрасте старше 75 лет, моложе 50 лет только 5 архиереев. Среди священников 64% были старше 55 лет”¹⁶.

По сравнению с послевоенными годами почти вдове уменьшилось количество монастырей: “Если в 1945 году мы имели в СССР 101 православный монастырь, то сейчас всего 57 монастырей и 9 скитов, и в них монашествующих 4570”¹⁷.

Но, несмотря на тревожные симптомы в государственно-церковных отношениях, и Г. Г. Карпов, и большинство сотрудников Совета пытались противостоять ситуации. Так, в мае 1957 г., выступая перед уполномоченными, Председатель Совета по делам Русской Православной Церкви подчеркнул, что главное “…обеспечить стойкие нормальные отношения между государством и церковью”¹⁸.

Ни он сам, ни его примиренческая позиция не устраивали власть давно. С середины 1957 г. начинается подготовка смещения Г. Карпова с поста Председателя. В январе 1958 г. в Совет приходят новые сотрудники. После знакомства с ними Патриарх Алексий в разговоре с Управляющим делами Патриархии протопресвитером Н. Ф. Колчицким говорил с тревогой: “Я думаю, что это подготовка к уходу Карпова с должности председателя — это крайне нежелательно… Новым товарищам, вероятно, будет трудно работать, так как они, наверное, были активны в антирелигиозной работе”¹⁹.

Годом позже, в январе 1959 г., состоялось закрытое собрание коммунистов Совета по делам Русской Православной Церкви. На нем звучала резкая критика в адрес Г. Карпова, он был назван главным виновником “ошибок и извращений” (сам Председатель отсутствовал из-за болезни сердца).

Вся предыдущая деятельность Совета в очередной раз была оценена как примиренческая и пособническая. В вину ставилось все: и поддержка ходатайств об открытии храмов, и ограничение их ликвидации, и льготное налогообложение духовенства по инициативе Совета.

Затем против Г. Карпова была разыграна комбинация с участием секретаря ЦК КП Молдавии Д. Ткача и уполномоченного по республике П. Н. Роменского, которой суждено было стать последним штрихом в деле смещения Г. Карпова. Молдавские руководители желали уточнить доходы духовенства и выступили за отмену права Церкви приобретать транспортные средства для “нужд и обслуживания церковных органов”. В письме от 5 марта 1959 г., адресованном в ЦК партии, Д. Ткач писал: “Поста­новлением Совета Народных Комиссаров СССР от 22 августа 1945 года № 2137–546-е и от 28 января 1946 г. № 232–101-е церковным организациям и религиозным организациям предоставлено ограниченное право юридического лица. Им разрешено приобретение транспортных средств, покупка в собственность домов и новое строительство зданий. В связи с этим Совнаркомы республик обязываются в планах материально-технического снабжения предусматривать выделение строительных материалов религиозным организациям”²⁰. По мнению партийного лидера Молдавии, Председатель Совета по делам Русской Православной Церкви был всецело на стороне Церкви и в письме от “10 июля 1953 г. № 644-е уполномоченному по Молдавской ССР было в категорической форме предложено не чинить препятствий духовенству в приобретении автомобилей.

В другом его письме, от 2 октября 1958 года № 2034 содержатся такие указания, которые по существу закрывают доступ финансовым органам к документам, учитывающим доходы церковных организаций, и дают возможность последним уклоняться от обложения налогами”²¹.

Результат, по мнению Д. Ткача, был ошеломляющим: “Упол­номоченный по делам Русской православной церкви при Совете Министров МССР, выполняя эти и подобные распоряжения, стал оказывать активную помощь церквам, монастырям в приобретении ими различных транспортных средств, сельскохозяйственных машин, электростанций, строительных материалов, тем самым способствовать расширению экономической деятельности религиозных организаций, обогащению духовенства, усилению влияния церквей и монастырей на население”²². Эти вопиющие факты не могли иметь место в социалистической Молдавии. И письмо с места (а сколько их было и сколько еще будет в истории Отечества ХХ века), подписанное Д. Ткачом, жестко выражало общественное мнение: “ЦК КП Молдавии просит Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза поручить Совету Министров СССР отменить постановление СНК СССР от 22 августа 1945 года № 2137–546 е и от 28 января 1946 года № 232–10-е, а также распоряжения председателя Совета по делам Русской православной церкви при Совете Министров СССР тов. Карпова от 10 июля 1953 года № 644/с и 2 октября 1958 года № 2034”²³.

Этого удара Г. Г. Карпов уже не вынес. Он остался один на один с новой политической действительностью, которая, используя лозунг “борьбы со сталинизмом”, уничтожала и позитивные явления, к которым, безусловно, относились государственно-церковные отношения послевоенного десятилетия. (К тому же и чувствовал он себя все хуже и хуже, очень болело сердце).

6 марта 1959 года Карпов пишет письмо в ЦК КПСС на имя Фурцевой Е. А. с просьбой его принять. В письме звучит отчаяние, внутренний надлом. Он позволяет себе резкие слова в адрес духовенства. Но, даже будучи почти окончательно сломленным, Карпов продолжает отстаивать прежние принципы отношений с Церковью, подчеркивая их государственную важность:

“ЦК КПСС тов. Фурцевой Е. А.

Я обращаюсь к Вам, Екатерина Алексеевна, только потому, что Вы занимаетесь нашими вопросами.

По сложившимся обстоятельствам сегодня я обратился в ЦК КПСС с просьбой освободить меня от должности председателя Совета и предоставить пенсию.

В моей жизни еще не было такого тяжелого морального переживания. Тяжело было, когда мне в 1956 году был вынесен строгий выговор за нарушение революционной законности в 1937 году — ведь это было первое взыскание, но я осознал и пережил.

Четыре месяца тому назад я был потрясен неожиданной смертью моей жены.

Сейчас новое переживание — не так легко уйти на пенсию после 44-х лет работы (на заводе, во флоте, ВЧК–ОГПУ–МГБ и 16 лет руководителем Совета), но и это переживу, так как вопрос этот тоже личный.

Почти 16 лет надо было общаться с малоприятной средой, в которой развиты все человеческие пороки, но партия поставила для установления необходимых отношений между государством и церковью, для использования церкви в наших государственных интересах, и доверие надо было оправдать.

Могу смело заявить, что совесть моя чиста, что политических ошибок я в работе не допускал, а недостатки в работе были и есть, и, если их понимаешь, всегда быстро исправишь.

…Что я прошу? Я хотел бы, чтобы Вы лично или т. Суслов, или другой Секретарь ЦК КПСС приняли меня.

Личных вопросов в беседе касаться не буду. Я беспокоюсь за дело, которому отдал четвертую часть своей жизни, и после долгих и тяжелых размышлений, когда я подошел почти к грани потери управления собою, я решил обратиться к Вам, так как если я не выговорюсь, я никогда не поправлюсь, а главное считаю своим долгом сказать Вам и Центральному Комитету свои соображения, так как вижу очень серьезные недоразумения, которые, если не поправить, могут привести к неправильным и нежелательным последствиям, а это не в интересах государства.

Карпов Г. Г.”²⁴.

(Но ни Фурцева, ни Суслов его не приняли, переложив встречу на заместителя Отдела пропаганды и агитации).

Через восемь дней, 14 марта, он передает помощнику Фурцевой еще одно письмо. Там нет эмоциональных всплесков, оно обстоятельно и выдержано, целиком посвящено отстаиванию принципов нормализации отношений государства и Церкви. Карпов подчеркивает внешнеполитические интересы страны, в осуществлении которых может принять участие Русская Православная Церковь: “Из 14 автокефальных православных церквей мира 9 церквей целиком поддерживают начинания Московской Патриархии.

…Сейчас предполагается подготовить и провести в течение 1–2 лет Вселенский Собор или Совещание всех православных церквей мира.

…Как же можно проводить эту работу… если мы будем… поощрять грубое администрирование по отношению к церкви и не реагировать на извращения в научно-атеистической пропаганде.

…Я считаю недопустимыми такие действия, как взрыв церковных зданий”²⁵.

В письме Г. Карпов отметил также недовольство духовенства массовыми фактами администрирования, сослался на размышления Патриарха Алексия об отставке. И, оставаясь верным себе, вновь предложил сделать некоторые уступки, к примеру, разрешить построить здание для Киевской духовной семинарии²⁶.

Он знал, что слишком мало времени у него оставалось, и что люди, пришедшие к власти, в силу разных причин, включая и малообразованность, не понимают и не будут понимать роли Церкви в истории государства, ее значения в жизни общества. Даже подконтрольная советскому государству, она продолжала нести свою духовную миссию. Он понял это. И духовная роль в этом прозрении принадлежала выдающимся иерархам ХХ столетия, с которыми ему посчастливилось общаться: Патриархам Сергию (Страгородскому) и Алексию (Симанскому), митрополитам Николаю (Ярушевичу) и Григорию (Чукову), архиепископу Луке (Войно-Ясенецкому) и многим другим, с кем сводила его жизнь.

Отставка Г. Карпова затянулась еще на год. За его спиной власть готовила “церковную реформу”, рассчитанную на несколько десятилетий и основанную на изменениях самих основ деятельности Русской Православной Церкви.

Начало ее проведения связано с постановлением ЦК КПСС от 13 января 1960 г. “О мерах по ликвидации нарушений духовенством Советского законодательства о культах”.

Какие же статьи закона и когда нарушило советское духовенство?

Как известно, ленинский Декрет об отделении Церкви от государства от 23 января 1918 года и последующие инструкции Наркомюста по его проведению в жизнь предусматривали положение, по которому церковным имуществом могли распоряжаться религиозные общества.

“Положение об управлении Русской Православной Церковью”, принятое поместным Собором 31 января 1945 года, отстранило прихожан от управления имуществом и денежными средствами, вернув эту прерогативу, как это и было прежде, настоятелю. “Положение” получило силу документа, утвержденного правительством (Постановление Совнаркома было принято 28 января 1945 г.)²⁷.

Январское постановление 1960 года отмечало еще одно “на­ру­шение” законодательства о культах: «Следует также отметить, что постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 8 апреля 1929 года “О религиозных объединениях” предоставило религиозным обществам право распоряжаться всем церковным имуществом, ведать наймом служителей культа. Однако вопреки этому закону, во главе каждой приходской общины верующих был поставлен настоятель храма, назначаемый специальным архиереем.

…Служители культа сосредоточили все руководство приходами в своих руках и используют это в интересах укрепления и распространения религии»²⁸.

Как нарушение законодательства отмечалось также единоличное формирование настоятелями храмов “двадцаток” и их исполнительных органов, развитие благотворительной деятельности, “воспитание церковного актива в духе непослушания властям”²⁹.

В постановлении ЦК КПСС от 13 января 1960 г. подчеркивался и еще один момент, связанный с “узурпацией власти священнослужителями” — ослабление контроля за деятельностью духовенства и религиозных объединений.

А годом позже, 16 января 1961 г., Совет Министров СССР принял специальное постановление “Об усилении контроля за деятельностью церкви”. Оно отменило все законодательные акты, принятые в годы Великой Отечественной войны и первое послевоенное десятилетие.

Эти два постановления стали “правовой” основой “церков­ной” реформы, включавшей в себя шесть основных положений:

“1) коренную перестройку церковного управления, отстранение духовенства от административных, финансово-хозяйст­вен-ных дел в религиозных объединениях, что подорвало бы авторитет служителей культа в глазах верующих;

2) восстановление права управления религиозными объединениями органами, выбранными из числа самих верующих;

3) перекрытие всех каналов благотворительной деятельности церкви, которые ранее широко использовались для привлечения новых групп верующих;

4) ликвидация льгот для церковнослужителей в отношении подоходного налога, обложение их как некооперированных кустарей, прекращение государственного социального обслуживания гражданского персонала церкви, снятие профсоюзного обслуживания;

5) ограждение детей от влияния религии;

6) перевод служителей культа на твердые оклады, ограничение материальных стимулов духовенства, что снизило бы его активность”³⁰.

Идеологи “церковной реформы” отчетливо представляли себе, что “перестройка церковного управления” может оказаться делом “сложным и деликатным”. Решение было найдено быстро: “Для того, чтобы не вызвать каких-либо осложнений в отношениях между церковью и государством, многие мероприятия проводить церковными руками”³¹.

Так само отстранение священнослужителей от финансово-хозяйственной деятельности в приходе, ключевое направление “реформы”, было проведено по “государственной рекомендации” решением Синода Русской Православной Церкви от 18 апреля 1961 г. с дальнейшим утверждением его Архиерейским Собором 18 июля 1961 г., постановление которого мог отменить только Поместный Собор.

Большинство из присутствующих на Соборе епископов, понимая всю тяжесть этого решения, до конца не осознавали масштабов начавшихся гонений.

И слова Святейшего Патриарха Алексия, произнесенные им на Соборе, на долгие годы стали путеводной нитью для служения русского священства в новых условиях существования Церкви в советском государстве: “Умный настоятель, благоговейный совершитель богослужений и, что весьма важно, человек безукоризненной жизни, всегда сумеет сохранить свой авторитет в приходе. И будут прислушиваться к его мнению, а он будет спокоен, что заботы хозяйственные уже не лежат на нем и что он может всецело отдаться духовному руководству своих пасомых”³².

Эти слова наставления давали силу противостоять лавине “церковной реформы”, направленной в первую очередь на изменение всего строя церковной жизни и уничтожение порядка приходского управления. А само ее проведение планировалось на долгие годы.

Одним из первых мероприятий реформы стал единовременный учет всех религиозных объединений. При его проведении было “выявлено много бездействующих церквей, не используемых молитвенных зданий, затухающих приходов. Совет принял меры по ликвидации практики субсидий таким приходам со стороны более сильных религиозных объединений и Патриархии, что повлекло прекращение их деятельности. На местах разобрались с каждым религиозным обществом. В соответствии с законом, общественные здания, захваченные церковниками в период войны, были возвращены их прежним владельцам и превращены в учреждения культуры, школы. Многие слабые и распавшиеся религиозные объединения сняты с регистрации. Материальная база православия заметно сузилась”³³. (Такими словами докладывал в ЦК КПСС Ф. Фуров, зам. Председателя Совета по делам религий, в августе 1970 г., рапортуя об итогах перестройки церковного управления).

В цифровом измерении это выглядело так: в 1960 г. действовало 13008 православных храмов, к 1970 г. их осталось 7338³⁴. За десятилетие прекратили “свою деятельность 32 православных монастыря, в том числе Киево-Печерская Лавра. Ныне (1970 г. — О. В.) действует 16 монастырей, в которых проживает 1200 монахов, главным образом, престарелого возраста. Сократилась за последние годы и сеть духовных учебных заведений, прекратили свою деятельность пять православных семинарий; ныне функционируют две духовные академии и три семинарии. Неуклонно снижается количество учащихся в духовных школах: в 1960 г. их было 617 чел., а в 1969–70 учебном году — 447. В минувшем году из духовных школ было направлено на приходы 57 чел. Церковь испытывает ныне кризис с кадрами священнослужителей. В 1969 г. из их числа по разным причинам выбыло 214 чел., а посвящено в сан 175 священников”³⁵.

Отчет о десятилетних итогах реформы поражает своей циничностью. Никогда еще до 1960 г. власть не вмешивалась так откровенно во внутрицерковную жизнь, нарушая при этом весь строй ее существования. Давление было всегда: и в условиях террора 30-х, и в “новом курсе” 40-х — начала 50-х гг. Но такого тотального вмешательства история государственно-церков­ных отношений еще не знала: “Совет по делам религий получил возможность держать под строгим контролем деятельность Московской патриархии, ее отделов, управлений и должностных лиц, влиять на все принципиальные решения главы церкви и Синода, оказывать воздействие на подбор епархиальных архиереев и всех других руководящих деятелей церкви.

В настоящее время сложилась довольно широкая, можно сказать, всеобъемлющая и эффективная система контроля за деятельностью патриархии”³⁶.

Русская Православная Церковь встретила новые гонения, уже имея большой опыт существования в советском государстве. Так, 16 февраля 1960 г. на конференции советской общественности за разоружение выступил Патриарх Алексий. С высокой трибуны Предстоятель Русской Церкви произнес слова о гонениях, которые услышал мир: “Церковь Христова, полагающая своей целью благо людей, от людей же испытывает нападки и порицания, и тем не менее она выполняет свой долг, призывая людей к миру и любви. Кроме того, в таком положении Церкви есть и много утешительного для верных ее членов, ибо что могут значить все усилия человеческого разума против христианства, если двухтысячелетняя история его говорит сама за себя, если все враждебные против него выпады предвидел Сам Христос и дал обетование непоколебимости Церкви, сказав, что и врата адовы не одолеют Церкви Его”³⁷. Это беспрецедентное публичное заявление косвенно поставило точку в карьере Г. Карпова, участь которого была к этому времени определена. 21 февраля он был отправлен на пенсию, а Председателем Совета по делам Русской Православной Церкви стал В. А. Куроедов, партийный функционер, не обладавший и сотой доли способностей своего предшественника.

За отставкой Карпова последовало снятие с поста председателя Отдела внешних церковных сношений митрополита Николая (Ярушевича), одного из выдающихся иерархов ХХ столетия, открыто выступавшего против ужесточения государственно-церковного курса.

В июне 1960 г. во главе Отдела внешних церковных сношений Русской Православной Церкви встал архимандрит Никодим (Ротов), с чьим именем будет связано большинство событий церковной жизни последующего драматического десятилетия.

“Церковная реформа” Хрущева — это лишь зримая сторона государственно-церковной политики. Была еще и другая — использование внешних церковных каналов для осуществления политических государственных планов. При этом власть не только не считалась с внешними интересами Церкви, но цинично попирала их, нисколько не заботясь о последствиях, которые могли иметь и имеют длительный исторический резонанс. К таким “государственным” деяниям относятся многие события, связанные с подготовкой и проведением Второго Ватиканского собора и участием в нем наблюдателей от Русской Православной Церкви.

Список сокращений

АВП РФ	—	Архив внешней политики Российской Федерации.
ЖМП	—	Журнал Московской Патриархии.
РГАНИ	—	Российский государственный архив новейшей истории.