Нельзя сказать, что у большинства наших соотечественников вовсе отсутствует интерес к истории. Но налицо увлечение суррогатами и квазимифологемами вместо желания понимать происходившее и происходящее в стране. В сознании среднестатистического россиянина история его страны – некая выставка достижений народного хозяйства с возвышающимися тут и там памятниками сильным личностям, объектам безоговорочного преклонения. И уже как бы неважно, кто эти личности – святые, полководцы, цари, поэты, космонавты или вожди большевистского режима.
Мы живём в состоянии исторической шизофрении, когда, например, в топонимике любого русского города продолжают фигурировать имена деятелей режима, уничтожавшего как русский народ, так и другие народы нашей страны. Жители России могут всерьёз обсуждать, восстанавливать или нет памятник Ф. Дзержинскому в Москве. Но что в этом удивительного? Ведь многие памятники другим большевистским палачам так и стоят с советских времён на наших улицах и площадях, а по телевидению запросто показываются советские фильмы, прославляющие «героев революции». И даже внутри Русской Православной Церкви, подвергшейся в ХХ веке беспрецедентным гонениям, той самой, которую большевики собирались полностью уничтожить, то и дело раздаются голоса в защиту как лично Сталина, так и вообще советского периода. Поэтому недавняя дата особенно важна сейчас, когда так важно напоминать людям о том, что на самом деле произошло в прошлом веке с их страной.
30 октября – День памяти жертв политических репрессий, с 1991-го года эта дата отмечается на официальном государственном уровне. Но впервые её стали отмечать политические заключённые в советских лагерях в 1974-м году по инициативе правозащитника и публициста Кронида Любарского, как День сопротивления политических заключённых. Любарский в то время сам находился в заключении, тем не менее, ему и его товарищам удалось распространить эту идею и по другим лагерям и тюрьмам.
В нынешнем году в Санкт-Петербурге в этот день поминание жертв большевистского террора продолжалось до самого вечера. Открылось оно в Государственном музее политической истории России акцией «Хотелось бы всех поимённо назвать…». Организаторами выступили сотрудники музея, а также центр «Возвращённые имена» при РНБ, Санкт-Петербургская благотворительная историко-просветительская правозащитная общественная организация «Мемориал» и культурно-просветительский фонд «Преображение».
Музею был передан список граждан, расстрелянных в 1918 году. Их имена войдут со временем в Книгу памяти «Петроградский мартиролог, 1918–1923». Затем собравшиеся по очереди зачитывали имена тех, кто был расстрелян в Ленинграде 30 октября 1937 года. В этот день считаются расстрелянными 696 человек, из них 60 — женщины.
Поминовение погибших от рук большевиков продолжилось в 15-30 на углу улиц Маяковской и Некрасова, это была частная инициатива граждан. Там же заупокойную литию отслужил иерей Георгий Христич, который после отметил, что память – это активное действие. Заключительная часть поминовения жертв советских репрессий прошла в саду Фонтанного дома, организаторы – музей А. А. Ахматовой в Фонтанном доме, центр «Возвращённые имена» при РНБ, Санкт-Петербургская благотворительная историко-просветительская правозащитная общественная организация «Мемориал» и Свято-Петровское малое православное братство. В галерее «Сарай» был показан документаьный фильм «На фоне Пушкина… 1937» (Россия, 2007 г., автор проекта Бэлла Куркова. Режиссеры: Людмила Гладкова, Александр Бот).
Анастасия Наконечная, член Свято-Петровского малого православного братства:
— Среди организаторов и участников мероприятия не только православные христиане и вообще не только верующие. Просто есть люди, для которых очень важна возможность объединиться в этот день по такому поводу. И если у человека нет какого-то внутреннего объяснения этой ситуации, способности пережить это, то он отстраняется. Я удивляюсь, как неверующие люди могут к этой теме прикасаться. Ведь для того, чтобы об этом даже просто помнить, нужно для самого себя иметь объяснение, как с этим жить. Что касается нашего общества в целом, то у меня ощущение, что темой советских репрессий объелись, это трогало людей в конце 80-х, в начале 90-х, а сейчас многие не хотят ни думать, ни говорить об этом. Сейчас люди ищут, как правило, комфорта, в том числе и душевного, а историческая память комфорту мешает. И нынешние попытки искать положительные стороны в советском периоде – это тоже поиск комфорта. Иначе нам приходится объяснять себе, чьи мы дети и внуки. Однажды отец Павел Адельгейм цитировал стихотворение Евгения Лукина:
Полистаешь наугад –
Всё расстрелы да застенки.
От Памира до Карпат
Нет невыщербленной стенки.
Вот и думается мне:
До чего же я ничтожен,
Если в этакой стране
До сих пор не уничтожен?
Ведь выживали те, для кого выживание было важнее бескомпромиссной правды. Или те, кем не заинтересовались. Но, так или иначе, если человек не смирялся с творящимся злом, он был обречён на те или иные репрессии. А у нас в стране сейчас делается многое для того, чтобы люди не думали – разрушаются образование, наука. История тоже заставляет человека думать, требует от него определённых усилий. Идеологемы, удобные шаблонные схемы комфортнее для сознания, чем знание истории, усилия памяти.
Елена Костюшина, заместитель директора Государственного музея политической истории России по научной части:
— В 1989-м году была первая выставка «Сталинизм в судьбах людей». До этого в разных городах страны происходили какие-то акции, устраивались стены памяти, на которых просто развешивались фотографии репрессированных людей. А мы сделали первую именно музейную выставку и, что важно, именно в Музее Октябрьской революции (тогда ещё он так назывался). Инициаторами были мы, сотрудники музея. Только в 1987-м годы мы начали собирать материалы, встречаться с людьми, которые прошли сталинские лагеря и выжили, и с родственниками тех, кто не выжил. Причём это касалось не только известных личностей. Тогда происходило множество встреч, это было не только интересно, это было очень важно – важно было успеть собрать эти материалы. И сейчас коллекция музея, как мы её называем, «гулаговская», очень большая, и она охватывает не только сталинский, но и более поздние периоды. После той первой выставки было ещё несколько подобных – например, выставка «Искусство Гулага». В конце 80-х и в начале 90-х открывались архивы, а потом эти архивы стали снова закрывать. И какие-то документы, которые мы хотели заказать повторно, в 2000-х годах оказались вновь засекреченными.
Для музея тема политических репрессий – одна из основных. И сейчас мы существуем в непростой идеологической ситуации. Например, то и дело создаются какие-то комиссии, вроде комиссии по противодействию фальсификации истории или комиссии по расследованию трагедии в Катыни. Хотя все материалы по той же Катыни давно опубликованы, установлено: кто расстреливал, когда, сколько было расстрелянных. Тем не менее, возникают попытки свалить вину на немцев. И та же идея единого учебника истории – я не знаю, каким он будет, и в какой мере там останется тема, связанная с политическими репрессиями. У нашего музея есть совершенно определённая позиция по отношению к сталинскому режиму. Имеющиеся документы, те же указы наркома Ежова, говорят сами за себя. И наша позиция – осуждение этого режима. Надо сделать всё, чтобы повторение как этой, так и других трагедий ХХ века стало невозможным. Некоторые наши посетители с этой позицией не согласны, они находят какие-то положительные стороны в периоде правления Сталина, жалуются, что мы мало говорим «о хорошем». Но наши экскурсии – это своеобразные уроки истории. А уроки истории должны быть уроками свободы. Мы занимаемся серьёзным историческим анализом и потому мы говорим и о каких-то победах, достижениях советского периода, но одновременно мы говорим и о цене этих самых успехов.
Фото Игоря Хмылёва
