Иеромонах Димитрий (Першин)
В коридорах и холле перед залом суда царила атмосфера робкой надежды. Все еще надеялись, старались как-то друг о друге позаботиться, помочь. И офицеры охраны – те, кто обеспечивает порядок, относились к пришедшим – родственникам, знакомым, священникам доброжелательно.
Но поддержать тех, кому предстоит оказаться перед судом, приходит много людей, полные коридоры. А вот войти в зал всем не получается, – он маленький, на 15–20 мест. Офицеры охраны разруливают эту ситуацию – просят вперед пройти родственников, аккредитованных журналистов, потом всех остальных. Не вместившихся переадресуют в зал 217, где идет прямая онлайн-трансляция из зала суда.
Поэтому, если начинаешь настаивать, проталкиваться, это вызывает недоумение и у людей, и у охраны. В этой ситуации я просто выполнял все их требования, понимая, что адекватность начинается с меня. В ходе этих перестроений и перемещений мы еще на той неделе на апелляции по делу Ивана Подкопаева начали общаться с одним офицером, который затем каждый раз, пропустив родных и журналистов, предлагал зайти и мне.
Наша задача и в этом – не обвинять, не вносить раздражение или ожесточение, но хотя бы на таком уровне сохранять человеческие отношения. Становясь мостом коммуникации между тем, что расколото и по разным причинам не может найти общий язык.
Второй момент. С самого начала Данил выбрал путь непротивления, он признал свою вину и попросил прощения у потерпевшего силовика. Выплатил ему компенсацию за моральный вред.
Поскольку все преступление заключалось в том, что Данил, желая уберечь одного из демонстрантов от насилия, схватил потерпевшего за запястье левой руки, причинив ему боль, чем весь вред и ограничился, защита просила его освободить либо, по крайней мере, хотя бы перевести в колонию-поселение вместо определенной приговором колонии общего режима.
Адвокаты приводили примеры иных дел за последние год-два, с куда более тяжелым составом, в которых наказания были, однако, гораздо мягче. Но, несмотря на все положительные характеристики, на все отклики, на все аргументы, судья Иванова оставила приговор без изменений.
К сожалению, искреннее стремление Данила признать вину, его усилия загладить последствия не были услышаны. А у него двое детей, один из которых нуждается в специальном лечении.
Третий момент – я подписал письмо, из чего следует некая ответственность за последующее. Начав такое дело, его нельзя уже бросать на произвол судебной машины.
И проще всего – это просто прийти сюда и быть рядом с теми, кто нуждается в поддержке, помолиться вместе с ними за людей по обе стороны решетки.
Церковь призвана быть рядом с теми, кому сейчас плохо, кто по своей вине или не по своей, по ошибке суда или следствия, без умысла или по злому намерению, мы никогда не знаем всех обстоятельств, оказался в беде.
Выстаивавшая многочасовые очереди в ленинградские Кресты, где томился ее сын Лев Гумилев, Анна Андреевна Ахматова писала об этом так: «Я была с моим народом там, где мой народ, к несчастью, был». Хорошо бы, чтобы и наша Церковь смогла бы сказать эти слова по прошествии времени, но уже о нынешних скорбных очередях, в которых стоят родные и близкие судимых.
Именно чтобы поддержать родных и близких других обвиняемых, ходила на другие суды по «московскому делу» и мать Данила Беглеца Людмила. Сегодня она с рыданиями покидала зал суда, она не предполагала столь жестокого решения, но до последнего надеялась на смягчение приговора, рассчитывала, что апелляция сможет что-то изменить к лучшему.
Людмила, мама Данила Беглеца: «Я никак не ожидала, что будет такой приговор. Пока я могу видеть сына два раза в месяц – так разрешают свидания. Он очень мирный, с самого детства. Есть люди взрывные, но он не такой, терпеть не может ссоры, крики. Если слышал ругань, говорил мне: «Что этим людям не хватает, почему они ругаются?» И младшую сестру воспитывал так, что надо всех любить, быть бережным к людям. Он не обижается из-за каждой мелочи, готов делиться тем, что у него есть. Он все время говорил: «Пусть мне плохо, но я никого обижать не собираюсь. И если кто-то хочет ругаться, я не буду никогда».
Дальше я хочу писать, добиваться, обивать все пороги, стучаться во все двери. Я не хочу, чтобы он шел в тюрьму. Он не для этого создан, он должен быть возле своих детей».
Когда ты ходишь на суды, открываются некие новые грани нашей реальности: одно дело читать отчеты в социальных сетях или чьи-то записи о ГУЛАГах прошлого века, а другое дело – окунуться в этот мир, в котором судья не смотрит тебе в глаза (это было не сегодня), потому что, видимо, ей стыдно, или, наоборот, она улыбчива, приветлива, дружелюбна, но при этом выносит приговор, который удивляет своей неоправданной суровостью даже видавших виды юристов.
И надо понимать, что каждый из нас может оказаться здесь. И не обязательно это будет связано с какой-то виной, тем более доказанной. Я думаю, что нам, священникам, полезно посмотреть в глаза этой реальности.
Я говорил со многими людьми, в том числе с Людмилой, и, по их мнению, пришло время написать текст, буквально в три-четыре предложения, как мы делали по поводу абортов. С просьбой к Президенту В.В. Путину, премьер-министру и главам обеих палат Парламента о том, чтобы проявить гуманность, человечность, сострадание к людям, которые не настолько виновны, а может быть, и не виновны вообще, и не заслуживают такого сурового наказания. Единственное, важно, чтобы юристы дали правовые основания, на которые можно будет сослаться в этом письме. По сути дела, это будет всенародное ходатайство о помиловании. И просить всех читателей, пользователей распечатать его, подписать и отправить по четырем указанным адресам.
Тем самым будет воплощена в жизнь нравственная максима Основ социальной концепции Русской Православной Церкви, в работе над которыми самое деятельное участие принимал наш Патриарх Кирилл. Она гласит, что Евангелие превалирует над законами, противоречащими ему. А главный закон Евангелия – это любовь. Неоправданно суровый приговор Данилу Беглецу дает нам все основания напомнить о человечности тем, от кого зависит его судьба и судьба его матери, жены и двух малышей. Равно как и участь иных осужденных по «московскому делу».
Фото: Дима Швец / «Медиазона»