Дар успения. Можно ли заразиться дружелюбием к смерти

Мирный, красивый сон – как еще можно описать отношение к смерти христианина, можно ли воспитать в себе дружелюбие к кончине и как можно праздновать то, что Богородица умерла – об этом в своем видеоблоге размышляет архимандрит Савва (Мажуко).

Перед тем, как навестить вечный город (я говорю о Риме), я, как прилежный ученик, раздобыл книги об этом городе и, конечно же, прочел замечательную работу Генри Мортона, великого английского путешественника, «Прогулки по вечному городу». Это блестящий стилист, у него есть книги о разных странах – об Ирландии, о путешествиях в разных городах. Его отличает от других путешественников удивительная чуткость к слову и замечательная неспешная наблюдательность философа, что, согласитесь, для писателя не просто украшение, но еще и роскошь, которую мы наблюдаем в последнее время очень редко.

Архимандрит Савва (Мажуко)

Генри Мортон был христианином, и он очень дорожил своей верой, конечно, нигде ее не выпячивая, это был человек очень деликатный, при этом он обладал удивительной чуткостью ко всему прекрасному. Например, он говорит о том, как он навещал могилы английских поэтов, которые похоронены на протестантском кладбище возле пирамиды в Риме, цитирует их стихи, это замечательно, это прекрасно – и тут наблюдает кустики лаванды, кошек римских. 

Но для нас важно то, как его эстетические переживания сочетаются и, самое главное, не противоречат его вере. И как это помогает ему переживать те евангельские тайны, к которым он как христианин, конечно же, приобщен. 

Один из моментов этой книги, мой один из самых любимых моментов – это описание путешествия в катакомбы, римские катакомбы, которые были случайно обнаружены в конце XVI века обычным земледельцем. Сейчас каждый путешественник может навестить эти удивительные места, где похоронены христиане. Есть разные версии о том, молились ли там эти первые христиане, была ли это штаб-квартира общества христианского. 

Видимо, эти помещения использовались разными поколениями для разных целей, но то, что там похоронены христиане, это хорошо известно. Генри Мортон, который очень хорошо знал историю античности и ценил памятники античности, был поражен катакомбами как христианским кладбищем, потому что внимательно перечитывал эпитафии – надгробные надписи, которые оставили христиане в память о своих близких. То, что его поразило, это удивительная светлая надежда и радость, с которой были написаны эти слова. 

Он говорит о том, что античные захоронения – это депрессивнейшие места, которые ему приходилось посещать. Античное языческое кладбище будит отчаяние. Это место, где почти физически ощущаешь присутствие призраков, это место в каком-то смысле агрессивное. Мы знаем, что христиане привнесли в отношение к умершим и к местам захоронения совершенно другую эмоцию – эмоцию светлой радости, с одной стороны, с другой стороны, интуицию Святой земли. Ведь могилы мучеников, христианское кладбище, где стоят кресты, часовни – это Святая земля. 

Американский кинематограф обыгрывает это даже в фильмах ужасов, потому что на Святую землю, на землю кладбища христианского не может ступить нога какого-нибудь колдуна, волшебника, даже вампира. Конечно, американский кинематограф в последнее время пережил определенную эволюцию в отношении этих христианских символов, но тем не менее Генри Мортон подчеркивает, что его не покидало ощущение во время осмотра катакомб, этих христианских захоронений, как будто он находится в трюме корабля. Представляете? Идет человек по пещерам, а у него чувство, что он находится в трюме корабля, где дремлют матросы. Вы себе представляете эти гамаки или мешки, в которых в старых кораблях отдыхали матросы. Ты идешь в самом недре этого корабля, и мирно спят матросы. Такое чувство, как оно может родиться при посещении кладбища? Ведь речь идет именно о кладбище. 

Генри Мортон отмечает, что это исключительный дар христианства – отношение к смерти как к успению, отношение к смерти как к другу, который тебя должен навестить, который пришел к тебе в гости, друг, который благословлен твоим Богом, Творцом. Смерть – не тупик, не итог жизни, а некоторый эпизод жизни, причем не самый последний. Христиане именно так и должны говорить о смерти, потому что мы чаем воскресения мертвых. Помните, в Символе веры, который мы поем каждое утро на литургии, есть эта фраза: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь»? 

То есть смерть – это один из эпизодов, такой же эпизод, как например, поступление в институт. Вы готовитесь, вы нервничаете, вы думаете: «Может быть, отнести взятку этому учителю по алгебре, может быть, он поможет. Всем плохо». Точно так же мы переживаем смерть. Но после этого экзамена будет что-то еще, жизнь продолжится. Христиане впервые стали использовать в античных языках – в древнегреческом и латинском – относительно смерти глаголы, которые раньше использовали относительно сна – «коймао», есть такой глагол, который звучит очень похоже на наш «кемарить». 

Апостол Павел, например, в Послании к солунянам использует этот глагол, и это очень странно, потому что он говорит о смерти, как просто о некотором сне. Причем этот глагол, как говорят некоторые исследователи, использовали относительно детского сна, не просто взрослый дядя пришел, завалился, забыл снять ботинки, потому что работал 12 часов, а тот мирный сон, которым спят малыши.

Это так красиво, когда ты видишь, как спит малыш, особенно маленькие дети, которые не выбирают себе удобные позы и раскладываются так, как никогда взрослый человек себе не может позволить. Это мирный сон, мирный красивый сон. Представляете, апостол Павел, чтобы описать отношение к смерти христианина, вдруг обращается к глаголу, который описывал сон малыша – не взрослого лесоруба, который долго трудился и, засунув руки в бороду, потом вдруг захрапел на всю избушку. Малыш, который спит мирно и, может быть, улыбается или смеется во сне – это очень красиво, это удивительно. 

Как так можно относиться к смерти любого человека? Но христианская вера именно этому и учит. Отношение к смерти правильное, дружелюбное, я бы так сказал, к своей собственной смерти, я имею в виду, конечно, смерть как естественный исход, а не насильственное прерывание жизни, оно свойственно не только христианам как людям, наделенным мудростью Евангелия, осчастливленным этой мудростью, но даже простым людям. С этим я сталкивался неоднократно. 

Как заметил еще Лев Николаевич Толстой: почему-то простые люди умеют умирать, в отличие от людей, обремененных образованием и благородным происхождением. Я имел счастье общаться с бабушками, со стариками, которые очень легко относились к смерти, готовились к смерти, они спокойно об этом разговаривали, спокойно готовили себе подушки «на смерть», писали завещание. Это было очень дружелюбно и спокойно, потому что это путь всей земли, путь, который мы должны пройти. Мы должны пережить не только свою смерть, но и смерть своих близких, но относиться к этому нужно именно как к успению, к детскому сну. 

Поэтому, может быть, самый красивый из летних праздников, не только летних, но и праздников всего года, праздник, который очень любят почему-то монахи – это праздник Успения Божьей Матери. Казалось бы, ведь умерла Богородица. Как можно это праздновать? Но в церкви в эти дни совершаются удивительные богослужения, поются удивительной нежности церковные стихиры, музыка льется, крестный ход, плащаница, и священники в лазурных облачениях читают акафисты в последовании этой службы. Это очень красиво. 

Потому что, друзья мои, если вы не можете правильно отнестись к смерти, может быть, здесь не нужны слова, может быть, нужно прийти на праздник Успения и помолиться за этим богослужением, чтобы заразиться этим нежным, благословляющим и дружелюбным отношением к той кончине, которую апостол Павел называл мирным детским сном, успением.