Давка

Давка… Это слово непереводимо, оно достойно стать международным, как «спутник», «водка», «матрешка», «балалайка», «колхоз» и «перестройка». Интересно, какова его этимология? От «давить» или «давать»? Такое чувство, что от обоих, потому что «давиться» обычно начинают, когда что-то «дают». Писатель-сатирик Михаил Задорнов в одном из рассказов приводит слова православного священника, который приглашая его в храм со служебного входа во время раздачи святой воды, пояснил свое гостеприимство тем, что наш «боголюбивый народ, в стремлении снискать благодать, затопчет кого угодно». Вероятно, вместо «снискать» было сказано «стяжать», но это несущественно. А вот насчет «затопчут»…

Окунаюсь в свое неофитство: праздник Богоявления 1988 года; еще не треснул в СССР лед религиозной сегрегации, не наступила оттепель НРП (Новой Религиозной Политики), однако, перестроечные ветра уже что-то разносят в воздухе, в церковную ограду проникают многообещающие сквозняки, выражающиеся, в частности, в нарастающем интересе людей к церковной субкультуре (далеко не всегда, впрочем, переходящем в интерес к вере и Церкви).

Фото: kp.ru

Я уже полгода, как несу послушание церковного смотрителя, совмещая это с прислуживанием в алтаре и чтением на клиросе. В Сочельник водосвятие без приключений: народу сравнительно мало, а раздача воды после Великого Водосвятия прошла так, что и вспомнить нечего. Иное дело – на следующий день… О! Впечатления о нем я пронес сквозь уже, слава Богу, двадцать четыре года и они почти не поблекли.

Надо сказать, что я никогда не любил скопления людей. Сейчас, кстати, тоже массовые мероприятия как таковые не люблю, но переношу легче, а когда эффект толпы сводится на нет молитвенным единением, так даже наоборот: обилие народа только радует. Так что, не переживайте, охлофобией не страдаю. Но, тем не менее, хочу признаться, что, когда я только начинал ходить в храм, то предпочитал будние дни, а воскресных избегал именно из-за многолюдства и мешавшей молиться суеты (хотя в те годы за воскресной литургией собиралось всего-то человек шестьдесят – пустой храм по сравнению с нашим временем).

И в первый год своего подпевания на клиросе (до того, как был принят в штат собора смотрителем), я в Крещение сразу ушел домой, лишь с любопытством оглянувшись на непривычно многолюдную, и, что бросалось в глаза, незнакомую массу, напряженно ожидавшую начала самого главного: раздачи святыни! Их стеклянные банки, стоявшие на полу рядом со своими хозяйками, словно дымились от возбуждения в предвкушении состязания, какая из них раньше и полнее будет налита и какая вообще целой выберется из предстоящего сражения. Адреналин бродил и воздух вибрировал. Я удалился, даже не представляя себе, что начнется через несколько минут.
И вот, на следующий, юбилейный 1988 год мне довелось непосредственно участвовать в раздаче святой воды. Уже окончание службы не предвещало ничего хорошего. Народ заполнил храм.

Знакомых лиц почти не видать, всё больше невесть откуда взявшиеся, в основном пожилые женщины, и не уступающие им по возрасту, но почти отсутствующие представители пола, по недоразумению называемого «сильным». К тому времени, когда священник, после водосвятия вышел на амвон с крестом, чтобы произнести отпуст, в храме уже стоял гул как в ГУМе, с той лишь разницей, что в соборе он изредка перебивался злобными восклицаниями да – слава Богу, совсем редко – звоном битого стекла (какая там проповедь по окончании праздничного богослужения?!..). На весь храм было несколько жестяных баков (самое смешное, что популярный бред о «ионах серебра» поныне повторяется атеистами и оккультистами), на раздаче у каждого стояло по два человека (впрочем, нет, один из алтарников мужественно сражался за честь бака в одиночку, с наслаждением по-свойски «строя», штурмующих его бабок). Мы с Пашей (моим сокурсником, который помог мне воцерковиться и сам уже не один год алтарничал) были поставлены вместе к одному баку.

Честно скажу, я пребывал в состоянии культурного шока. Хотя у меня за плечами было уже полгода разных инцидентов, связанных с моими обязанностями (осаживать, а если требуется, то и выводить нарушителей порядка), но такого массового бесчинства, творимого не какими-нибудь «внешними» хулиганами или сектантами, нет — людьми, именующими себя православными христианами – я не только не видел, но и представить не мог!

Было омерзительное чувство какого-то бесовского надругательства над святыней, кощунства. Мой старший товарищ не поддержал меня в идее не снимать крышку, пока не успокоятся. Возможно, он просто не верил, что это что-то даст, а может, привык уже к этому как к неизбежному злу, которое надо поскорей спихнуть и уйти?

Не знаю, но не поддержал и всё. Пришлось раздавать воду, попутно увещевая наиболее нетерпеливых, благоговейно относиться к святыне, принимать ее без суеты и ругани. Я уже тогда обратил внимание, что у каждого бака толпится без очереди не более двадцати пяти человек, из которых таких отморозков, которые не понимают человеческой речи, не больше пяти. Другие, примерно пятнадцать, максимум, двадцать – это те, кто заражаются их психозом и стараются не отставать, как если бы существовала опасность, что сейчас эти «активисты» всю воду вычерпают (правда, категория жаждущих первенствовать обладает свойством периодически обновляться: откуда-то возникают новые лица, которым надо срочно и незамедлительно).

А остальные люди образуют длиннющие очереди и спокойно ждут, когда рассосется эта булькающая вокруг баков биомасса. Значит, если нейтрализовать первую категорию, остальные из «группы поддержки» легко окажутся среди благоразумных и терпеливо ожидающих своего часа. Приняв к сведению эти наблюдения, в надежде, что когда-нибудь они мне пригодятся, и удовлетворив потребности алчущих благодати, я пошел домой по крещенскому морозу. Штаны и белье можно было выжимать. Благо мороз был все же не сибирский.

Как-то во время освящения в чаше закончилась вода. Настойчивым прихожанам пришлось доказывать ее отсутствие таким образом.Фото: Варфлусева Ольга

Через год я на Крещение в раздаче Великой Агиасмы не участвовал, потому что уже учился в семинарии. Мой сосед по парте, сочувственно выслушав мои воспоминания, рассказал, как его духовник решил раз и навсегда проблему народного благочестия у себя на приходе. Обнаружив, что осаждающие слов не понимают, он не стал долго размышлять о своих немощах, вздыхать, что человек неисправим, да и не так уж они и виноваты, а просто взял – и перевернул бак на глазах у онемевшей паствы!..

Когда кто-то проколол тишину вопросом, типа, «ой, а как же?..», батюшка спокойно ответил, что, «а всё, в этом году больше освящения не будет». Ну, понятное дело, шок в течение года притупился, да и бузят-то в основном те, кто в храме появляется несколько раз в году, и через год история повторилась; неспособность «жаждущих благодати» к вербальному общению вынудила нашего батюшку к невербальному: если вы попираете святыню в своих душах, вот она – под вашими ногами! На следующий год порядок был образцовым.

Мне, помню, очень понравился этот пример. В дальнейшем, когда я стал диаконом, то по своей инициативе привлекал соборных алтарников и сторожей, чтобы выстраивать, например, подобие плотины перед Плащаницей, дабы люди могли справа подойти, спокойно поклониться, приложиться, а не так, как бывало прежде, когда стоило отойти духовенству, как со всех сторон толпа буквально набрасывалась на предмет почитания. Безобразию был положен конец. Со временем люди привыкли к нововведениям, их уже без усилий можно было организовать, но поначалу это было весьма непросто.

Теперь вернемся к вышеупомянутой фразе о традиционном «затаптывании». Существует миф о каком-то неистребимом варварстве русского народа, о присущей ему аморфности и хаотичности, чуждости порядку и т.п. Миф этот довольно укоренен и распространен, с той лишь разницей, что одни считают перечисленные якобы национальные черты – добродетелями в силу того, что они суть нечто исконное (а исконное свое – добродетель априори), другие приверженцы этого мифа находят в нем повод свысока поглядывать на русских, как на этакое неисправимое быдло, которое надо или взнуздать, или посторониться, чтоб не «затоптало». Но и те, и другие не видят смысла в искоренении свинства.

Так вот, я, как уже двадцатый год священствующий (не считая диаконского стажа и предшествующего церковнослужения), ответственно заявляю: этот миф – порождение, ищущих себе оправдания, свинства и лени. Да, опыт, в том числе исторический, показывает, что давка – явление, хотя и не исключительно, все же достаточно специфичное для нас. Но считать эту дикость чем-то присущим русскому народу, какой-то неотъемлемой национальной чертой – оскорбительная глупость и ложь! Не надо путать национальные черты с особенностями бескультурья (именно бескультурья, а не культуры) рабоче-крестьянского социального слоя, по некоторым историческим причинам преобладающего и поныне в наших храмах, а до недавнего времени почти исключительно в них представленного. Причем в церквях представлена лишь часть этого слоя – религиозная.

Кстати, этот слой имеет свои специфические категории. Например, такая категория как «бабушки». Обратите внимание: они узнаваемы, у них же свой дресс-код в одежде. Их образ мыслей, речь, модель поведения отличаются какой-то надконфессиональностью, это какая-то отдельная субкультура: масса таких бабушек в церковь не ходят, в церкви мы видим лишь микроскопическую часть этой этнографической достопримечательности, быть может, ее лучшую часть. И все издержки – это не черты русского Православия или христианства вообще, не русские национальные черты, а пороки, характерные для представляемой ими категории своего социального слоя, компенсируемые, сглаживаемые, в той или иной степени, благодатью Божией и влиянием пастыря и/или авторитетных прихожан.

Но и этот слой несправедливо обвинять в какой-то нелюбви к порядку, нерасположенности к самодисциплине, якобы они способны подчиняться только силе, без мата и хворостины разговор бессмыслен. Могу согласиться, что такие люди встречаются. Хотя мат и не является непременным условием семантической адекватности вашей речи их лексико-символической коммуникативной системе, но образность и амплитуда тона должны быть на уровне. Иначе вас просто совершенно искренне не услышат.

Однако таких людей немного. Намного больше тех, кто ведет себя бескультурно по инерции многолетней привычки. Эту инерцию можно перебить и прервать (на худой конец, ограничить) даже у очень пожилых людей. Потому что большинство людей хотят гармонии, а условием гармонии является порядок. Внутренне любой нормальный человек любит порядок, иерархичность. Просто всевозможный мусор, осевший в его нутре в виде ложных мировоззренческих стереотипов и страстей, подавляет эту естественную расположенность, формирует порочное душевное состояние и побуждает к постыдному поведению.

Так надо помочь человеку, поддержать в нем лучшее.

Смею поделиться скромным опытом организации порядка на Богоявление. Когда я служил в Маарду, то святить воду приходилось в притворе малюсенького придела прп. Серафима Саровского, который находился в цокольном этаже. Весь народ стоял снаружи. Я с самого начала предупреждал, чтобы, выходя из храма на водосвятие, сразу становились в очередь по одному. Разумеется, кто из желания лучше слышать службу, кто из привычки сбиваться в кучу, образовывали за моей спиной на пороге плотный ком.

После отпуста я начинал их выстраивать по одному. Не сказать, что эта инициатива находила массовое одобрение, никто чепчики в воздух не подбрасывал от восторга. Но, спустя несколько минут, люди понимали, что я не блефую, говоря, что пока не будет порядка, воду выдавать не начнут, и чем быстрее они это поймут, тем меньше будут мерзнуть. Мало-помалу я отдалял массу от входной двери и выстраивал одного за другим, чтобы потом не возникало недоразумений. Не скажу, что мне особенно нравилось бегать по морозу в фелони, но оно того стоило. После того, как очередь была выстроена, вновь открывалась дверь храма, и несколько человек принимали тару и заполняли ее святой водой. Особенно немощным наливали отдельно, вне очереди (их даже на время молебна не выводили из храма). Для народа это было в диковинку, но для многих оказалось приятной неожиданностью, что получение святыни может проходить без суеты, раздражения и ругани. Не сказать, чтобы совсем уж идеально все происходило, но намного лучше, чем то, что мне приходилось наблюдать ранее.

Однако это был не предел. Когда мы начали служить в просторном верхнем (основном) храме св. Архистратига Божия Михаила, то водосвятие продолжали совершать по-прежнему в притворе нижнего. И вот, что мне показалось неправильным: приходящие конкретно за водой и только за ней занимали очередь сразу у дверей нижнего храма, и так получалось, что те, кто молился за службой, оказывались в хвосте очереди. Они перед службой воздерживались от пищи и питья, чтобы причаститься, а в итоге должны был стоять еще долгое время лишь потому, что кто-то подсуетился и занял очередь, проигнорировав службу. Мне показалось это несправедливым, поэтому я взял и привел причастников к дверям нижнего храма, выстроив из них отдельную очередь. Среди «стояльцев» послышалось возмущение: «Мы тут с утра стоим!» На что я ответил: «А нечего было здесь стоять! Надо было в храме, за службой молиться, исповедоваться, причащаться…» Возражений больше не последовало.

photosight.ru. Фото: Ольга Охлопкова

Но и это мне показалось недостаточно продуманным, поэтому я ввел карточную систему: заранее было проштамповано и пронумеровано несколько сотен плотных маленьких листочков, которые я выдавал в два этапа: 1) на исповеди, а затем 2) обходя во время чтения молитв к причащению прихожан и захожан, «отстаивавших» службу (никто не срывается с места, не сбивается в кучу, я сам тихонько обхожу и вручаю номерки). Это, на самом деле, недолго и легко. После чего все выходили и строились соответственно полученным номеркам. В итоге, никакой нервозности, никакого соблазна рвануть вперед и обогнать ближнего (пусть он померзнет дольше, чем я), никакой почвы для споров, кто и когда занимал.

Конечно, можно меня упрекнуть, что я лишил людей возможности спастись, проявляя самоотвержение, смирение и кротость, уступая немощам отдельных ближних или хамству, но, да простят меня столь глубоко и духовно мыслящие, такие высоты и тонкости – не мой уровень. Я вижу свою задачу в максимальной ликвидации почвы для соблазнов и в формировании благоприятных условий для внимательного и неспешного приближения к святыне, к благочестивому ее принятию, что несовместимо с суетой и празднословием, не говоря уже о чем-то похуже.

Следующий этап: освящение воды внутри большого верхнего храма и раздача ее там же, что стало возможным, когда люди привыкли к спокойному несуетливому поведению в ожидании своего звездного часа. Освящение совершалось перед амвоном, затем, чтобы избежать сбивания в кучу, все выходили из храма, я становился на пороге и в порядке очереди приглашал людей в храм, где выстраивал их змейкой рядами поперек. В итоге достаточно быстро все оказывались в храме, довольно плотно и в то же время в предельно ясной очередности. Никакой суеты, никакой болтовни.

Так вот, я к чему веду: людям это нравилось! Практически всем. Кстати, в итоге мы быстрее раздавали воду, чем в других местах. Чуть больше времени тратили в самом начале, зато и на сердце мир, и времени меньше затрачено.

Что, полюбившие этот порядок, утратили свою «русскость»? Ничуть. Или они прониклись каким-то чуждым педантизмом, унизив себя номерками? («А-а-а!!! Меня посчитали!») Нисколько. Просто хорошо на душе, когда ничто богомерзкое не препятствует благодати касаться ее. И если порядок способствует этому светлому состоянию, значит, он этот богоугоден, как богоугодны и средства его поддержания.
С Праздником!

Читайте также:

Не давайте людям того, что они хотят Сергей Худиев В Екатеринбурге раздача Святой Воды обернулась скандалом и потасовками — так начинается ролик, выложенный в интернете, и процитированный во многих блогах. Простояв пять часов в очереди, люди — в основном пожилые женщины — распихивая друг друга, кинулись к цистерне, но оказались недовольны качеством воды, мутной и какими-то загрязнениями. Новость вызвала язвительные антицерковные комментарии.

	За водой Михаил Моисеев — Люда! Не ходи в ворота! В калитку! Только в калитку, в ворота нельзя!.. — сквозь толпу продирается немолодая энергичная женщина. Раньше таких можно было встретить в основном в торговле; сейчас торговля кругом — поэтому, наверное, типаж распространился необыкновенно широко.

Вызов Крещения Андрей Золотов Что делать с этими массовыми, часто пьяными купаниями в прорубях, с тиражируемым мужским выпендрежем разного рода начальников и политиков, которые таким образом «очищаются» и заодно проявляют свое единение с народом? Что делать, наконец, с массовым представлением о крещенском купании как разновидности «моржевания»? Какое отношение все это имеет к Иисусу Христу и христианству?