Читаю книгу Реймонда Бакленда «Цыгане. Тайны жизни и традиции». Набрел на такое место, в главе, касающейся религиозных верований цыган:
«В книге «Цыгане: странники мира» (McDowell В. Gypsies: Wanderers of the World. Washington, D. C: National Geographic Society, 1970) цыган Клифф Ли сообщает следующее: «Я часто ходил в церковь, но только на крещения. Священники при крещении давали младенцу монетки. Я помню, в детстве мы восемь раз за одно воскресенье посетили церковь и каждый раз крестили одного и того же младенца. В каждой церкви давали другое имя, а младенца взяли взаймы».
Да что там заморская экзотика! Наших цыган, бывающих в Минусинском Спасском соборе – много таких.
Люблю их, как детей… Дети, как известно, существа бескомпромиссные, часто жестокие, эмоционально нетрезвые, предельно суетные, неаккуратные, попросту грязные, наивные, и все это в них уживается с первородной чистотой (кому мало житейских повседневных наблюдений за детьми и кто живет в башне из слоновой кости, питаясь вторичным гомогенизированным пюре литературы-кино-музыки, тот может вспомнить «Питера Пэна», «Повелителя мух» Голдинга или фильм «Чучело» Ролана Быкова, на крайний случай – американскую комедию «Трудный ребенок») — они еще только учатся жить, таким мог быть Адам в Эдемском саду…
Фото: Anzor Bukharsky, photosight.ru
Бескомпромиссные – но торквемады и вышинские из детей редко получаются: судьба изгнанников, крест скорбей и дорог, наложенный на цыган Богом, не дает им закоснеть во зле, то есть подняться на духовную ступень выше – и совершать зло степенью выше (помните, у Льюиса, в «Размышлении о псалмах»: «Если Божий зов не сделает нас лучше, он сделает нас намного хуже. Из всех плохих людей хуже всего – плохие религиозные люди. Из всех тварей хуже всего – тот, кто видел Бога лицом к лицу….» Оффтоп: отсюда мог бы последовать обывательский вывод современника: из всех нынешних россиян гаже всего, например, попы; но право, не будем торопиться!).
Священник Сергий Круглов
В нашем городке есть район, состоящий, по преимуществу, из одноэтажных деревянных домов постройки 40 – 50-х годов прошлого века, под названием Цыганское болото. «Цыганское» — потому что немалую часть населения составляют здесь ромалы. «Болото» — потому что Минусинск лежит на дне геологического образования, именуемого «Минусинская котловина», а Цыганское болото – самое топкое дно этой котловины: район расположен в пойме некоего древнего водоема, его постоянно заливают вешние талые воды, почвы тут песчаные и легко напояемые влагой.
Помню, там, в районе улиц Манской и Красноярской, есть полупруд-полулужа, в которой ежевесенне можно видеть великие армады малолетних ухарей, бороздящих водную гладь на выдранных из заборов калитках, наспех сколоченных из горбыля плотах, управляемых шестами, и надутых камерах; ухари устраивают здесь меж собой грозные трафальгары, биясь не на жизнь, а на смерть, прямо-таки улица на улицу, в лучших, освященных веками богатырских традициях mysterious russian soul.
Цыгане, живущие здесь, чем живут – я точно не знаю, потому врать не стану, но разбодяженным спиртом-технарем (он же «шмурдяк», он же «шило» на местном наречии) и анашой, таки да, приторговывают. Справедливости ради, замечу: далеко не они одни… Но как-то так именно «приторговывают», а не торгуют вовсю, нагло и беззастенчиво, и пышных дворцов себе никаких в Минусинске не строят, — впрочем, за конкретикой по этим фактам лучше обращаться не ко мне, а к соответствующим органам местной полиции.
В Спасский собор цыгане приходят нередко.
…Фаина – пожилая цыганка, похожа на индийскую актрису Зинат Аман, если ее состарить до 70 годов (впрочем, кто знает – может, очаровательной предательнице из советско-индийского фильма про Али-Бабу и сорок разбойников уже и есть 70, я давно не видел новых шедевров Болливуда).
Ходит почти на каждую службу, на службе – на каждую исповедь, и со слезами кается, все в одном и том же… Глубин святоотеческой психологии она не знает, осьми смертных грехов с их подразделениями внятно озвучить не может, но ее слезы за весь род, за непутевых детей и внуков, за нескладную жизнь – подлинны. Что каждую ее исповедь трогает мое сердце – ее радостное и недоверчивое изумление, когда произношу разрешительную молитву: «- Фаина. — Да, Фая!… Батюшка, вы что, помните, как меня зовут?!..»
…Лет десять назад было. Время — около полуночи. Собираюсь спать. Настойчивый звонок в дверь… Открываю: мамадарагая! Лестничная площадка полна цыган. Пожилая женщина мне взволнованно говорит: «Батюшка, пожалуйста, поехали с нами! У меня ребенок, девочка, в реанимации, исповедать, причастить…» Куда деваться, собрался, поехал.
По пути выясняю : сколько лет девочке?
– «Да тридцать два».
Ого, думаю. Большенькая…
— А что с ней случилось?
– «Да ее муж бросил, выпила уксус…»
Прихожу в палату – лежит на спине в кровати молодая цыганка, красавица, мается страшно – уксусная кислота прожгла всё, от гортани до прямой кишки, говорить не может, в глазах слезы… Ясно, что дать ей Святые Дары не смогу – проглотить ей нечем. Хоть исповедовать… Да и какая там генеральность той исповеди. Одно только в сердцах спросил: «Ты сама-то, говорю, понимаешь, что ты дура?» Кивает, плачет… Накрыл епитрахилью, молитву прочел.
Она померла вскоре, через несколько часов. Дети, говорите? Да, были у нее и дети, они обычно детей рожают всех, у цыган аборты и предохранения не в чести. Ну, там родни много было, пропасть детям не дали, думаю.
…Всегда отмечал, как истово они блюдут внешнюю обрядность, крестятся привычно и правильно, «Отче наш» всяк знает наизусть. Века скитаний, видимо, приучили — принимать религию той страны, в которой остановились, почитать ее, мимикрировать даже…
На кладбищах Минусинска, что на старом, что на новом, цыганские могилы – самые видные. И не только потому, что памятники — яркие, дорогие, оградки – кованые, на века, что помпезность венков (дети любят игрушки) в глаза лезет. Могилы эти – семейственные. Столы крепкие, лавки, мангалы рядом вкопаны. И приезжают в родительские дни туда всем табором – от стариков до праправнуков. И всегда найдут на просторах кладбища священника — на Радоницу, например, это и хлопотно и проблематично, — и вежливо под руки проводят до могилки, отслужить литию, и приветят со всем уважением. С наносным, скажет кто-то? Да хоть и так. Рядовому замотанному бегучему попу и то приятно.
…Вообще, крестины и отпевания – такие моменты жизни человеческой, в которые прикасаешься к чему-то простому и важному. Крестины и отпевания у цыган – в том числе. Крестили раз девочку цыганскую, лет двух. Крупная, как пятилетняя.
Как нередко бывает с детьми на крещение (в храме впервые, думают, что в больницу, может, принесли, мужика с бородой в фартуке и с палочкой в руке боятся, тем паче – если от мамки оторвали, крестной отдали), девочка зинула реветь, могучим басом. Крестной, которая ее на руках пыталась удержать, выдрала клок волос… Многочисленная родня, присутствующая на крещении, заорала: «Джа! Джа!…», схватила ребенка, меня задвинула в угол, пыталась сама девочку в купель запихать… еле отбил и закончил таинство. Жарко, помню, лето, пот льет со всех ручьем.
Из купели девочка вышла притихшая, и впрямь как новорожденная. По-церковнославянски «крещение» — «баня пакибытия». «Пакибытие» — жизнь вечная; а баня… баня она и есть баня.
Отпевал раз двоих цыган – мужа и жену, молодые, лет тридцать. Убили их, машину забрали, самих спустили под лед, весной нашли.
Цыганская хата, сочетание роскоши и грязи: дорогущие обои, бордовые с золотом, пластиковые стеклопакеты в оконных проемах избы, фрагменты евроремонта, иконостас в углу сияет позолоченной фольгой. Два гроба из красного дерева (или имитация?) – рядом друг к другу; у всей родни на голове – норка, на плечах – кожаные куртки, немытые пальцы все в золоте.
Шикарные гробы стоят на шатких табуретках, пол заплеван и весь в бычках, на столах – водки немеренно; бутафория скорби… Что было подлинного – мраморные и спокойные лица усопших, и — слезы их мамы. Ее плач, сдержанный, не до воя, но искренний – женщина, породившая и похоронившая детей, Рахиль, плачущая о чадах своих, плачет на всех языках, во всех религиях и культурах – одинаково.
…Страсть до чего цыгане любят клятвы давать. Клянутся – а потом, не в состоянии исполнить, в ужасе в храм идут, мол, снимите с меня клятву. На днях женщина пришла, плачет. Чего, говорю? – «А я не знаю, что делать! А я поклялась на могиле!…» — На какой могиле, что такое?! – «А на могиле поклялась, что его зарежу! Вот ребенком этим поклялась!…» За спиной ее мыкается ребенок — кудрявый черноволосый парнище лет двадцати, по виду – пышущий здоровьем и с оным здоровьем наладившийся жить не менее чем лет до ста. – Эх, – говорю. – Глупость-то какая, это на исповедь вам надо прийти. Обрадованно кивает головой; точно знаю – придет.
Фото: Gary Ross, photosight.ru
Цыганские женщины – вообще особая статья. Мужья зачастую у них никудышние: не работают, пьянствуют, а жен заставляют деньги добывать какими ни на есть способами. Вот они и добывают… Сколько их ни приходило в храм, со всякими нуждами – совета ли спросить, дом ли освятить, покрестить ли дитя – на всех на них глядя, думал: да, вот это – женщины. Такие, сякие, ясно, что цыганки, чего с них взять. Примерно такие, какими их Бог и создал еще тогда, в Эдемском саду (каковых мыслей, глядя к примеру на европейских феминисток, ни в сказке не скажешь, ни в страшном сне не приснишь).
О цыганах много чего бы еще можно было написать. О старухе, давным-давно предсказавшей мне – просто так, за ковшик воды в жаркий день – все основные этапы моей жизни, во что я тогда ни на йоту не поверил. О святой девочке Римме Золотаревой, страдавшей раком головного мозга и общавшейся с ангелами, которую я причащал до дня ее смерти и о которой написал стихотворение «Весна света», переведенное впоследствии на разные европейские языки.
О том, что и у меня в роду, мама говорила, были цыгане намешаны, и видел я довоенные фото моих дедов двоюродных – красавцы, каждый как Николай Сличенко, все коммунисты и буйные головы, где-то эти головы потом и сложившие, а я-то сам ничего про цыган не знаю, ни чем отличаются ром и лом, ни кто такая Черная Сара, ничего совершенно.
О том, что все мы у Бога дети, и у кого какие дары и с кого что спросится, и зачем у Бога есть полезные курицы-несушки, зачем – певучие соловьи, а зачем – вовсе бесполезные бродяги-воробьи… Много можно было бы чего написать, да стоит ли. Ибо сказал в Священном Писании мудрый Екклесиаст: “…Составлять много книг – конца не будет, и много читать — утомительно для тела” (Еккл.12:12б)
Читайте также: