От автора: Это фрагменты переписки с другом. Я вовсе не думал их публиковать. Можно было бы перевести их в другой формат, но пускай так и останутся – «Письмами брату».
Рождество в сельском храме села Заднепилево под Спас-Клепиками.
Христос народывся!
Я закрыл глаза и поклонился. И мне привиделись волхвы, бредущие по ночной ветреной пустыне. Звездное небо и усталые люди, напряженно чувствующие приближение чуда.
Глас священника стих и перед моими глазами оказались сначала черные блестящие калоши на валенках, затем синяя кофта и, наконец, белый платок с длинными перьями бахромы.
Старушка застыла в земном поклоне, растопырив руки в разные стороны. Она тоже напряженно чувствовала приближение чуда.
Баба Таша
Потом она ухватилась за столб и, перебирая руками, поползла по нему вверх. Поднялась и перекрестилась. Она крестилась почти безостановочно. И я понял, что для нее Бог во всем. Глас священника – это Его глас, Храм – это Его Дом, иконы, свечи и сам воздух церкви – это все Он. Она Его приветствует во всем, на чем останавливается ее взгляд. И не важно, что иконостас – это просто стенка из вагонки, украшенная местами обломками старого храма, местами – работой благочестивого местного художника, местами –наклеенными на доску картинками.
Сегодня нет ни богатства, ни нищеты, ни молодости, ни старости. Бог приблизился, и все кроме этого стало неважно.
По-моему, большинство старушек не понимает хода службы. Они просто как Вифлеемские пастухи стоят пред вратами вертепа и ждут Его. Вот Он скоро выйдет в Теле и в Крови, чтобы дать им целование через Чашу и Крест. И тогда они, утешившись, пойдут домой.
Елеем отец Александр не помазывает – «Умащает!» Широкой кисточкой полил голову от макушки до брады. От уха до уха. Масляными руками я растер елей и пригладил мокрые волосы. Вот как оно было когда-то. Церковь, приняла меня как дорого гостя. Как в Библии:
Это — как драгоценный елей на голове, стекающий на бороду, бороду Ааронову, стекающий на края одежды его; (Пс. 132, 2)
…и возлил [Моисей] елей помазания на голову Аарона и помазал его, чтоб освятить его (Лев. 8:12)
Что воздам Господу за все благодеяния Его ко мне? (Пс. 115, 3)
На клиросе собрались все певческие силы во главе с отцом Александром. Тонкий благовонный аромат редкого особенного ладана, видно, припасенного к празднику, заполнил весь храм. Пели долго так, что дым из кадила успел превратиться в струящийся белый ручей, втекающий в алтарь через Царские врата. Там он поднялся над Престолом и стал выкруживать над ним диковинные фигуры. Я потом говорю Кире:
— Видела?
— Молчи, — отвечает, — а ты ничего не видел, когда исповедовалась бабушка, которая разносила просфоры? Ох, и не знаю…
— Да что такое?!
— Ох-ох. Когда батюшка склонился над ней, крестя ей главу, то показалось мне, что светлый ангел обнял ее своими крыльями. Привиделось, однако.
— Иже Херувимы… – запел клирос: две старушки и молодой парень. И из–за фанерного закутка, освещенного голой лампой, послышалось истинно ангельское славословие.
Я всегда как сладчайшего дара жду этого сельского исполнения. Волны нежнейшей любви, как золото, выплавившейся в горниле жизней русских страдалиц, заполнили храм, словно невидимый фимиам. Сколько горя, сколько трудов нужно поднять душе, что голос очистился до такой прозрачности и нежности! Как море, ласково плещущее теплыми волнами, пение ласкает сердце. Каждая высокая нота колет и до краев наполняет сердце блаженством.
Тишина в храме тончайшая. Заплакали. Я почти перестал чувствовать себя в теле. Осталась только скорлупа, придавленная кольчугой свитера.
Руководит хором Нина Афанасьевна. Хочешь поглядеть на живого святого – смотри на эту высохшую, ссутулившуюся старушку в громадных очках на веревочке. На Пасху во время народного пения она высовывается из певческого закутка и дирижирует, показывая пальцами, сколько раз еще надо пропеть «Христос воскрес!»
Баб Нина и Гриша
Тут один наш угодил в Клепиковскую больницу с переломом ноги. Она узнала про это и каждый день(!) в течении месяца посещала его, принося продукты и молитвы. Ей под 80, а до Клепиков — 10 км. Ну, про нее отдельный разговор.
Отец Анатолий Яковин
На полочке вместе с нотами икона Царя и фотография недавно погибшего отца Анатолия из Пятницы, на фоне цветущей яблони.
Между старух, полулежащих на полу, стали пробираться местные парни. По их понятиям свечку надо поставить только самому и только батюшке под нос. Идут, насупившись, толкают народ. Потусовались полчаса и ушли. У них вот такие дары.
— Вы причащаться будете? — спросила меня бабулька «из-за ящика».
— Да.
А потом подумал, что еще не было исповеди, и, может, священник не благословит и не допустит до причастия. И как это я вот так сам себе и разрешил. Но меня записали на просфору.
Видимо, им такие «премудрости» и не приходят в голову – ведь все серьезно, разве человек тут будет баловать?
Перед ящиком наклеен лубок, на котором, как мне показалось, изображена Вавилонская блудница. Оказалось, что это не блудница, а девица, скрывшая на исповеди грехи. И, скажу тебе, брат, что нарисована там староверами такая страсть, что Хичкок отдыхает.
Началась исповедь. Шатаясь, пошли старухи. Пронзительно глядя отцу Александру в лицо, давятся мычанием. Он кричит:
-Грешна?!
И обалдевшая старуха снова мычит и кивает головой. Подошла молодая, затряслись плечи, схватилась за тумбочку. Батюшка метнулся в алтарь и вынес ей огромную шоколадку! Под епитрахилью молодая уже тихо плачет. Отходит, улыбаясь сквозь слезы. Пошли дети – и им по шоколадке. Москвичу шоколадку дали в алтаре. Батюшкины дары.
Батюшка обошел весь храм, заглянул во все углы:
— Все исповедались?
— Все! Все! Нет, вот еще трое – они выходили!
Отец ушел в алтарь. Старухи снова повались на пол. Дети вертят шоколадки.
Я смотрю на икону Иоанна Крестителя. Она явно взята из старого храма. Там летний Иордан и пальмы. А за окном глухая черная метель. Он принес в дар всю свою жизнь.
Красный плат у Чаши держат Нина Афанасьевна и парень-псаломщик лет 22-х. Парень работает ремонтником электросетей. Он каждый день колесит по дремучей лесной округе и соединяет оборванные провода. Там теперь привыкают жить без света. Перестает ходить лесной автобус. Вот мы прожили в деревне без света три дня. На Новый год света не было даже на Красном вплоть до второго января.
Про Причастие писать не умею. Только скажу, что это Его Дары!
На благодарственной молитве пошли старушки с корзинкой с просфорами:
— Помяните нас и всех православных христиан! – и щедрой рукой кому три, а кому пять просвирок.
— А когда же деньги давать на кружку или поднос?
— У нас этого нет. Отец Александр следит наоборот, чтобы мы все раздавали!
По храму летает сам батюшка и раздает детям кульки с печеньем, мандаринами и конфетами. Большие кульки! А что принес я кроме торта на канун? Ужас!
— Всем досталось? Он умилился и сложил руки на груди. Улыбается.
Подшитый фанерой потолок, завалившиеся полы, нищий народ, а радость Царская!
Снова древние старухи с Кирой навалились сзади на тяжеленную «Волгу», и мы покатились сквозь мрак и метель домой. Как символично.
Хоть дурак я, Господи, а Твой!
КК
Читайте также:
 |
|
 |
Ночная служба на Рождество Священник Константин Камышанов Вот хотели нас христиан всех убить и не смогли. |