Нелепость этого положения тогда встает с такой выпуклостью, с такой ошеломляющей ясностью.
Это похоже на то, как иногда вдруг услышать свой голос. Помнишь это чувство странного удивления? Зачем я здесь и кому это нужно?
Я никак не могу отвязаться от эпиграфа к чеховской «Тоске». Помнишь? «Кому повем печаль свою». Я знаю, что такое печаль. Я знаю как иногда можно сидеть застыв в одной позе, без связных мыслей, с обрывками воспоминаний, которые сменяются со страшной быстротой, — аллея в Гаграх, букинистический магазин на Кузнецком, пляж в Ореанде, Чепелево и т. д. Так можно иногда просидеть целый день если бы не необходимость «трудиться». Я знаю что такое щемящая тоска, когда для того чтобы не стонать ходишь и покашливаешь и когда тебе так душно, так душно, что разорвал бы все на себе, вырвал бы это проклятое сердце которое болит нестерпимо. «Кому повем печаль свою» У меня нет лошади, да и не удовлетворила бы меня такая вещь.
Печаль очень хорошее глубокое слово. Все печально, это основной фон, а на нем расшито все основное — горе, тоска, боль. Острые чувства у человека подолгу не бывают и не могут быть. Всплеск, сильное переживание, а затем печаль, печаль. И письмо это печальное. Если бы был у меня талант, я бы написал печальную симфонию, так и назвал бы ее «Печальная симфония». И если бы она удалась, то люди, слушая ее, должны были бы плакать, плакать тихо, беззвучно, молча. Слезы должны были бы тихо струиться по лицу, а человек должен был бы сидеть молча застывший, подавленный громадой свалившегося на него горя, перестрадавший его и печальный как серый осенний день.