Сегодня утром я была потрясена, узнав о ситуации с Еленой Мисюриной, которую приговорили к 2 годам заключения за якобы совершенную врачебную ошибку. Обычно в интернете я стараюсь говорить довольно спокойно, выдержано, воздерживаться от черно-белых заявлений. Но это та ситуация, когда хочется говорить «громкие слова» и делать что-то радикальное.
Хочется пойти на митинги, писать петиции и кричать на каждом углу, чтобы услышали.
Хочется сказать, что на моих глазах действительно совершается преступление – преступление против человека и врача, а также тех пациентов, которым она не сможет помочь. Да вот прямо так жестко. Потому что я знаю, сколько больных не дождутся ее помощи, сколько пострадают от этого решения уже опосредовано, сколько всего важного и нужного не будет сделано.
Хочется сказать, что «ответственность врачей», о которой многие говорят, не равна «делу врачей», а сейчас я вижу скорее вторую ситуацию, чем первую.
Но поскольку я верю, что крик – это плохой способ диалога, я попробую говорить об этой ситуации спокойно.
Я долго думала, как вообще об этом рассказать.
Может быть, начать с того, что я знаю Елену Николаевну лично. В 2015 году мне диагностировали острый миелобластный лейкоз, и лечилась я как раз в 52 больнице, где она до недавнего времени была заведующей гематологической службы. Очень спокойная, выдержанная, приветливая – никогда и нигде я не слышала, чтобы она на кого-то повысила голос или резко ответила. Я не могу сказать, что она непосредственно меня лечила, но была тем врачом, который достаточно часто делал обходы, с которым я консультировалась по каким-то сложным ситуациям. И я всегда очень радовалась встрече с ней, потому что ей можно было задать любые вопросы, спросить ее мнение, которое было взвешенным и профессиональным.
Более того, могу сказать, что гематологическое отделение, по крайней мере, наше, это такая большая деревня, где все обо всех известно. Про Елену Николаевну я ни разу не слышала ни одного плохого слова – ни от нянечек, ни от медсестер, ни от врачей. Наоборот, только уважение и, как минимум, приязнь, как максимум, – любовь.
С другой стороны, это ведь не аргумент. Ну, хороший человек, ну, хороший врач, но, тем не менее, считается, что совершена врачебная ошибка. Хорошо, давайте попробуем поговорить о другом – о профессиональных рисках.
До того как я стала работать в благотворительном фонде, я работала в авиационной службе безопасности. Там, где цена моей ошибки была – от 150 до 400 жизней. Потому что я занималась тем, что должна была обеспечивать безопасность рейса от террористов.
Это очень большая ответственность. То, что меня всегда утешало, это понимание того, что если что-то случится, да, будет проверка, да, будет расследование, но оно будет справедливым. Если я все делала правильно и даже если делала что-то неправильно, но ненамеренно, то никто меня не посадит. Несомненно, будут какие-то санкции, но тем не менее в нашей организации было четкое понимание того, что люди не роботы.
Именно это позволяло сотрудникам работать на совесть – делать все возможное и не бояться говорить о том, что где-то ошиблась. Для меня это был принципиальный момент. Если бы было по-другому, то я бы оттуда быстро ушла, потому что никто не хочет работать под дамокловым мечом правосудия без права на ошибку. Но опять вроде это не аргумент, потому что фейсбук пестрит людьми, которые говорят: «да вы что! врачи обязаны! это просто не касалось вас и ваших близких! правильно сажают!»
Хорошо. Так случилось, что я могу говорить и с точки зрения пациента, потому что за время моего лечения несколько раз сталкивалась с врачебными ошибками. Более того, я могу сказать, что дважды они мне чуть не стоили жизни. И в этой ситуации, я считаю, что имею право сказать: да, я не хочу, чтоб за это сажали. Если речь идет не о намеренном пренебрежении, то это просто люди, такие же как я. Они могут устать, ошибиться, чего-то не знать или не суметь сделать. И даже если бы я умерла, последняя моя воля бы была следующей: «Не надо преследований, не надо наказаний. Просто разберитесь, что случилось, почему это произошло и что можно сделать по-другому». Последнее, что бы я хотела, чтобы за мою жизнь кто-то заплатил своей. Извините, нет.
Но, с другой стороны, это мое личное решение, никто не обязан следовать ему, правда же? Хорошо, давайте посмотрим с другой точки зрения. Я не врач, поэтому про медицинскую линию я говорить не буду – о том, что пункция не могла привести к смерти, а ее причиной стали осложнения, связанные с основным диагнозом, объясняют лучшие врачи-гематологи в этой области, например, академик РАН А.И.Воробьев. Вряд ли я расскажу лучше. Лучше поделюсь еще одним недавним опытом.
Пару недель назад я пыталась помочь моей знакомой устроить ее маму с рецидивом лейкоза в больницу. В течение 2 недель ее нигде не брали – пока не пошли на встречу врачи одной из московских больниц. Знаете почему? Потому что никому не нужен человек с таким огромным-огромным риском. Об этом никто не скажет, об этом промолчат врачи, но проблема в том, что если мы ориентируем систему на то, чтобы никто нигде не умирал, чтобы не было никаких ошибок и осложнений, то тогда в больницах просто перестают лечить тех, у кого мало шансов. Потому что так больной просто умрет от своего заболевания, а в противном случае – это будет проблема врача. И этот подход античеловечен, потому что он лишает людей шанса на спасение или, как минимум, на достойное завершение жизни.
Но, опять же, многие люди сейчас возражают защитникам Елены Николаевны и говорят: «да врачи должны делать все возможное, но ошибок быть не должно и за них нужно серьезно наказывать». Опять же, оставим в стороне, что специалисты не считают это ошибкой – поговорим о другом.
Олеся Деснянская. Фото Анны Даниловой
Я понимаю тех, кто кричит: «у нас ужасная медицина, надо наказывать врачей за плохую работу». Я сама сталкивалась со случаями, когда больным по месяцу не ставили лейкоз, т.к. врачи не назначали анализ крови. Порой от этого сжимаются кулаки, и хочется плакать от бессилия. Да, у нас действительно много некомпетентных врачей и иногда это критично для здоровья и жизни пациентов, но проблема в том, что посадками это не решится. Я искренне надеюсь, что те, кто сейчас кричит «она правильно получила по заслугам», просто хотят, чтобы людей нормально лечили. Что в них говорят их боль, горе и бессилие, а не желание побросать камнями в того, кто не может ответить.
Однако, на мой взгляд, важно понимать, что единственное, чего добьются этими посадками, – это то, что у нас на нормальной медицине можно будет поставить крест. Потому что если мы хотим, чтобы медицина у нас становилась лучше, то нужно начинать с другого. Нормально оборудовать больницы, уменьшить нагрузку медперсонала, обеспечить хорошие зарплаты, проводить обучение согласно современным международным стандартам и внедрять доказательную медицину.
Нужны нормальные лекарства, а не дженерики, возможность быстро записаться к врачу, а не через 3 месяца, наличие больниц и поликлиник в шаговой доступности и т.д. Вот что должно быть! У врачей должны быть нормальные условия работы! А потом уже можно вводить ответственность за нарушение протоколов лечения, причем вначале разработать критерии того, за что, где и при каких обстоятельствах эта ответственность наступает. И при этом понимать, что никакая ответственность и даже лучшая в мире медицина не убережет от осложнений и ошибок, а значит – трагедий и потерь. Потому что медицина она всегда не только про жизнь, но и про смерть.