22 января 2018 года в Черемушкинском районном суде Москвы врач-гематолог, кандидат медицинских наук, руководитель гематологической службы московской Городской клинической больницы №52, 42-летняя Елена Мисюрина была приговорена к двум годам лишения свободы по статье «Оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности, повлёкших смерть» и заключена под стражу прямо в зале суда.
За четыре месяца до этого, 4 октября 2017-го глава Следственного комитета России Александр Бастрыкин на закрытом совещании ведомства предложил ввести в УК статью, предусматривающую ответственность за врачебные ошибки. Также Бастрыкин поручил подчинённым до конца 2017-го года принять меры, направленные на повышения качества расследования уголовных дел этой категории. Главу Следственного комитета страны беспокоил рост числа преступлений, «обусловленных небрежным исполнением медработниками своих профессиональных обязанностей в ряде регионов», а следователям, расследующим такие дела, часто приходится вникать в сложные медицинские подробности, в которых они не всегда компетентны. Сразу после этого из разных уголков России стали поступать неофициальные, впрочем, сведения о том, что в местных СК один за другим открываются медицинские отделы: следователей учат разбираться в медицинских технологиях и терминах.
За четыре с половиной года до этого, летом 2013-го, врач-гематолог Елена Мисюрина в клинико-диагностическом центре «ГеноТехнология» проводила пациенту рутинную диагностическую манипуляцию: трепанобиопсию (после дезинфекции и обезболивания, с помощью специальной иглы мягкими вращательными движениями проникают в полость подвздошной кости и берут оттуда небольшое количество (1-2 мл) костного мозга). К 2013-му доктор с двадцатилетним стажем Елена Мисюрина провела таких манипуляций несколько сотен. Обычно трепанобиопсия требуется для уточнения диагноза и определения тактики лечения: человек, оказавшийся на приеме у Елены Николаевны обратился по поводу миелофиброза (злокачественное новообразование крови). У пациента было ещё два тяжёлых расстройства — рак предстательной железы и несахарный диабет — наследственная патология.
Фото: nationalcmlsocietyblog.org
Манипуляцию доктор Мисюрина проводила, как это обычно делается, при помощи трепана – стандартной одноразовой иглы диаметром 2 миллиметра. Длина таких игл – от 9 до 15 см. Как этого требуют правила, доктору ассистировала процедурная сестра.
Все прошло хорошо: быстро и без осложнений. Пациент, рассказывают в клинико-диагностическом центре, выходил покурить, разговаривал с доктором и медицинской сестрой. А через полчаса отправился домой за рулём собственного автомобиля.
Однако вечером того же дня этот человек, но уже с диагнозом «аппендицит» оказался в одной из клиник компании МЕДСИ, где спустя 18 часов был прооперирован. Но операция была непростой и сильно отличалась от стандартного сценария. По трагическому и ни от кого не зависевшему стечению обстоятельств, за прошедшие сутки у пациента произошла прогрессия злокачественного заболевания крови: миелофиброз трансформировался в острый лейкоз (лейкемию). Как правило, такая трансформация влияет на изменение системы свёртывания крови: повышается кровоточивость, делающая возможным образование спонтанных гематом, геморрагический инсульт, просто кровотечение. Поэтому на операции вместе со штатным хирургом МЕДСИ присутствовал приглашенный сосудистый хирургом из другого учреждения. Но он застал пациента уже на столе, разрезанного.
Все что происходило дальше – почти непонятно обывателю и связано с массой медицинских сложностей и нюансов: наличие у МЕДСИ лицензии на гематологическую (связанную с проблемами крови) помощь, но неоказание такой помощи ни до, ни после операции рискующему истечь кровью пациенту, невозможность остановить кровь и связанная с этим фатальная кровопотеря и, наконец, смерть пациента от геморрагического шока (острая кровопотеря – внезапное выхождение крови из сосудистого русла) и полиорганной недостаточности (последовательный или одновременный отказ всех жизненно важных органов).
Ни о чем об этом Елена Мисюрина не знала. Ни в день, когда сложный пациент поступил в МЕДСИ, ни в день операции, ни в день смерти с врачом московской городской 52-й больницы никто не связывался.
Никто не поставил Мисюрину в известность и о том, что посмертное вскрытие пациента проводилось все в том же МЕДСИ, хотя лицензии на такую деятельность у этой клиники нет. Заключение патологоанатома (оно есть в материалах следствия) выполнено на бланке времён СССР, а распоряжения главного врача МЕДСИ о том, что вскрытие необходимо провести, в материалах следствия нет. Потому что письменно такого распоряжения главврач МЕДСИ не давал.
Всего этого Елена Мисюрина тоже не знала до поздней осени 2013 года. До того момента, как к ней не пришёл следователь из Черемушкинского района и не сообщил, что она подозревается в совершении преступления, предусмотренного статьей 109 УК РФ: «Оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности, повлёкших смерть». Следствие считает, что во время трепанобиопсии Мисюрина повредила пациенту сосуд и это (пусть через некоторое время и после серьезно изменившихся обстоятельств) привело к смерти мужчины.
За четыре года, что шло следствие, доктору Елене Мисюриной удалось на базе 52-й горбольницы организовать одну из лучших в стране и Москве гематологических служб и единственное в России отделение Трансплантации костного мозга для взрослых нефедерального, городского, значения. Четыре года, находясь под следствием, доктор Мисюрина продолжала лечить пациентов, оснащать и выводить на качественно необходимый уровень работы отделение трансплантации костного мозга ГБ N52, участвовать в международной медицинской деятельности. Правда, выезжать на европейские конференции гематологов и трансплантологов Мисюриной не позволил следователь, предложив разрешение на выезд в обмен на признательные показания. Доктор Мисюрина от обмена отказалась.
Доктор Мисюрина (в центре) с коллегами. Фото: soyuzmashmoscow.ru
«Врачи давно ждали, что они станут новыми «ведьмами» для охоты, — говорит пожелавший остаться неизвестным онколог с 25-летним стажем, они начинали работать вместе с Мисюриной, — это яркая, красочная охота, ее с интересом будет смотреть по телевизору народонаселение, которое у нас принято развлекать. Министры уже были, театральные деятели – тоже. Теперь — врачи. Дальше будут учителя и благотворители. Ничего нового за эти годы в нашей стране не придумано».
Заведующий отделением одной из федеральных больниц продолжает: «Коллеги рассказывают, что медицинский отдел при СК есть уже, например, в Казани. Не удивлюсь, что есть и в других городах. Нам всем намекают, что потенциально – мы все виновны, все – преступники. Просто до нас ещё руки не дошли».
Коллега Мисюриной по работе в 52-й больнице рассказывает: «Елена Николаевна – врач высочайшей квалификации с безупречной репутацией. Это дело абсурдное и явно показательное. Только вот не могу понять, что нам хотят «показать»? Что мы не должны лечить людей? Что мы все «под колпаком»? Что нельзя приближаться к пациенту, не пригласив предварительно юриста или, сразу уж, следователя? В этой атмосфере нагнетания страха трудно работать, хочется уволиться и уйти из профессии. Не понимаю только, кому от этого будет лучше».
По рассказам очевидцев, 22 января на вынесение приговора по своему делу Елена Мисюрина пришла без вещей: прокурор требовал для неё условного срока, все вокруг были уверены – этим и ограничится: «сейчас же не 37-й и ни о каком «новом деле врачей» не может быть и речи». Но судья Никиточкина вынесла приговор: два года лишения свободы. На Мисюрину прямо в зале суда надели наручники и увели в московское СИЗО № 6.
«Только если тысяч десять наших врачей, возмутившись этим делом, напишут заявление на увольнение, власть может заметить, что что-то не так, — сказал на выходе из суда один коллега Мисюриной другому. Но сам себе ответил: — Думаю, десять тысяч врачей одновременно этого не сделают никогда: у всех есть семьи, дети и место работы, оставаясь на котором, пока, по крайней мере, можно попробовать ещё кого-нибудь вылечить».
Сыну Елены и Андрея Мисюриных, он младшеклассник, уже объяснили, что мама едет в долгую командировку, туда, где холодно. В посылку мальчик положил тёплый шарф, чтобы мама не мёрзла. Работники СИЗО-6 шарф не приняли: шнурки и шарфы заключённым нельзя.
Катерина Гордеева
Это называется уже не «наказание за преступление», а «репрессия по факту профессиональной деятельности» или «геноцид врачей»
Иеромонах Феодорит (Сеньчуков), врач-реаниматолог:
Иеромонах Феодорит (Сеньчуков)
— Это ситуация, которой, к сожалению, следовало ожидать в нашем государстве. У нас сейчас идет такое активное перекладывание ответственности на врачей. К сожалению, это говорит о самом упадке государства. Вообще со времен Гиппократа известно, что врач имеет право на ошибку. По публикациям, которые мне удалось найти, получается, что сама по себе Мисюрина не виновата, там слишком много было сделано ошибок на последующих этапах. Во-первых, из тех данных, которые мне известны, там, в МЕДСИ, не оценили тяжести состояния и сопутствующую патологию, пошли на операцию, с операцией не справились, не подготовились к переливанию, не позвали вовремя гематолога и в довершение всего еще и вскрывали без лицензии. По сути своей, если кто и виноват в этой смерти, то исходя из имеющихся данных, это МЕДСИ, если там есть чья-то вина.
Но дело все в том, что даже если представить себе, что изначально была ошибка Мисюриной, то все равно врач имеет право на ошибку. Потому что при любой слепой манипуляции, когда игла вводится вслепую, всегда могут быть ошибки. А эта манипуляция слепая. И если государство начинает наказывать врача за рутинную работу, то вся эта работа должна быть прекращена. То есть я не могу поставить пациенту центральный катетер, потому что эта операция делается вслепую и да, действительно, в ней есть определенный процент осложнений. И я, как и любой человек, могу пропороть легкое, попасть в артерию – да все, что угодно. Причем можно сделать все как положено, но могут быть анатомические особенности.
И если государство начинает за это наказывать, то это называется уже не «наказание за преступление», а «репрессия по факту профессиональной деятельности» или «геноцид врачей». Пока до геноцида не дошло, поскольку это массовое явление, но, во всяком случае, к этому все и идет. И если мы посмотрим на отношение государства к медикам, то видим, что государство категорически отказывается признавать за медиками право на защиту, практически ни в одном случае нападения на медицинских работников у нас преступник не был адекватно осужден. В то же время врач, который защищал свою коллегу от напавшего на нее пьяницы и случайно его убивающий, получает 9 лет. К сожалению, это общая тенденция нашего государства.
И у нас нет профессиональной страховки врача. Сейчас идет разговор о том, чтобы лицензировать каждого врача. С одной стороны, это хорошо, с другой стороны, врач не работает в одиночку, это не Гиппократ, который лечил от всех болезней сам. Сейчас вся врачебная деятельность связана с работой учреждения в целом. Поэтому если что-то случается, иск пациент предъявляет не конкретному доктору, а целому учреждению.
К сожалению, у нас нет профессиональной страховки. Во-первых, если ее попытаться ввести, она будет слишком дорогая, но самое главное другое: поскольку у нас нет понятия «врачебной ошибки» в целом, то есть законодательно не оговорено, что такое «врачебная ошибка», соответственно непонятно, что мы будем страховать. О том, что врач должен быть застрахован, идет разговор давно. Но здесь вопрос даже не о гражданском иске, а о том, чтобы человека посадить.
Причем сама по себе история абсолютно нелепа, потому что это ведущий гематолог, человек, который создал и развил службу гематологии в Москве, и сейчас фактически эта служба обезглавлена. То есть вот этот мало того, что несправедливый, так еще и, судя по всему, никому не нужный приговор оставляет больных без нужной помощи. Я когда-то говорил, что у нас государство, к сожалению, занимается геноцидом собственного народа, то вводя какие-то цены, то ограничивая закупки медикаментов, то давая пациентам дженерики.
Еще есть такая хорошая тенденция – обезглавливать. Судя по всему, это делается для того, чтобы побольше гематологических больных вымерло, и им не надо было платить пенсию.
Чтобы оценивать конкретное дело, его надо читать. Но даже если представить, что врач действительно ошиблась, попала не туда, то это именно врачебная ошибка, это не преступление, это не халатность, а просто несчастное стечение обстоятельств. То, что бывает у реаниматологов: человек подключает центральную вену и случайно цепляет купол легкого – такое тоже бывает при определенных анатомических изменениях. Случился пневмоторакс. Если выполнены все протоколы, если сделали рентген вовремя, то этот пневмоторакс больному зла особого не принес. Но здесь с пациентом сразу ничего не случилось, все возникло через несколько дней в клинике МЕДСИ, которая с этим не справилась. Просто у МЕДСИ денег много, а у доктора мало.
Врач будет выбирать между рискованной процедурой по спасению жизни больного и собственной свободой
Павел Бранд
Павел Бранд, кандидат медицинских наук, врач-невролог:
— Все под угрозой, вариантов особо нет. Человека осудили без какой-либо вины, без какого-либо умысла. Просто взяли и посадили. Вот что случилось.
Это вопрос законодательной базы, отсутствия понятных и четких законов, регламентирующих медицинскую деятельность. Законов, которые бы показывали неподсудность врачебной ошибки. Отсутствие правового механизма защиты врачей, отсутствие единого независимого врачебного сообщества, которое бы могло такие вещи мониторить, что какие-то люди вскрытие проводили.
То есть это, прежде всего, вопрос права и изначальной позиции государства, направленной на преступление, которого тут нет. Люди пытаются придумать то, чего нет. Сами в это верят и людей сажают в тюрьму.
А дальше может последовать то, что в стране умрет медицина, например. Маловероятно, конечно, но теоретически это возможно. А самые серьёзные последствия – врачи будут отказываться проводить сложные процедуры, которые могут иметь высокий риск осложнений. И это приведет к явному негативу со стороны пациентов и к их увеличенной смертности в связи с этим. Пострадает все равно в итоге пациент.
Последствия будут самыми плачевными, особенно для тяжелобольных пациентов. Все, что будет сопряжено с риском судебного преследования, будет выполняться, естественно, с крайней неохотой и только энтузиастами такого уровня. Остальные будут делать вид, что ничего делать не надо. «Неизлечимые? Извините. Само пройдет, может быть».
Врач будет выбирать между рискованной процедурой по спасению жизни больного и собственной свободой. В какую сторону он будет каждый раз делать выбор – это большой вопрос. Почему-то мне кажется, что в пользу собственной свободы чаще.
Врача — за решетку, а влиятельные виновники ДТП — на воле
Антон Родионов, врач-кардиолог, доцент лечебного факультета ПМГМУ им. Сеченова:
Антон Родионов
— Мы становимся свидетелями возрождения худших традиций сталинского «правосудия». Осудить по уголовной статье и отправить за решетку врача за осложнение медицинской манипуляции у тяжелого больного – такое немыслимо ни в одной цивилизованной стране. Особенно нелепо видеть подобный прецедент на фоне нескончаемых новостей о том, как судейские, прокурорские чины и прочие силовики отделываются легким испугом за пьяные ДТП со смертельными исходами.
После известного «дела трансплантологов в 20 ГКБ» трансплантология в России была парализована на долгие годы, после «дела Алевтины Хориняк» врачи до сих пор боятся обезболивать пациентов сильнодействующими лекарственными препаратами. Теперь мы получим отток специалистов из хирургических специальностей? Врачи будут справедливо опасаться проводить любые манипуляции высокого риска?
В данном случае можно пока еще надеяться, что общественный резонанс и юридическая поддержка изменят судьбу доктора Елены Мисюриной. Но осадок останется. Мутный, вязкий, гнилой осадок. И всё меньше людей будут идти в наше ремесло и всё больше достойных людей будут менять врачебную специальность на более безопасную профессию.
Добросовестное выполнение обязанностей не может быть основанием для помещения человека в тюрьму
Алексей Масчан, заместитель директора Федерального центра детской гематологии, онкологии и иммунологии имени Димы Рогачева:
Алексей Масчан
— От врачебной ошибки, которая трактуется как добросовестное заблуждение или причинение вреда здоровью в результате добросовестного выполнения своих обязанностей, никто не застрахован, даже самые опытные и выдающиеся врачи. Это активное право врача. И конечно, получение доктором реального срока за врачебную ошибку, абсолютно из ряда вон выходящее событие. Для меня это информация крайне неприятная, и врачи в большом беспокойстве по этому поводу.
Елену Мисюрину я знаю лично, был оппонентом на ее диссертации. И сомнений в ее способности сделать качественную манипуляцию у меня нет.
Я не знаю деталей судебного разбирательства, но реальный срок через четыре года после того, как это несчастье произошло…
Мне кажется, что вопрос должен быть поставлен так: добросовестное выполнение обязанностей (а врач делала диагностическую манипуляцию, которая больному была показана, и обладала для этого достаточной квалификацией), даже если в результате этой манипуляции произошло несчастье, не может быть основанием для помещения человека в тюрьму. Ошибки бывают у хирургов, онкологов, реаниматологов, инфекционистов. Поэтому главный вопрос здесь – защищенность врача от судебного заключения.
Записала Надежда Прохорова
История повторятся — врачей осуждают за то, что они не совершали
Василий Штабницкий, врач-пульмонолог, кандидат медицинских наук
Василий Штабницкий
— Это было в XX веке. «Век-волкодав» — страшное и кровавое время. Дмитрий Плетнев, чье имя сейчас носит 57-я больница, известный терапевт, ученый и преподаватель, занимался лечением Максима Горького. Максим Горький умер, и в том числе его смерть послужила началом репрессий, которыми полнился весь страшный XX век. Плетнев был обречен так же, как и был обречен Максим Горький, его арестовали, пытали, сфабриковали обвинение и судили. В 40-х годах, во время Великой Отечественной войны, его расстреляли.
Прошло 10 лет, история повторяется: врачей, которые лечили главного идеолога репрессий, арестовали, подготовив так называемое «дело врачей». Аресты и суды должны были дать начало широкой волне репрессий по национальному признаку (попросту говоря, погрому).
Я всегда гордился своей профессией и делом, которым я живу. Я смотрю на своих родителей, на своего дедушку, смотрю на своих коллег, Врачей с большой буквы, и я очень рад быть среди них, быть достойным звания Врач, как бы пафосно сейчас это ни прозвучало.
История опять повторятся. Врачей осуждают за то, что они не совершали. Даже, может быть, и, представив вероятность существования такой ошибки, врач не должен за неё сидеть в тюрьме. Положа руку на сердце, я готов признать существование ошибок в своей практике, и, я думаю, у каждого врача есть такие ошибки. И это мои призраки, мои страхи, которые останутся со мной до самого последнего моего дня. Неужели каждого врача надо за это судить?
Знаете, какая самая лучшая книга в медицине, которая даст больше всего знаний? Не та книга, где будут обсуждаться успехи автора, а те, где он опишет свои неудачи. Такие книги есть, и что же? Давайте посмертно осудим Пирогова и Войно-Ясенецкого за ошибки, которые они совершали и в которых потом правдиво покаялись. А как вам то, что в законах, которые регулируют оказание медицинской помощи, существуют такие противоречия, что как бы врач ни поступил, его можно обвинить в нарушении закона. Я такие законы знаю, и молюсь, чтобы следователи и прокуроры не знали об этих противоречиях.
Мне очень страшно и больно, я чувствую большую злобу и обиду в отношении лицемеров, которые довели нас всех до такой ситуации. Я правда не знаю, что делать. Я молюсь, чтобы дело Елены Мисюриной сильно не испугало врачей (и конечно я мечтаю о том, что дело пересмотрят и полностью оправдают Елену), потому что уже завтра врач Н не выпишет рецепт на морфин, доктор М не рискнет и не пойдет на сложную операцию, ограничившись стандартным вмешательством, доктор К не станет выписывать пациента на ИВЛ домой и перестанет пускать маму в реанимацию к ребенку, доктор С соберет свои вещи и напишет заявление об уходе, а студент П заберет документы из института.
Будьте готовы к страшным временам и ничему не удивляйтесь.