Человек под грифом “секретно”
Много лет эта тема у нас в семье не обсуждалась. Возможно, потому, что мой дед, Реутов Александр Фёдорович, был человеком под грифом “секретно», я имею в виду характер: замкнутый, самодостаточный и суровый. С бабушкой (Реутовой Надеждой Фёдоровной) он был много лет в разводе и жил в другом городе. В основном, наше общение происходило телефону, причём звонил он редко и в гости никого никогда не звал. Когда приезжали сами, был рад, хотя виду старался не подавать. Такой вот независимый железный дед, полковник КГБ. Мы в нём нуждаемся, а он в нас вроде как не очень.
Слово «чекист» впервые произнёс мой папа примерно в середине девяностых, до этого ни под какими пытками не удавалось узнать, кем дед работал. Достоверно известно было, правда, что он — участник Великой отечественной войны. Но кто из его поколения не участник? Вопреки расхожим мифам, сотрудники НКВД в годы войны не только сидели в тылу и почитывали доносы политруков, а и сражались насмерть. Достаточно вспомнить, к примеру, героев 230-го конвойного полка НКВД, защищавших Ростов-на-Дону.
Итак, в нежные отроческие годы, в лихие 90-е, я услышала от папы фразу, что «Дед-то наш — чекист, а бабушка — судья» (в 90-е стало модно обсуждать тему репрессий во всех красках). (Сразу оговорюсь насчёт слова «чекист». Сейчас им называют любого сотрудника госбезопасности времён СССР, в то время как в разные годы сие ведомство имело разные наименования и структуру. ВЧК и ГПУ — это весьма дальние предки нынешнего ФСБ, а ещё было НКВД, НКГБ, МГБ, КГБ, МСБ и ЦСР). Больше папа не рассказал тогда ничего. Наверное, потому, что я ничего не хотела спрашивать, ничего не хотела знать и вообще предпочитала об этом не думать. Это мои родные, как бы там ни было…
Покаяться и отмежеваться
Повторять подвиг бессмертного Павлика Морозова, предавшего отца во имя истины, желания у меня не возникало. Начиная с конца 1920-х стало модным словечко «отмежеваться»: так вот это не про земельный надел, а про отречение правоверных коммунистов от своих нечистых родственников (дворян, попов, кулаков, классово-враждебных элементов и иже с ними). Пришёл ты на партсобрание и громогласно заявляешь, что Мариванна тебе больше не мать, а Васильпетрович не отец, ибо взглядов и образа жизни их ты категорически не приемлешь. В некоторых советских газетах существовала специальная рубрика «Порываю связь»: можно было дать объявление, что ты уже не сын лишенца, например. Многим детям репрессированных, кстати, это помогало начать жизнь с чистого листа.
Очевидно, что-то подобное нам предлагается совершить и сейчас, вскрыв архивы ФСБ. Покаяться и отмежеваться. До седьмого колена каяться.
Нет, я могу понять, что люди просят Бога помиловать и простить их предков, но вот акции публичного покаяния потомков чекистов перед потомками репрессированных — это уже драмтеатр, простите.
Если вы христиане, то загляните в книжку под названием Библия и прочитайте: «Сын не понесет вины отца, и отец не понесет вины сына, правда праведного при нем и остается, и беззаконие беззаконного при нем и остается» (Иез. 18:20). Это пророчество Иезекииля о Новом Завете. (Ср.: 2Пар. 25:4, Втор. 24:16, 4Цар. 14:6). А если вы матёрый атеист и сталинист, то вспомните слова вождя народов: «Сын за отца не отвечает».
Каяться в чужих грехах очень просто: попросил прощения — и вроде всё забыто. Но трагизм ситуации заключается как раз в том, что ты не можешь искупить чужую вину, и память о ней висит над твоей душой дамокловым мечом. Замечу в скобках, что не представляю себе, как бы мог заслужить прощение осудивший на смерть невиновного: встать на колени перед детьми погибшего? Выплатить денежную компенсацию? Посадить себя в тюрьму? Этого мало. Жизнь окажется гораздо дороже такой расплаты. А потому вопрос «Казнить нельзя помиловать» пусть решает Господь Бог.
Вам срочно в Бухенвальд
Даже если до последнего вздоха человек казался исчадием ада, мы не знаем, что он мог почувствовать во время этого самого пресловутого последнего вздоха. В конце концов, первым оказался в раю благоразумный разбойник, а вовсе не пророк, не священник и не апостол. (И да, разбойник был некрещёным). Для этого оказалось достаточно только одной фразы: «Вспомни меня, Господи». А мы с вами частенько уподобляемся праздным зевакам, стоявшим у подножия Голгофы. Думаю, они тоже с чувством внутреннего удовлетворения рассуждали о справедливом возмездии отпетому головорезу. Очнитесь, дорогие товарищи! Окстись! «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу [Божию]. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь» (Рим. 12:19).
Мне, признаться, ближе позиция немцев, которые не боятся привозить подростков на экскурсии в Бухенвальд или Дахау. Несмотря на то, что у многих случаются нервные срывы после этого посещения. Нет, немцы приезжают в концлагеря вовсе не для того, чтобы бить челом и ощутить себя пресловутыми Untermensch, а для того, чтобы помнить. Звучит цинично, но это своего рода историческая прививка, полезная не только немцам, но и русским. Особенно бородатым дядькам, марширующим с флагом, где золотом по чёрному выведено: «Россия для русских, Москва для москвичей!» Господа, вам срочно в Бухенвальд. Получите путёвочку в собесе. Зря, зря у нас не принято массово посещать концлагеря…
Черный воронок из кошмарных снов
Продолжаю про деда и бабушку. Когда мне было лет пять (1987 год), бабушка сошла с ума: у неё стремительно развивалась старческая деменция со страшными галлюцинациями… Время от времени её мучило одно и то же видение: чёрный воронок. Я запомнила это выражение намертво, несмотря на то, что значение его узнала только много лет спустя.
Этот неведомый воронок снился мне в кошмарах и пугал похлеще всех бабаек, домовых и чертей: столько страха и отчаяния было в глазах бабушки, когда она просила папу: «Володя, ты видишь чёрный воронок на той улице? Открой дверь, это за мной…»
И папа шёл с ней «прогуляться», чтобы бабушка убедилась: ей померещилось.
Сегодня я прошла по этой улице, и снова, как в детстве, мёрзлые мурашки пробежали по спине, а потому решила добавить в статью воспоминания о прОклятом автомобиле. Я оказалась сообразительнее, чем герои популярной книжки «Дети ворона», и смекнула, что воронок — это машина, которая забирает. Кого? Куда? Зачем? Мне никто не говорил, и от этого становилось ещё страшнее… Дважды бабушка пыталась покончить с собой, находясь во власти этого невидимого воронка… (Воронком или «Чёрной Марусей» называли чёрную машину, на которой НКВДшники приезжали на арест (чаще всего это была знаменитая «эмка», ГАЗ- М1) или же грузовик для перевозки заключенных (по-нашему, автозак, модель ГАЗ-АА). Аресты чаще всего происходили глухой ночью или ранним утром, ворон с приглушенными фарами въезжал во двор и забирал обреченного без лишнего шума).
Чего было бояться моей бабушке? Что её арестует дед? Или тщательно скрываемого дворянского происхождения? Да, она действительно работала народным судьёй… с 1942 года. Это я узнала минувшим летом, разбирая семейные архивы, к которым долгое время не было желания прикасаться.
Мой дед — кровопийца
С мыслью «Мой дед — кровопийца» я прожила пару десятков лет… После его смерти папа привёз из дедовой квартиры… многочисленные почётные грамоты от ФСБ и поздравления с очередным юбилеем Победы от того же ведомства. Торжественные похороны деда организовало оно же, ФСБ. Предлагали даже оркестр и салют, но дед ещё при жизни завещал обойтись без пафоса. Я была в шоке! Почему?!? Почему ФСБ так чествует его?! Он же…
Только после смерти дедушки я узнала, что в органы он пришёл в начале войны. И служил в знаменитом СМЕРШе (советская контрразведка, сокращение от «Смерть шпионам»), а затем — в лагере для военнопленных (разумеется, я понимаю, что лагерь — это отнюдь не СПА-салон, и случалось там всякое…) Если точнее, он был начальником лагеря в Пензе. Пленные немцы тогда строили дорогу Рязань-Пенза-Куйбышев (отрезок известной дороги Москва-Куйбышев).
К репрессиям 1930-х дед не имел вообще никакого отношения, ибо в те годы был несовершеннолетним и учился в школе (почему-то мне даже не пришло в голову посчитать, сколько лет ему было к началу войны… нет, я сознательно не считала и даже год рождения у него не спрашивала). Также дедушка читал лекции офицерам и занимался вовсе не внутренней разведкой, а внешней.
Помогла выйти на свободу
А бабушка… Этим летом нашу квартиру залили соседи, от души залили… я решила, что это прекрасный повод избавиться от залежей ненужного барахла, и рьяно принялась выкидывать вещи с главного склада — папиной комнаты. На подмогу приехал мой брат, сторонник предельного минимализма («Выкидывай всё старьё не глядя! Чего ты там опять рассматриваешь?»). Я, раздухарившись, сняла со стены огромную картину ничем не примечательного художника, которая уже с незапамятных времён собирала пыль в комнате, чем весьма раздражала мой аллергический нюх.
— Ты чего, сбрендила?! — возмутился до глубины души брат.
— Обчихаться от этой картины! И ладно если бы она представляла художественную ценность, но… ничего особенного.
— Да ты не в курсе! Эту картину написал политзаключенный N… Он прямо в лагере, кажется, рисовал.
— Откуда у нас политзэки взялись?!
— Оттуда! N. картину для бабушки Нади специально писал… И подарил потом. В знак благодарности. Она помогла ему выйти на свободу…
P.S. Я сознательно не хочу заканчивать эту историю моралью. Каждый должен сам решить, стоит ли узнавать правду о своих предках. Как говорится в популярной некогда песенке, «Думайте сами, решайте сами, иметь или не иметь». Выбор остаётся за вами…