Он не был по значимости первым, вторым или третьим лицом во Всероссийской ЧК. Тем не менее в многочисленных сценариях чекистов ему предназначались только ведущие или главные роли. Операции и акции ВЧК с его участием всегда завершались успешно. Причем зачастую — почти одновременно в разных городах и весях республики либо с охватом целых регионов. Бытовало даже мнение, что под его фамилией скрывается группа людей. Однако с открытием доступа к “антисоветской” литературе и к ранее строго секретным документам высших органов советской власти все сомнения рассеялись. Этот человек действительно существовал. В богатом архивном наследстве ВЧК–ОГПУ его след оставлен на многих документах. Доподлинно установлено, что именно он до последних дней “опекал” Святейшего Патриарха Тихона, бесспорно доказана его причастность к “обновленческому” расколу Патриаршей Церкви.
Вот одно из документальных свидетельств: «…пять месяцев тому назад в основе нашей борьбы с духовенством была поставлена задача борьбы с тихоновским реакционным духовенством и, конечно, в первую очередь с высшими иерархами, как то: митрополитами, архиепископами, епископами. Для осуществления этой задачи была образована группа, так называемая “Живая церковь”, состоящая преимущественно из белых попов, что дало нам возможность поссорить попов с епископами <…> Наряду со множеством статей, воззваний, речей, в которых клеймилась тихоновская и монашеско-архиерейская политика, попы (живоцерковники), взяв в свои руки верховную церковную власть, приступили к удалению от управления епархиями тихоновских архиереев и замены их лояльными по отношению к Соввласти. Эта задача в течение пяти месяцев более чем наполовину выполнена»[1]. Подпись: начальник 6-го отделения секретного отдела ГПУ Е. Тучков.
Был он большим мастаком по части антирелигиозных дел. Предполагалось участие Тучкова в гонениях не только на Русскую Православную, но и на католическую церковь, и на “Союз христианской молодежи”. Лидер последнего И. Проханов после свиданий с Тучковым в следственном изоляторе ОГПУ повел себя весьма странным образом и стал призывать братьев-баптистов не отказываться от воинской службы под ружьем. Поговаривали, что и Истинно-православная церковь митрополита Иосифа (Петровых) “ушла” в катакомбы тоже при помощи Тучкова. Обнаружены также документальные свидетельства о его причастности к планированию акции по снятию и переплавке церковных колоколов на совнаркомовские пятаки. Очевиден его тесный контакт с “воинствующими безбожниками” Ярославским и Скворцовым-Степановым. Подтверждены официальные связи Тучкова со Смидовичем и непосредственно с государственно-партийными лидерами.
Однако долгое время почерпнуть более подробные сведения о чекисте и о его конкретной деятельности ни в одном архиве не удавалось. Не удавалось и отыскать хоть какие-нибудь фотоснимки, запечатлевшие облик этого человека. Время сохранило лишь несколько скупых словесных портретов Тучкова. Вот как, например, описала его Э. Бакунина, в чьей клинике на Остоженке доживал последние дни святитель Тихон: “Тучков — среднего роста, плотный, крепко скроенный и сбитый полуинтеллигент, обходительный и достаточно развязный”[2].
Сам же Святейший Тихон говорил о Тучкове с горькой усмешкой так: «Вот завтра приедет ко мне “некто в сером”…»[3]. После чего замолкал и ничего о встречах с чекистом не рассказывал. На бесплодность поисков более подробных материалов о Тучкове жаловались многие. Выходило, что ореол секретности вокруг фигуры Тучкова даже спустя столько лет удерживался неспроста: “Чиновник умирает, и ордена его остаются на лице земли”…
Тысячу раз прав Козьма Прутков! В этом нам очередной раз пришлось убедиться, когда совершенно случайно среди архивных материалов ВЦИК СССР были обнаружены секретные документы о награждении Тучкова. Один из них — представление за подписью начальника секретно-политического отдела ОГПУ Агранова — достаточно подробно и лаконично характеризовал деятельность заслуженного чекиста. Прочтем этот документ сквозь призму прошедших лет:
«Тучков Евгений Александрович, происходит из семьи крестьянина-бедняка. Член партии с 1917 года. В органах ВЧК–ОГПУ работает с 1918 года.
В настоящее время состоит в должности Начальника 3-го Отделения Секретно-Политического Отдела ОГПУ.
Участвовал в 1919 году в подавлении и ликвидации Мензединского восстания в Башкирии.
Под руководством тов. Тучкова и при его непосредственном участии была проведена огромная работа по расколу православной церкви (на обновленцев, тихоновцев и целый ряд других течений). В этой работе он добился блестящих успехов.
При его непосредственном участии проводилась в 1921 году работа по изъятию церковных ценностей в пользу голодающих.
В 1923–1925 гг. им были проведены два церковных собора (всесоюзные съезды церковников), на которых был низложен патриарх Тихон и вынесено постановление об упразднении монастырей, мощей, а также о лояльном отношении церкви к Соввласти. На протяжении ряда лет тов. Тучковым проводилась серьезная работа по расколу заграничной православной русской церкви.
Блестяще проведена работа по срыву объявленного папой Римским в 1930 году крестового похода против СССР.
Под непосредственным руководством и при участии тов. Тучкова была проделана серьезнейшая работа по признанию сектантами службы в Красной Армии с оружием в руках и ликвидирован ряд нелегальных контрреволюционных организаций, действовавших под флагом сектантских организаций.
Благодаря энергичной работе тов. Тучкова была раскрыта и ликвидирована в конце 1930 и 1931 г. Всесоюзная контрреволюционная монархическая организация церковников “Истинно-православная церковь”, опиравшаяся в своей антисоветской деятельности на черносотенно-клерикальные круги. Организация имела множество своих филиалов — 300 повстанческих ячеек, огнестрельное и холодное оружие.
Стоящий во главе этой организации церковно-политический центр, возглавлявшийся профессором Лосевым, Новоселовым, епископом Иосифом и др., ставил своей задачей объединение под флагом церкви всех контрреволюционных сил для свержения Советской власти и реставрацию монархии.
Целый ряд филиалов, как, например, филиалы на Северном Кавказе, в Центральных Черноземных Областях, Никольском районе Северного Края и др. — превратились в ряд контрреволюционных выступлений под лозунгами: борьбы с коллективизацией, ликвидацией кулачества и т. д.
Ликвидированная в 1929 году на Северном Кавказе повстанческая организация, так называемых “имяславцев”, работала под руководством церковно-политического центра “Истинно-православная церковь”.
Под руководством тов. Тучкова за последние 2–3 года было ликвидировано несколько сотен крупных антисоветских организаций и группировок церковников повстанческого и террористического характера.
В деле борьбы с контрреволюционным движением среди церковников и клерикально-монархических кругов, группирующихся вокруг церкви, Тучков проявил огромную энергию, инициативу, решительность и находчивость»[4].
Остается добавить только одно. Известно, как инсценировались и фабриковались “контрреволюционные” дела чекистами. Напомню, что за 1920–1925 годы Секретным отделом ОГПУ было разработано 14 легенд по инсценировке “антисоветских” организаций с вымышленными названиями: “Гнездо”, “Правые”, “Корреспонденты”, “Имя-божники”, “Христовцы”, “Трактирщик”, “Спаситель”… За каждой из них — провокации, расстрелы и ссылки в концлагеря сотен и тысяч безвинных людей.
Какую же награду выпрашивал Агранов для своего подчиненного “мастера на все руки”? Ни больше ни меньше, как орден Трудового Красного Знамени — высшую на тот момент награду советского государства. В конце октября 1931 года наградная комиссия ВЦИКа под председательством П. Постышева ходатайство ОГПУ удовлетворила. Кстати, это была не первая награда “красного кавалера”. Из сопроводительной справки за подписью секретаря СПО ОГПУ Андреевой: “Тов. Тучков Евгений Александрович за особые успехи в работе по борьбе с контрреволюцией имел награды от Коллегии ВЧК–ОГПУ: револьвер, чекистский почетный знак, грамоту с золотыми часами и благодарность по приказу”[5].
Последующая его судьба сложилась фантастически. Он пережил 1937 год, был уволен из органов в 1939, жил на покое и умер своей смертью в начале пятидесятых. А шлейф его деяний тянется из далеких теперь 30-х, будоража умы живущих и тревожа память ушедших.
Как уже говорилось выше, Тучков успешно “боролся” с Ватиканом в Советской России. Его заговор против Рима был высоко оценен его начальством. И главным героем нового сценария он сделал одного из выдающихся иерархов Русской Церкви — архиепископа Варфоломея (Ремова).
“Твой путь — брать на себя скорби народа Божиего…”. Этими словами 10 августа 1921 года в день празднования Смоленской иконы Божией Матери Патриарх Тихон закончил свою речь при вручении архиерейского жезла новопоставленному епископу Сергиевскому Варфоломею. Хиротония совершилась в Смоленском соборе Новодевичьего монастыря, а спустя 14 лет он принял мученическую смерть в Бутырской тюрьме, навсегда оставив в памяти верующих подвиг старчества — духовного наставничества, который освещал церковную жизнь Москвы начала 30-х годов. Будущий архиепископ Варфоломей (Николай Федорович Ремов) родился 3 октября 1888 г. в Москве в семье священника. В возрасте 10 лет Николай поступил в Заиконоспасское Духовное училище, которое закончил первым учеником в 1902 году. В том же году будущий архиерей поступил в Московскую Духовную семинарию, в которой занимался много, но по собственным его словам “отдавал чтению больше времени, чем было нужно и возможно”[6].
Блестяще окончив семинарию, Николай, как лучший ученик, был послан ректоратом продолжать учебу в Московскую Духовную академию за государственный счет: «Свойственная мне неуверенность в себе, в своих познаниях, и тут не покидала меня. Я ехал держать экзамен с сознанием своей недостаточной подготовленности, и боязнью, что могу провалиться на экзаменах, не поступить — осрамить семинарию. Душа искала, конечно, Божией помощи, молитвою устремлялась к Пресвятой Богородице и к тем святым, которые были близки, дороги сердцу, были родными. Приехал я — и первым долгом почел пойти в Троицкий Собор к мощам преподобного Сергия. И понятно: каждый год имели мы святое обыкновение ездить сюда всею семьею молиться угоднику Божию и именно при начале учебных занятий (всем известно, что этого доброго обычая крепко держались москвичи; некоторые даже хотели осуществить это паломничество к “Сергию — Троице” простонародное выражение — пешком, а не по железной дороге). При начале вступительных экзаменов, да еще робком начале, я, конечно, стал неотступно искать благодатной помощи преподобного Сергия»[7].
Он не только поступил, но и учился так хорошо, что уже на третьем курсе в 1910 году получил приглашение на кафедру Ветхого Завета, куда пришел преподавать по окончании академического курса в 1912 году. Пока академическая жизнь шла своим чередом, со своими удачами и неудачами, в душе Николая Ремова происходило осознание своего духовного пути — монашеского, который он воспринимал как самое драгоценное в жизни. Позже Владыка напишет: “Я, пожалуй, не смогу с точностью назвать того дня, когда я пришел к решению быть монахом. И, думается, что это и будет соответствовать ходу духовной жизни. Во всяком случае последний год моего учения в Семинарии не был для меня годом мучительных вопросов и борений в сознании необходимости решать вопрос о пути жизни. Вопрос был решен, и именно в смысле устремления к монашеству, а потому само собою предполагалось идти в Академию”[8].
Пострижение с именем апостола Варфоломея состоялось 11 июня 1911 года и было совершено епископом Феодором (Поздеевским), ректором МДА, в Зосимовой пустыни, которая с начала ХХ столетия приобрела в российском обществе значение “духовной врачебницы”. Ее старцы, игумен Герман (Гавриил Симеонович Гомзин, позднее схиигумен) и иеромонах Алексий (Федор Алексеевич Соловьев, позднее иеросхимонах)[9] имели всероссийскую известность. Среди духовных чад отца Германа были будущие митрополит Антоний (Храповицкий), епископ Арсений (Жадановский). Новопостриженный Варфоломей тоже стал духовным сыном игумена Германа. Стремясь устроить внутреннюю духовную жизнь обители на основах старчества, процветавшего в Оптиной пустыни, отец Герман способствовал в первую очередь тому, чтобы особенностью Зосимовой пустыни стало откровение помыслов и всецелое послушание старцу-духовнику.
К иеросхимонаху Алексию за духовным советом и утешением также шли люди со всех концов России. К нему за духовным советом обращалась и преподобномученица Великая Княгиня Елизавета Федоровна. Именно ему осенью 1918 года суждено было в храме Христа Спасителя вынуть из ларца перед образом Владимирской иконы Божией Матери жребий с именем новоизбранного Патриарха Тихона. Новейшая история Церкви показывает, что те из архиереев, кто был призван составить духовные, интеллектуальные, административные силы Церкви в трудных условиях ее существования в богоборческом государстве, промыслительно воссоединились со старцами, которые отвечали им отеческой любовью[10]. Владыка Варфоломей был одним из этих иерархов.
Годы преподавания в Академии были плодотворными для молодого иеромонаха (рукоположение состоялось в 1912 году). Особенно близок он был с владыкой Феодором (Поздеевским) и будущим архиепископом священномучеником Иларионом (Троицким). Много сил отец Варфоломей отдал налаживанию в Покровском храме уставного богослужения, которое не оставило современников равнодушными. Он много и плодотворно писал. Его магистерская диссертация “Книга пророка Аввакума. Введение в толкование” была высоко оценена современниками в 1914 году. В том же году иеромонах Варфоломей был возведен в сан архимандрита и назначен доцентом по кафедре Священного Писания Ветхого Завета. Спустя два года он стал экстраординарным профессором. Статьи “Пророк веры”, “Какой должна быть обличительная проповедь”, «“Поем воскресшему из мертвых” (Из пасхальных размышлений)» явились заметным вкладом в сокровищницу русского богословия ХХ века[11].
Октябрьские события 1917 года застали архимандрита Варфоломея на посту инспектора Академии. Начавшаяся национализация монастырей и вскрытие мощей православных святых коснулись и Лавры. В 1919 году отец Варфоломей занимает непримиримую позицию в защите достояния Троице-Сергиевой Лавры и Духовной академии. Его проповедь 11 апреля 1919 года по поводу предстоящего вскрытия мощей преподобного Сергия Радонежского стала поводом для его первого ареста.
“Постановление на арест” отца Варфоломея в 1920 году гласило: “Ремов является видным и активным членом воинствующего черносотенного духовенства: в бытность его в Сергиевом Посаде им была перед вскрытием мощей Сергия Радонежского произнесена явно погромная проповедь, имевшая своим результатом крайнее возбуждение темных масс”[12]. Его пребывание в тюрьме закончилось в феврале 1921 года. Архимандрит Варфоломей был освобожден из-под стражи по состоянию здоровья. Он был так истощен, что из тюремной камеры его вынесли на носилках.
10 августа 1921 года состоялась епископская хиротония, на которой святитель Тихон не только произнес свои пророческие слова о духовно-пастырском пути епископа Варфоломея, но и отметил особую доброту его сердца: “Тебе Господь дал женское сердце. Сердце женщины умеет сострадать, быть милостивым и брать на себя чужое горе…”[13].
С лета 1922 года епископ Варфоломей становится настоятелем московского Высоко-Петровского монастыря. Это событие открывает новый период в его жизни. Владыка начинает подвиг духовного наставничества. А помогали ему в этом старцы Зосимовой пустыни, которые после кончины схиигумена Германа в январе 1923 года переехали в Высоко-Петровский монастырь. Среди них был отец Агафон, которому владыка Варфоломей поручил исповедь богомольцев Петровского монастыря, монашествующих и мирян. Рука об руку владыка Варфоломей и отец Агафон вели своих чад по пути духовного делания. Их пастырство находилось в русле традиций зосимовского старчества. Откровение помыслов, устное и письменное, церковная молитва — вот воспитательные моменты этой традиции. Собственная духовная семья епископа Варфоломея состояла в основном из девушек и женщин из московских интеллигентных семей, были среди них и представительницы русской аристократии. Многих из них Владыка благословил на тайный постриг[14].
Борьба государства с Церковью в советской России, приведшая к началу Второй мировой войны к почти полному уничтожению церковной организации, вынуждала ее Предстоятелей — святителя Тихона, Местоблюстителя священномученика митрополита Петра, Заместителя Местоблюстителя митрополита Сергия искать путей легализации Русской Православной Церкви в богоборческом государстве. Не только “Завещание” Патриарха, “Послания” соловецких епископов, “Декларация” митрополита Сергия определяли отношение верующих к власти и государству, гражданами которого они являлись. Отношение к власти, возможность диалога с ней следовали из понимания природы духовной жизни и Церкви, которое воспитывало старчество.
Верующий, ради пребывания с Богом отдавший старцу самого себя, воспринимает Церковь как Царство не от мира сего. Все формы мирского устройства для него равны перед лицом Христова Царства. Свобода, обретенная благодаря послушанию, позволяет ему молиться за власть, которая гонит его и сотни тысяч других. Об этой свободе говорил зосимовский старец Алексий, благословивший в 1927 году своих духовных чад поддержать митрополита Сергия и молиться за богоборческую власть: “Только благодать молитвы может разрушить ту стену вражды и ненависти, которая встала между Церковью и советской властью. Молитесь, может быть, благодать молитвы пробьет эту стену”. Слова старца как завет были восприняты верующими. А епископ Варфоломей, продолжатель традиций зосимовских старцев и один из образованнейших иерархов Русской Церкви, стал практически осуществлять этот принцип, помогая в разное время и святителю Тихону, и митрополиту Сергию в их тяжелейшей церковно-административной деятельности[15].
Начиная с 1922 года он был привлечен Патриархом к межконфессиональным связям. И это было неслучайно: епископ-богослов владел пятью иностранными языками. Он был участником событий 1922 года, когда Ватикан предлагал советскому правительству заплатить за изъятые государством из православных храмов богослужебные сосуды для их дальнейшей передачи Церкви. (Это предложение осталось без ответа).
Епископ Варфоломей участвовал в событиях 1924 года, когда власть пыталась добиться с помощью Вселенской Патриархии международного признания обновленцев. (Он работал вместе с делегацией Иерусалимского Патриарха, прибывшей в Россию для поддержки Русской Церкви и разъяснения Поместным Православным Церквам церковной ситуации в России.) В октябре 1925 года по просьбе Местоблюстителя священномученика митрополита Петра епископ Варфоломей встречался с отцом Мишелем Д’Эрбиньи, президентом папской комиссии Pro Russia. В беседе было затронуто положение Церкви в России и обсуждалось отношение русской иерархии к “карловацкому Синоду”. Владыка Варфоломей настоятельно просил опубликовать мнение священноначалия Русской Церкви на Западе[16].
В 1928 году в Москве епископ Варфоломей знакомится с епископом Пием Неве. Судьба этого человека сложна и необычна. Отец Эжен Неве прибыл в Россию в 1906 году из Франции. Двенадцать лет он служил в приходе общины французских рабочих в Макеевке на Украине. В апреле 1926 года был тайно посвящен в сан епископа Мишелем Д’Эрбиньи, а в сентябре того же года переведен в Москву и назначен настоятелем костела Святого Людовика. Естественно, что с первых дней своего пребывания в Москве он находился под непрерывным наблюдением ГПУ. Чекистов в первую очередь интересовала финансовая помощь католическим священникам в СССР. И она действительно была очень действенной. Только за 1928 год епископ Пий Неве потратил на помощь латинскому духовенству, русским католикам, сиротам, политзаключенным и ссыльным 7658 рублей. Из “следственных дел” русских католиков, представленных в книге И. Осиповой “В язвах своих сокрой меня”[17], хорошо прослеживается интерес епископа Пия Неве к положению гонимой Русской Православной Церкви в СССР. Он рисковал сам, рисковали православные священники и верующие, передававшие ему эти сведения. Но цель была одна — привлечь внимание мировой общественности к положению верующих в России: “Епископ Неве широко информировал Запад и Ватикан о положении религии в Советском Союзе, для чего им была разыскана старая карта Москвы с обозначением всех имевшихся в Москве храмов. На этой карте Неве отметил все сломанные и закрытые храмы, и эту карту он передал иностранным журналистам с целью дать материал для антисоветской печати”[18].
С начала 30-х годов в окружение епископа был внедрен агент ГПУ, сыгравший трагическую роль в судьбе настоятеля костела Святого Людовика и его прихожан. В 1957 году, давая объяснения в процессе реабилитации, этот осведомитель, проходивший по всем чекистским разработкам как “Господин профессор”, напишет о себе с гордостью: “…по заданию органов НКВД я принял католичество. Это способствовало еще большему нашему сближению, и потому Неве посвятил меня в то, что он в СССР проводит политическую работу, заключающуюся в сборе и передаче информации о СССР французскому посольству и Ватикану. О том, что мне приходилось слышать от Неве, я своевременно, в письменной форме, информировал органы НКВД”[19].
Вклад епископа Неве в дело помощи страждущим за веру в СССР очень велик. В его архиве содержится около 1500 имен епископов, священников, монахов, мирян — женщин и мужчин, католиков, православных, реже лютеран, о страданиях которых он рассказал с момента их ареста и до их смерти[20]. Но с его именем связана и еще одна, трагическая страница истории государственно-церковных отношений 30-х годов. Его благие намерения использовались властью, в первую очередь ОГПУ, для создания и “разоблачения” очередного заговора. На сей раз – Ватикана против СССР. Поводом для раздражения Москвы стало обращение римского понтифика к христианам мира с призывом поддержать гонимую в России Церковь, развернув акции протеста. Момент был выбран удачно: Советский Союз готовился вступить в Лигу Наций и болезненно воспринял “крестовый поход” Пия XI. Нужно было дать достойный ответ “контр-революционным” замыслам Ватикана, дискредитировать его инициативу, показав, что за нею скрывается шпионаж и террор против государства рабочих и крестьян. “Разоблачить” очередной заговор по традиции было поручено Е. А. Тучкову.
Фабрикация заговоров была обычным средством борьбы с ними. Сценарий заговора был прост. Епископ Неве — “агент Ватикана”. Епископ Варфоломей — “шпион и пособник”. Община Высоко-Петровского монастыря — контрреволюционная организация. Разработка началась с 1928 года. В подтверждение — строки документов из “следственных” дел: “Контрреволюционная организация состоит из двух групп: католиков и православных. Причем обе группы объединяются при нелегальном Петровском монастыре, организованном по инициативе Ремова”[21]. Итак, группа и руководитель появились. “Идейный руководитель” у ОГПУ уже был. Из справки на епископа Неве: “…проживая длительное время на территории СССР под видом миссионера и религиозного деятеля, занимался шпионажем против Советского Союза”[22]. Духовная жизнь членов монастырской общины была также под тщательным наблюдением. Церковные службы в строгом соответствии с монастырским уставом, институт старчества в разработках отдела Тучкова определялись как “проявление высшего фанатизма”.
В октябре 1933 года был закрыт храм преподобного Сергия на Большой Дмитровке, и монашествующие и община перешли в храм Рождества Богородицы в Путинках. К этому времени “легенда” и “разработка” были закончены. “Контрреволюционная группа” состояла из 22 человек. Дело “ватиканского заговора” пора было доводить до логического завершения[23]. Конец владыки Варфоломея и его духовных чад был близок. Сначала в НКВД поступило заявление от прихожан храма Рождества Богородицы в Путинках, в котором они (естественно, по настоянию компетентных органов) просили избавить их от посягательств “черного духовенства”, которое, “являясь хранителем догматической веры, неспособно удовлетворять обыденные требы верующих, в большинстве своем не нуждающихся в теоретической пропаганде веры и бесконечных монастырских богослужениях”[24].
На “письма с мест” в советской стране всегда реагировали быстро. К этому времени (9 июля 1934 года) епископ Варфоломей был возведен митрополитом Сергием в сан архиепископа. По просьбе Заместителя Местоблюстителя он нес ответственное послушание: исправлял церковные службы, песнопения и акафисты, которые поступали на отзыв в Московскую Патриархию.
21 февраля 1935 года “контрреволюционная группа” во главе с архиепископом Варфоломеем была арестована. Теперь нужно было выбить “признания” в шпионской и антисоветской агитации. Сразу стоит отметить: “настоящие” пытки стали применяться в тюрьмах НКВД именно с 1935 года. Измученные, избитые лица заключенных, которые смотрят с тюремных фотографий, наглядно доказывают, что их состояние было близким к потере рассудка. Взгляд, исполненный страдания и ужаса, изможденные лица. Чаще всего заключенному, доведенному до состояния невменяемости, даже не читали и не давали прочесть “показания”, написанные следователем, а просто заставляли их подписать, а иногда подписывали вместо него.
Измученные люди подписывали любую клевету, желая лишь избавления от мучений — смерти или отправки в лагерь на любой срок. И удивительно, что при этом почти в каждом деле встречаются исповедники, которые сумели не дать никакой информации или взять всю “вину” на себя, пытаясь спасти других.
Архиепископ Варфоломей подписал следующее обвинение: “В 1932 году по предложению Неве перешел в тайное католичество. В 1933 году был официально утвержден Ватиканом в должности нелегального помощника Неве. По этому поводу из Ватикана была прислана особая грамота, которая была мне показана Неве и взята им обратно из-за боязни ее обнаружения при возможном обыске. Являясь помощником негласного представителя Ватикана, иностранного подданного Неве, активно сотрудничал с ним в борьбе против советской власти и, исполняя его поручения, вместе с Неве боролся против советской власти, передавал неоднократно Неве письма ссыльных церковников. Эти письма пересылались Неве в Ватикан как доказательства гонений, воздвигаемых советской властью на религиозников, сообщил Неве о том, что вся деятельность митрополита Сергия протекает в соответствии с органами государственной власти”[25].
Все достаточно очевидно. В архивах хранятся тысячи таких обвинений в еще более страшных “преступлениях” перед Родиной. Не ясны мотивы перехода православного иерарха в католичество, о котором говорится в “следственном” деле, оно не может быть доказательством, ибо изготовлено на “фабрике пыток”. Евгений Тучков не знал о том, что прозелитизм осуждается представителями всех христианских конфессий с богословских, политических и просто человеческих позиций. Такие понятия были не для него. Что же касается “шпионов” и “агентов” — все это он знал хорошо и твердо. “Ватиканское дело” было хорошей “разработкой”. Об этом говорит в том числе и то, что сам епископ Неве избежал ареста, хотя мог быть много раз арестован, несмотря на свое французское гражданство. Через ГУЛАГ прошли тысячи иностранных подданных с более громкими именами. Когда он, сам того не зная, выполнил свою “миссию”, ему просто в июне 1936 года не разрешили вернуться в СССР из Парижа. Был бы он более важной фигурой в сложной политической игре, достали бы и там.
Что касается иных доказательств о переходе в католичество архиепископа Варфоломея (Ремова), то и они не очень убедительны. Среди них — книга отца Антуана Венгера[26], в которой автор главным мотивом предполагаемого перехода называет сомнения Владыки в правильности политики митрополита Сергия. Сомнения были у многих в разные периоды новейшей церковной истории: сомневались в курсе святителя Тихона растерявшиеся в период начала обновленческого раскола. В Петрограде служили два брата Заборовских: отец Алексий — тихоновец, отец Иоанн — обновленец. Братья стали врагами. Позицию митрополита Сергия (Страгородского) епископат также воспринял по-разному. Архиепископ Варфоломей воспринимал ее так, как и все зосимовские старцы, о чем уже говорилось выше. Он общался с митрополитом Сергием постоянно, выполняя данное им послушание. Следует отметить также, что его духовная дочь, Елена Николаевна Рожина проходила по “следственным” делам как католическая монахиня, что не соответствует истине. Е. Н. Рожина освободилась в 1940 году после пяти лет лагерей и до самой своей кончины была псаломщицей в приходской церкви небольшого русского городка Ряжска[27]. Но Е. Тучков сделал ее представительницей католической части “контрреволюционной группы”. Думается, что только тщательная работа с источниками русскими и итальянскими сможет дать ответы на вопросы, связанные и с предполагаемыми духовными исканиями епископа Варфоломея, и с его деятельностью теперь уже в далекие 30-е годы. Но большинство документов по-прежнему остаются недоступными.
17 июня 1935 года на закрытом заседании Военной Коллегии Верховного суда архиепископ Варфоломей (Ремов) был приговорен к высшей мере наказания, расстрелу с конфискацией имущества. 10 июля 1935 года он был расстрелян в Бутырской тюрьме.
Ангел-хранитель общины Высоко-Петровского монастыря, заботливо оберегавший старческий подвиг своих собратьев, принял мученическую смерть. Глубокое почитание архиепископа-мученика отражается в посмертном восприятия его личности, его духовного и жизненного пути, в осмыслении его духовного наследия. Сквозь годы звучит его напутствие духовным чадам: “Я живу мыслью о вашем спасении, все остальное для меня несущественно, но, как, конечно, хотел бы я для всех вас чистоты путей, которыми бы вы все и каждый(ая) пришли ко спасению, только ко спасению!”[28].
Окрыленные этим напутствием, его прихожане пронесли через семьдесят лет благоговейную память о своем настоятеле и передали ее нынешней общине Высоко-Петровского монастыря, которая и сегодня живет в посмертном молитвенном общении с владыкой Варфоломеем — новомучеником Русской Церкви.
[1]РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 55. Л. 43.
[2]Васильева О. Серый кардинал ВЧК // Новое время. № 46. 1993.
[3]Там же.
[4]ГАРФ. Ф. 1235с. Д. 1206. Л. 1.
[5]Там же.
[6]Архиепископ Варфоломей (Ремов). Автобиография и письма // Альфа и Омега. 1996. № 2/3 (9/10). С. 365.
[7]Там же. С. 367–368.
[8]Там же. С. 368.
[9]Иеросхимонах Алексий прославлен Юбилейным Собором 2000 года в лике преподобных, схиигумен Герман причислен к местночтимым святым Владимирской епархии. — Ред.
[10]Архиепископ Варфоломей (Ремов). Из духовного наследия // Альфа и Омега. 1998. № 4(18). С. 119–120.
[11]Богословский вестник. № 1, январь. 1914; Голос Церкви. [Сборник.] М., 1914; Московский Церковный вестник. № 12–13. 1915.
[12]ЦА ФСБ. Следственное дело Н. Ф. Ремова. 1920.
[13]Архиепископ Варфоломей (Ремов). Автобиография и письма. С. 362.
[14]Архиепископ Варфоломей (Ремов). Из духовного наследия. С. 127–128.
[15]Там же. С. 121–122.
[16]См. О<тец> М<ишель> Д’Эрбиньи, S. J. Церковная жизнь в Москве / Авторизированный перевод с французского с предисловием И. Ф. Наживина. Париж. 1926. С. 29; Архиепископ Варфоломей (Ремов). Из духовного наследия. С. 122–123.
[17]Так в самой книге. — Ред.
[18]Осипова И. И. “В язвах своих сокрой меня…”. Гонения на Католическую Церковь в СССР. По материалам следственных дел. М., 1996. С. 90.
[19]Там же. С. 91.
[20]Там же. С. 94.
[21]Там же. С. 39.
[22]Там же. С. 93.
[23]“Крестовый поход” Пия XI не нанес большого ущерба международным планам Сталина: в 1934 году СССР вступил в Лигу Наций, — да и основные интересы Советского Союза теперь были связаны с Германией. В скором будущем главными героями “легенд” и “разработок” станут немецкие и японские “шпионы”.
[24]Осипова И. И. Указ. соч. С. 36.
[25]Тамже. С. 38–39.
[26]Antonio Wenger. Rome et Moscou. 1900–1950. Paris, 1987. Недавно опубликован ее русский перевод: Антуан Венгер. Рим и Москва. 1900–1950. М., 2000.
[27]Архиепископ Варфоломей (Ремов). Из духовного наследия. С. 126.
[28]Архиепископ Варфоломей (Ремов). Автобиография и письма. С. 369.