Лео Бокерия – гений сердца

У пациента с 1983 года мерцательная аритмия. По-научному – фибрилляция предсердий. Сердце за 32 года расползлось и клапаны увеличились до размеров, примерно в 2,5 раза превышающих норму. И у него никаких шансов вернуться к нормальному ритму, кроме как через операцию, которую мы разработали, нет.
Поэтому операция состояла в том, чтобы изолировать зоны аритмии и привести в нормальное состояние клапаны, что мы и сделали. С учетом того, что сердце очень большое, 1 час и 10 минут мы подключали аппарат искусственного кровообращения, против обычных 40-45 минут.

Российская школа кардиохирургии имеет более давние и устойчивые традиции, чем в Штатах, Германии.
У нас есть пионерские имена, – Брюхоненко, который первый в мире сделал аппарат искусственного кровообращения, чтобы можно было делать операции на открытом сердце.
Демихов, который сделал весь атлас пересадок сердца. Колесов, который первым сделал операцию аорто-коронарного шунтирования.
Бакулев с Мешалкиным, они первыми сделали операцию, которая сейчас называется операцией Гленна. Когда был жив Александр Николаевич (Бакулев – прим. ред.), ее называли «русский аностомоз».
Таких примеров – десятки. Когда говорят, что нам не дают Нобелевских премий, потому что мы их не заслуживаем – это абсолютная чушь. Наша Ленинская премия всегда была выше любой Нобелевской. Мы сами себя игнорируем.

Центр Бакулева – самая большая в мире клиника по количеству операций. Мы делаем разные операции, в том числе те, которые разработаны именно врачами нашего центра. Поэтому этот вопрос не к врачам. У нас в сердечно-сосудистой хирургии то, что мы делаем в нашем центре, во многих ведущих мировых центрах не делается.

Другое дело, что мы пока оказываем маловато специализируемой помощи. Возникает противоречивая ситуация. С одной стороны, нам не хватает финансирования, а с другой стороны, люди говорят – нам не нужны российские клиники, мы поедем лечиться за границу. При этом наши зарубежные коллеги не несут никакой ответственности за исход операции.

Был такой случай, когда ребенку сделали фактически экспериментальную операцию. Мать потребовала, чтобы Минздрав ей компенсировал затраты, потому что у нас якобы даже не слышали об этой операции. Мне прислали бумагу, как главному специалисту, и я написал всё, как есть. Операция существует с 1984 года. За всё это время в мире было сделано всего 53 операции, из них 4 сделал я лично. Для этой операции есть очень строгие показатели. У ребенка, которому наши коллеги за рубежом сделали эту операцию, не было к ней показаний.

Врачи не могут решить ни проблему курения, ни проблему алкоголизма в обществе. Антитабачный закон я поддерживал не как врач, а как президент общероссийской общественной организации Лиги здоровья нации. Мы добивались, чтобы детям 18 лет, которые приходят служить в армии, не клали несколько тысяч сигарет в паек в течение двух лет. Тогда про меня писали, что я американский шпион и хочу проникнуть в российскую армию. Я не хочу много говорить на эту тему.
Я бросил курить, когда у меня уже был 20-летний стаж курильщика. Одномоментно.
Пришел пациент: «Доктор, я шел к вам, зашел в туалет, почистил зубы, чтобы от меня табаком не несло. А у вас тут... дым столбом, оказывается!» Я ему ответил: «Не берите с меня пример!»
И мне этот случай так врезался в сознание, что именно после него я решил бросить курить. И сейчас всем своим врачам говорю: как же вы можете курить, прекрасно зная, что это путь к инфаркту, к гипертонии, к раку легкого и так далее?..

У меня другого пути не было! Я родился, вырос, закончил школу в маленьком городе. Сестра моя с самого детства говорила: «Ты будешь хирургом!» Вот я для себя и решил, что им стану.
Когда я пришел в институт и на четвертом курсе пошел в научный кружок, то понял, что для меня наиболее интересной областью хирургии является сердечно-сосудистая. Ею я и занялся.

Наши дочери пошли по стопам мамы и папы, – мы с женой учились вместе с первого курса. Дочери обе доктора наук, и мне это очень приятно.
Специальности у них почти одинаковые, младшая – взрослый кардиолог, а старшая – неонатальный кардиолог. Что касается внуков, то я очень сомневаюсь, что они будут врачами. Другое время.
Старший внук Антоша, он всё время говорил, что будет врачом, но в 13 лет заявил, показывая на мою фотографию: «Как он, работать не хочу». И пошел на экономический факультет. Мы его не осуждаем, продолжаем любить (смеется).

Первой моей операцией была аппендэктомия.
После третьего курса я проходил практику в городе, где родился (Очамчира, Абхазия), и мне разрешили оперировать. Там было два замечательных хирурга: Лапуров, местный грек, и Хвичия.
Когда они увидели, как я день и ночь пропадаю в больнице, они решили дать мне сделать эту операцию. Всё прошло нормально с их ассистенцией и под их дальнейшим присмотром.

Хороший. Мы сделали радикальную операцию, всё переместили, всё получилось. Оказалось, что там еще одна небольшая коронарная артерия, но она имеет свое значение. Мы надеемся, что всё будет хорошо.

Это вопрос не такой простой. Я думаю, что с того момента, как в семье появляются дети, особая ответственность ложится на мужчину. Он должен понимать: изменяя свою жизнь, – в любом смысле, – таким образом он наносит вред своим детям. Я безумно люблю своих детей, поэтому для меня никогда не было других вопросов, кроме того, чтобы в семье было всё нормально.

Моего отца не стало, когда мне было три года. Поэтому единственное, что я могу для него сделать, и делаю это всю жизнь, – стараюсь, чтобы от его фамилии, по крайней мере, не плевались. Мама растила нас троих, она была очень набожный человек, мне говорила: у тебя две сестры, поэтому девочек ты не должен обижать, представь, что это твоих сестер обижают. Никогда в жизни при маме, жене, детях я не выразился скверным словом.

Не люблю цифру 6, не знаю почему. Если есть возможность, стараюсь заменять на цифру 5, 7, 8.

Перед следующей операцией выпью два стакана водки и буду петь песни (смеется). Это шутка, конечно. А вообще, у нас есть сестра замечательная, большая любительница классической музыки, Наталья Павловна, когда я ее вижу, начинаю петь: «А я иду, шагаю по Москве…» Она благосклонно меня хвалит: «Неплохо, неплохо».