«Спасти Русь православную от свирепства царского»
В прошедшее воскресенье Церковь праздновала память святителя Филиппа, митрополита Московского. Его история хорошо известна. Митрополит Филипп, видя бесчинства опричнины, сначала мягко, с глазу на глаз, увещевал царя Иоанна Грозного прекратить его жестокости и беззакония, но потом дело дошло до открытого столкновения, митрополит отказался благословить царя во время службы в соборе и резко обличил его при всем народе. Как говорится в акафисте этому святому:
«Спасти хотя всю Русь православную от суемудренного свирепства царского, яко пастырь добрый, душу твою за паству положити готовый, ты, святителю Христов, всенародно ярость самонравного царя на кротость преложити потщался еси. О новых же злодеяниях опричнины уведев и гнев царский на себе испытав, к венцу мученическому приуготовил себе и в благодатном умилении ко Господу взывал еси чистыми твоими устами хвалебную песнь: Аллилуиа».
Царь добился низложения митрополита по облыжным обвинениям и его ссылки в отдаленный монастырь, куда через некоторое время прибыл близкий сподвижник Грозного — Малюта Скуратов, который потребовал благословения на поход на Великий Новгород и, не получив его, задушил святителя.
На что мне хотелось бы обратить внимание — это на историю канонизации митрополита Филиппа. Святитель был убит в 1569 году, а уже в 1591-м его мощи перевозят в Соловецкий монастырь. В конце XVI века создается его житие и уже заметно его почитание как святого с днем памяти 9 января. Примерно тогда же появляются его первые иконы.
В 1652 году царь Алексей Михайлович решает перенести мощи святителя в Москву.
В Соловецкий монастырь отправляется посольство из духовных и светских лиц во главе с митрополитом Новгородским Никоном. После трехдневного поста за литургией в Спасо-Преображенском соборе Никон перед ракой с мощами зачитывает грамоту царя, обращенную к святителю:
«…великому господину, отцу отцев, преосвященному Филиппу, митрополиту Московскому и всея Руси, по благоволению Вседержителя Христа Бога, царь Алексей, чадо твое, за молитв святых твоих здравствует.
…молю тебя и желаю тебе прийти сюда, чтобы разрешить согрешение прадеда нашего, царя и великаго князя Иоанна, нанесенное тебе неразсудно завистию и неудержанною яростию, ибо твое на него негодование как бы и нас сообщниками творит его злобы… И сего ради преклоняю царский свой сан за онаго, пред тобою согрешившаго, да оставишь его прегрешение своим к нам пришествием…
Сего ради молю тебя о сем, о священная глава, и честь моего царства преклоняю твоим честным мощам и повиную к твоему молению всю мою власть, да пришед простишь оскорбившему тебя напрасно и он тогда раскаялся о содеянном. За его покаяние и нашего ради прошения приди к нам, святый владыко…»
Это отношение русских людей XVII века к темной странице собственной, относительно недавней на тот момент истории весьма поучительно.
Царь просто и прямо называет грех грехом
Русский царь не видит никакого ущерба ни своей царской чести, ни престижу династии, ни престижу державы в целом в том, чтобы торжественно и всенародно признать — да, мой предок, занимавший престол до меня, поступил дурно, совершил тяжкий грех, за который царь сегодня просит прощения.
Его, похоже, совершенно не заботит, а не воспользуется ли этим признанием русофобская пропаганда в Великом княжестве Литовском, Швеции или какие еще на тот момент были у Москвы геополитические соперники. Или не станут ли изменники и крамольники торжествующе восклицать: «Курбский-то был прав!»?
Похоже, Алексея Михайловича это совершенно не волновало. Ему также не приходило в голову ни отрицать сам факт злодейства — мол, враги оклеветали, ни пытаться его как-то оправдывать — мол, такова была суровая необходимость в то непростое время. Царь Алексей Михайлович просто и прямо называет грех грехом и просит прощения.
Православные русские люди, окружившие митрополита Филиппа благоговейным почитанием, Церковь, которая его канонизировала, были, разумеется, государственниками и монархистами — других тогда не было — и относились к царской власти с глубоким почитанием. Это не помешало канонизации человека именно за то, что он открыто противостал царю.
Ни царь Алексей Михайлович, ни Церковь, ни народ не были «либералами и русофобами». Они и слов-то таких не знали. Они были православными русскими людьми.
Но для их нравственно-религиозного и государственного сознания было очень важно прославить митрополита Филиппа.
Почему? Потому что они жили в принципиально иной системе координат, чем нынешние почитатели грозного царя. Русские люди того времени глубоко верили в суд Божий, от которого нельзя скрыть правду и перед которым бессмысленно врать и отпираться. Богу нельзя всучить ту версию истории, которая нам больше нравится — Бог точно знает, что произошло на самом деле.
Эти люди искали оправдания на суде Божием и Его благословения в этой жизни — и знали, что это несовместимо с нелепыми попытками Его обмануть. Поэтому единственная уместная реакция на грех и беззаконие — это признать его грехом и беззаконием. Они знали, что в конечном итоге правда победит — и предпочитали быть на ее стороне.
Преклонение перед могуществом беззаконного насилия
Когда люди утрачивают эту христианскую перспективу, на поверхность выходит языческая, почти животная склонность к почитанию силы, а не правды, причем силы, которая проявляет себя самым грубым и очевидным образом — в способности причинять страдания и смерть другим. Это преклонение перед могуществом беззаконного насилия, о котором сам Грозный сказал: «А жаловать своих холопов мы всегда были вольны, вольны были и казнить». Склонность людей — и у нас, и в других странах — почитать тех, кто принес много зла и горя, является гнусной, но понятной. На чисто земном плане мы часто видим победу именно беззаконного насилия.
Святые и праведные, те, кто сострадает людям и стремится угодить Богу, подвергаются мучениям и смерти, их гонители и мучители живут долго и умирают своей смертью. Побеждает грубое, тупое насилие — и инстинкт побуждает людей искать покровительства победителей и заискивать перед ними.
Святой не причинит вам вреда, если вы не проявите почтения, и не убьет ваших врагов. Другое дело головорез — с ним, как говорит инстинкт самосохранения, лучше поладить. Причем этот инстинкт работает и тогда, когда сам головорез давно мертв. Так бывает с инстинктами.
Но Церковь учит другому — победителем, которого нам следует держаться, является именно тот, кто был верен Богу, сострадал людям, говорил правду и в итоге дал себя убить. Потому что мы верим в Господа, со славою грядущего судить живых и мертвых — когда страдальцы утешатся, а те, кто поклонялся жестокости и насилию, с ужасом обнаружат, что сделали катастрофически неправильный выбор.