Деньги — зло?

О деньгах и свободе

— С одной стороны, всем известно, что нужно зарабатывать, главе семьи нужно прокормить и выучить детей. С другой стороны, есть такое представление, что деньги — это какое-то зло, что в них есть что-то не совсем чистое, что деньги портят людей, а денежные отношения портят дело…

— Эта область требует серьезного размышления. Есть даже философские и богословские труды на эти темы, об этом довольно много писал свт. Иоанн Златоуст, есть целая книга «Философия хозяйства» прот. Сергия Булгакова, есть по этим вопросам работы у Бердяева, так что это — серьезная тема. Даже исследовать все, что сказано в Священном Писании о богатстве, не так уж просто. И я здесь могу сказать только очень немногое.

Послушаем, что говорит Спаситель: «Как трудно надеющемуся на богатство войти в Царствие Божие! Легче верблюду пройти сквозь игольные уши, чем богатому войти в Царствие Божие» (Мк., 10, 23-24). Ясно, что когда человек поглощен чем-то земным, то он уходит от Царства Небесного. Господь выделил именно страсть к богатству среди других страстей, потому что это одна из самых всепоглощающих, одна из самых злых страстей, действующих в течение всей истории человечества. Эта страсть и является грехом. Если она овладевает сердцем, то в сердце не остается места благодати Божией. А деньги являются просто выражением этой страсти. Не сами по себе бумажки зеленые или какие-то другие несут в себе дьявольский заряд, они просто материализуют эту страсть.

Есть замечательный рассказ о том, как некоторый брат вопросил преподобного Нифонта Цареградского, святого шестого века: «Как ныне святые умножились во всем мире, будет ли так же и при кончине века сего?» Блаженный сказал: «Сын мой, до самого скончания века сего не оскудеют пророки у Господа Бога, равно как и служители сатаны. Впрочем, в последнее время те, которые по истине будут работать Богу, благополучно скроют себя от людей и не будут совершать среди них знамений и чудес, как в настоящее время, но пойдут путем делания, растворенного смирением, и в Царствии Небесном окажутся большими отцов, прославившихся знамениями, потому что тогда никто не будет делать пред глазами человеческими чудес, которые бы воспламеняли людей и побуждали их с усердием стремиться к подвигам. Занимающие престолы священства будут вовсе неискусны и не будут знать художества добродетели. Таковы же будут и предстоятели монашествующих, ибо все будут низложены чревоугодием и тщеславием, и будут служить для людей более соблазном, чем образцом… сребролюбие же будет царствовать тогда, и горе монахам, богатым златом, ибо таковые будут поношением для Господа Бога и не узрят лица Бога живаго».

Это пророчество о последних временах связывает наступление времен Антихриста с ростом страсти сребролюбия, которая найдет себе место даже внутри земной Церкви. Уже это одно говорит о том, насколько зловеща эта страсть.

И мы видим сейчас, как это приближается, видим, что все больше людей побудительной причиной своей деятельности имеют стремление к богатству, к деньгам.

Еще недавно мы жили в советской стране и с горечью отмечали недостатки советского строя, его уродливую идеологию, атеизм, который был положен в основу этой идеологии, гонения на Церковь, многие лживые принципы, которые нанесли душам людей колоссальный вред. Мы все это чувствовали и отрицали. В то же время мы все помним, как тогда везде были бесплатные больницы, бесплатная скорая помощь. Может быть, врачи не везде были на самом высочайшем уровне, но все-таки не редкостью было то, что в больнице сестра, санитарка без всякой корысти ухаживала за больным. А сейчас это становится все более и более редким явлением. Доходит до того, что некоторые врачи ставят диагнозы таких болезней, лечение которых потребует больше денег. Почему это происходит? Потому что деньги диктуют теперь людям нормы поведения, приходится выбирать между добрым делом и положением в обществе. Ведь есть такие больницы, где врач, если будет бесплатно лечить, может поплатиться своим местом. Его будут вытеснять, выгонять из больницы. Потому что он портит коммерцию. Это только один из немногих примеров, а ведь таких примеров можно набрать сколько угодно.

— Власть денег связана с тем, что деньги дают какие-то возможности, то, что называется «деньги дают свободу»?

— На самом деле деньги никакой свободы не дают. Они, конечно, дают возможность есть повкуснее, или ездить на дорогих машинах, или ездить за границу раз в две недели. Но эта возможность не имеет ничего общего с внутренней свободой. А внутреннюю свободу деньги отнимают. Потому что любая страсть делает человека рабом отношений, построенных на страстях. Построенные на стремлении к богатству рыночные и политические отношения диктуют человеку его поведение, властно принуждают его поступать так, а не иначе. Он вынужден общаться с теми людьми, которые как-то задействованы в его денежных операциях, и плясать под их дудку. Ведь если он ведет себя не так, как они, то он потеряет с ними контакт и может разориться.

В этом смысле бедные люди — самые свободные. Бедняк — конечно, если он внутренне смирился со своим состоянием — не думает все время о том, что он может стать еще беднее. А богатый, владелец каких-нибудь фирм только об этом и думает. Он непрерывно звонит по своему мобильному телефону и узнает: как там дела, не падает ли его рейтинг, не сорвалось ли что-нибудь… Не потому даже, что он так боится, что потеряет полмиллиона долларов. Если у него много миллионов, то для него это не так страшно, казалось бы. Но знаете, как разоряются банки? Это очень интересный, очень символичный процесс. Вот кто-нибудь пустил слух, что такой-то банк может лопнуть и в нем пропадут вклады. И взял свой вклад оттуда. После этого его знакомые услышали: ага, он взял оттуда вклад, он, наверное, знает, что там что-то нехорошо, — и тоже быстро взяли свои вклады. Начинается обвальный процесс: чем больше забрали вкладов, тем больше разносится молва, тем больше людей спешат тоже взять свои деньги — и банк лопается. И так же лопаются и все другие денежные дела.

Поэтому любой предприниматель живет все время под страхом. Он должен все время заботиться о том, чтобы сохранить свой имидж, чтобы реклама работала на него, он должен в средствах массовой информации бороться с дезинформациями на свой счет. У него тяжелая жизнь. Тем более что люди, с которыми он все время общается, — это люди далеко не самого высокого устроения. Это очень часто люди внутренне несчастные, лишенные самого главного в жизни.

А с другой стороны, когда человек все время чувствует, что у него больше денег, чем у других, то ему очень трудно остаться смиренным, скромным. Он привык себе многое позволять, почему же он не может позволить себе еще вот это, это и это? У него возникает другое мироощущение. И он перестает замечать, что в то время, как он себе позволяет роскошествовать, рядом очень много людей бедствует. Он перестает их видеть. То есть богатство может способствовать развитию нравственной слепоты в человеке, снизить уровень его нравственного чувства, разрушить его совесть.

Это похоже на то, как действует любая страсть. Но не всякая страсть так действует на общество. Например, человек грешит обжорством. Этот грех, конечно, мешает его спасению, искажает его жизнь, вредит его здоровью. Но то, что он обжора, не означает, что все остальные станут обжорами или что он обязательно съел чужое. Он, может быть, съест немного больше, чем другие, ну, за двоих, за троих съест, но больше-то он не съест. А деньги не имеют в этом смысле предела.

— Но ведь если богатые есть, значит, они нужны?

— Дело не в том, что богатые не нужны. Вообще хозяйственная жизнь нужна. Господь повелел нам питаться от трудов рук своих, мы должны зарабатывать свое пропитание, должны возделывать землю, чтобы получить те плоды, которые послужат нашему устроению. Это ясно, и это заповедь Божия неотменная. Если плодов будет больше, так это лучше. Грех не это. Грех — это страсть, которая возникает тогда, когда человек отдает деньгам слишком много внимания.

О правильном отношении к богатству замечательно говорит пророк Давид: «Богатство аще течет, не прилагайте сердца» (Пс. 61, 11). Апостол Павел говорит о том же: «Я вам сказываю, братие: время уже коротко, так что… должны быть… покупающие, как не приобретающие; и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся; ибо проходит образ мира сего» (1 Кор. 7, 29-31). Если случится, что Богу угодно будет дать богатство, то нужно помнить, что оно дается тебе не для того, чтобы ты чувствовал себя его владельцем, а для того, чтобы ты с помощью этого богатства делал добрые дела. И чтобы был к нему внутренне равнодушен. Есть деньги — тогда воспользуюсь ими, чтобы делать добрые дела. Нет денег — и не надо. Конечно, надо трудиться и заботиться о том, чтобы пропитать людей, которые вручены тебе, твоим заботам и за которых отвечаешь — это семья, близкие, люди, которые нуждаются в твоей помощи. Но для этого просто нужно работать, богатство здесь не необходимо.

Богатство — это излишки. А излишки нужно раздавать нуждающимся. Не нужно над ними трястись, не нужно, чтобы сердце о них болело. А если богатство уйдет — ну и пусть. Священное Писание учит нас: «Дающий нищему не обеднеет, а кто закрывает глаза свои от него, на том много проклятий» (Пр. 28, 27). «Просящему у тебя дай и от хотящего занять у тебя не отвращайся» (Мф. 5, 42). «Никто не может служить двум господам… Не можете служить Богу и маммоне» — то есть богатству (Мф. 6, 24).

— Как понять, свойственна тебе страсть любостяжания или нет?

— Это довольно просто. Если все время думаешь о деньгах, значит, есть страсть любостяжания. Если имеешь приличную одежду, но смотришь: надо бы мне другую шубу, как у другой девушки, помоднее, посовременнее. У меня дубленка, а та, меховая, красивее. Начинаешь думать: как бы мне эту шубу приобрести? Если так, то это значит, страсть любостяжания есть. Человеку, у которого нет такой страсти, все равно, какая у него шуба, если ему тепло в ней и она не выглядит как-то вызывающе неприлично. Или вот, если у человека есть магнитофон — такой, на котором можно слушать музыку, но ему все хочется какой-то лучше, современнее, более дорогой, красивый, у которого все само выдвигается, мигает, защелкивается… Если такое желание одолевает тебя, значит, есть страсть любостяжания. А если все равно — могу слушать музыку, и слава Богу, — значит, страсти нет.

Конечно, тут могут быть оттенки. Если человек работает на компьютере, то ему хочется, чтобы компьютер был получше, быстрее работал, меньше портил глаза, чтобы у него было побольше возможностей. И в этом плохого нет, это нужно для работы. Если можешь купить получше, покупай. Но если просто хочется какое-то новое удовольствие получить, если новый компьютер нужен, чтобы играть, заниматься ерундой, тогда дело другое…

— А можно ли сказать, что нужно стремиться к бедности?

— Обет нестяжания — это обет монашеский. Добровольное стремление к бедности — это монашеская добродетель и подвиг. И как всякий подвиг — это очень хорошо. Но насильственная бедность нередко приносит вред, ожесточает людей и часто воспитывает в них страсть любостяжания еще сильнее, чем богатство. Бедные люди бывают одержимы этой страстью не меньше, чем богатые. И они готовы тогда убивать ради денег. Разбойники, жулики, воры — очень часто совсем не богатые люди, а бедные.

Революция ярко проиллюстрировала это. Толпы бедных людей ринулись убивать и грабить богатых. В России было уничтожено множество богатых людей. С другой стороны, многие богатые превратились в нищих. Я сам знал графиню, которая работала дворничихой. Многие, имевшие большие имения в царской России, оказались за границей шоферами такси… И переносили гибель своих богатств с замечательным спокойствием. Их волновало другое. Многие из них стали мучениками за веру. Их тревожила не потеря состояния, а судьба их Родины. Они были воспитаны в богатстве, и на них осуществлялся принцип: что легко дается, то мало ценится. Они не ценили это богатство. В этом смысле можно сказать, что стремиться обязательно к бедной жизни своей семьи — это, может быть, не всегда правильно. Потому что может так получиться, что дети воспитаются в такой алчной зависти, что все время будут думать: а почему у других детей есть, а у меня нет?

— Выходит, есть некоторая правда в таком мнении, что спокойно относиться к богатству может только тот, кто его попробовал, знает, что это такое?

— Нет, это совсем не обязательно. Если так рассуждать, то можно сказать, что спокойно относиться к алкоголю может только тот, кто побыл алкоголиком. Вовсе нет. Человек может быть воспитан в правильном отношении к страстям и никогда не пожелать этой страсти рабствовать. Но нужно при воспитании детей специально уделять этому внимание, чтобы дети не были зависимы от страсти любостяжания, зависти, сребролюбия. В наше время это очень актуальная проблема. Сейчас небывало усиливается культ денег, и этот ажиотаж вокруг богатства воспринимается детьми. Дети начинают воровать. В школах это особенно заметно, это большая проблема, там приходится все время бороться с воровством. Потому что дети хотят тоже разбогатеть, они думают, каким способом им получать деньги. Это заразная болезнь, и распространяется она очень быстро.

Нужно сознавать, что в этой атмосфере жажды денег может очень сильно действовать дьявол. И христианин должен понимать, что ни в коем случае в свое сердце он не должен допустить эту страсть. Способ борьбы со страстями указан нам святыми людьми, этот способ один. С каждой страстью нужно бороться, делая то, что противоположно этой страсти. Святые отцы говорят: если тебе в сердце закралась страсть любостяжания, то возьми и отдай ту вещь, которая тебе более всего дорога. Если будешь так делать, то очень скоро искоренишь в своем сердце эту страсть. Мне довелось знать таких людей, которые не имели никаких любимых вещей — не хотели их иметь, всегда все отдавали. Это дает удивительную духовную красоту и делает человека внутренне свободным.

«Диавол придумал какой-то хитрый способ доставлять богатым тысячи случаев к издержкам; поэтому они домогаются излишнего и бесполезного как чего-то необходимого — и всего им мало на придумываемые ими траты. Разделяют богатство на нужду настоящую и на нужду будущую: часть отлагают себе и часть детям; потом и это делят на покрытие разных трат. У них тысячи колесниц; на одних возят всякую рухлядь, на других, покрытых золотом и серебром, ездят сами. У них бани в городе, бани на дачах. Дома сияют мраморами всякого рода… и одни дома согревают зимой, другие прохлаждают летом. » … » А когда, по разделе на бесчисленные траты, богатство остается еще в избытке — его кладут в землю, берегут в тайных местах, потому что будущее неизвестно, как бы не постигли нас какие-нибудь неожиданные нужды».

Так же, конечно, и с деньгами. Если деньги появляются у тебя, то нужно думать, как их использовать — для добра. Так ты можешь стать соработником Божиим. Это же милость Божия — что вот Господь тебя привлекает к соработничеству, дает тебе такое служение. Вот и думай — как думаешь о своих делах: какую фирму открыть, или фабрику построить, или магазин создать, — вот так думай все время о том, на какое доброе дело ты можешь потратить эти деньги, что хорошее можешь сделать этими деньгами? Нужно всегда помнить, что эти деньги не твои. Богатство принадлежит Богу, так же как и вся жизнь — Божия. Она тебе дается, и Бог ее может взять от тебя в любой момент. И деньги может взять, и в любое время может сделать так, что эти деньги тебе не понадобятся совсем. Нужно помнить, что это Господь дал. Вот как замечательно говорил Иов многострадальный, когда все его богатства были отняты от него: «Господь дал, Господь и взял, да будет Имя Господне благословенно» (Иов 1, 21). Нельзя, чтобы наше сердце было порабощено какой-то страстью, тем более этой ужасной, злой страстью, которая производит колоссальное зло в мире. Сейчас, когда атмосфера наживы так сильна и эти страсти умножаются в сердцах людей, особенно важно об этом говорить. И думать, как вернуть людям христианский идеал бесстрастия, духовную, внутреннюю свободу.

О бедности и красоте

— Хотелось еще спросить вот что. Почему красота и богатое убранство церкви часто вызывает у людей нецерковных такое чувство, что лучше бы, например, на эти деньги построить больницу, потратить на бедных? Такое часто приходится слышать…

— Действительно, в простоте, в нищете может быть очень большая красота. Убогие кельи подвижников или бедные маленькие храмы часто наполнены особой благодатью. Чувствуется, что там человек ушел от всего земного, забыл о власти богатства.

Но представьте: в Москве отдают Церкви какой-нибудь старинный храм. Эти старые московские храмы были построены в те времена, когда весь народ был православным, когда каждый купец считал своим долгом построить церковь. Причем это было не за счет благотворительности, а вместе с благотворительностью. Богатых людей было много, Россия была очень богатой страной, деньги давали и на бедных и украшали храмы. Строились великолепные храмы: роскошная архитектура, прекрасные иконостасы, дорогое убранство. Вот нам отдали такой храм — весь изуродованный, разрушенный. Что мы делаем? Начинаем в нем служить. Ставим фанерный иконостас, наклеиваем на него бумажные иконки и начинаем Литургию. Это очень хорошо, очень радостно — такой порыв к молитве, энтузиазм, он всеми чувствуется, всех вдохновляет. В нашем приходе, например, было так. Мы получили Троицкий храм в начале 90-х годов. Приход у нас небогатый, и мы не могли сделать сразу капитальный ремонт. Мы тоже построили фанерный иконостас, пригласили Святейшего Патриарха Алексия, и он освятил нам храм, и мы стали служить, даже ежедневно.

Проходит год, мы приглашаем снова на престольный праздник епископа, у нас архиерейская служба. Тот же самый фанерный иконостас, те же самые иконки. Иконостас этот никак не гармонирует с архитектурой храма. Хотя нет ремонта, хотя еще растрескавшиеся своды, но все равно видно, что этот фанерный иконостас — не отсюда, он вносит некую дисгармонию, диссонанс в убранство храма. Ну, все понимают — мы бедные.

Наконец, поскольку у нас в институте есть иконописный факультет, написали для храма две небольшие настоящие иконы, и мы их повесили на этот фанерный иконостас и очень обрадовались. Но заметно обстановка не улучшилась от этого. И с каждым годом делалось как-то все грустнее и грустнее, что мы не можем привести храм в должный вид. Ведь в храме должна быть красота. Не роскошь, но красота должна быть. Это же дом Божий. Мы же заботимся о своих домах, хотим, чтобы у нас было уютно, чтобы было тепло, чисто, правда? Почему же в доме Божием этого не должно быть? Если случилось так, что мы живем в квартире с высокими потолками и с арочными окнами — придется позаботиться о том, какие сделать занавески на эти окна, чтобы была гармония, так ведь? Вот и здесь — храм нам достался таким, каким был задуман, известно, каким он был раньше. Там был пятиярусный иконостас, иконы в серебряных окладах, это был один из богатых храмов Москвы, в купеческом районе. А теперь он убогий. Мы это долго-долго терпели. Наконец в этом году после многих обсуждений и споров мы на деньги благотворителей сделали настоящий иконостас.

Храм преобразился совершенно. Так стало радостно в него входить! Мы не израсходовали храмовые деньги, нам пожертвовали богатые люди, благотворители, пожертвовали именно на украшение храма. Они постоянно помогают бедным, постоянно благотворят большому количеству людей. Но вот в этот раз они захотели еще и украсить храм. Разве это плохо? Я думаю, что в этом плохого нет. Это же не себе, это не страсть, это не гордость какая-то: быть лучше всех других храмов, нет…

Вот если будем слишком увлекаться… предположим, позолочен крест — дай-ка позолочу теперь весь купол. Позолочен купол — дай-ка вызолочу весь потолок в храме изнутри. Это произведет, конечно, странное впечатление. А если, например, появится икона на золотом фоне, то это нормально, золотофонные иконы были всегда в Церкви. Если крест позолочен на храме, это тоже нормально. Так всегда было, и крест должен выделяться, он должен привлекать и своей красотой.

— Сейчас часто обсуждается такая тема: может ли у священника быть джип, мобильный телефон и т.п. Могут ли священники быть богатыми?

— Мы говорили о страсти к богатству, когда сребролюбие обладает сердцем человека. Это одно. А другое дело — абсолютное количество денег, или вещей, или имений. Возьмите, например, недавно прославленную святую царскую семью. Понятно, что царская семья была бесконечно богата. И вот у них все эти богатства отняли, и они спокойно это восприняли. Их волновало не отнятие богатства, они страдали от того, что кругом все рушилось: рушилась вера в Бога, гибла страна, погибал народ. Вот о чем они страдали, а о деньгах они не вспоминали. Если какие-то оставались драгоценности при них, то они их держали потому, что думали, может быть, придется еще как-то дальше жить, выживать, а вовсе не потому, что они были к этому как-то особенно привержены. Богатство и бедность здесь рядом и не противоположны одно другому. Святой страстотерпец государь Николай Александрович родился сыном царя. Он это богатство нигде не захватывал, не приобретал, ни у кого не отнимал, оно досталось ему в наследство. Что ему надо было сделать? Все раздать? Очень многое царская семья раздавала, огромное количество храмов, больниц, богоугодных заведений выстроено на их деньги. Милосердие было постоянным делом царской семьи. Но все раздать — в положении царя это невозможно, это значит перестать быть царем. А царское служение — это тоже подвиг, тоже воля Божия была об этом. С другой стороны, когда Господь попустил, чтобы все это было отнято, от этого не сломалась внутренняя жизнь государя. Наоборот, только расцвела.

Так же точно бывает и в Церкви. У епископа должна быть какая-то резиденция, должен быть епархиальный дом, место, где он может принимать людей, у него должен быть свой крестовый храм, в котором он может послужить, когда хочет помолиться один, в тишине. У него должна быть машина, как раньше были кареты. Было бы странно, если бы сейчас епископ ходил пешком по Москве или ездил на метро из храма в храм, это было бы не только странно, неестественно — это было бы каким-то юродством, и не в добром смысле слова.

Давайте разберемся. Представим, что сейчас, когда все ездят на иномарках, какой-нибудь архиепископ будет ездить на «Запорожце». Наверное, это будет очень странно выглядеть, правда ведь? Наверное, это даже будет вызывающе выглядеть, и некоторые будут ухмыляться и говорить, что владыка юродствует и лицемерит: что он, не может ездить на нормальной машине? зачем он это делает?

В XIX веке было принято так: священник шел на требу в епитрахили, а перед ним шел псаломщик в стихаре и со свечой. Священник идет по улице, несет Святые Дары — причастить больного. Это было возможно потому, что было не очень много прохожих, извозчики ездили не торопясь, на улицах росла травка — в Москве так было. И пройти нужно было несколько домов, потому что в маленькой Москве, границы которой до революции проходили по заставам (то, что теперь называется у нас центром), — в этой Москве было 600 храмов, а еще раньше, до пожара 1812 года, — гораздо больше, в еще меньшей Москве.

Теперь, хотя у нас и много храмов стало в городе, священнику очень часто приходится ездить причащать с одного конца Москвы на другой. Можно разве пешком дойти? Нет. Если он поедет причащать на метро — его будут давить и толкать, очень часто в метро бывают раздражение, злоба, ругань — а ведь он несет на груди Святые Дары, он со Святыми Дарами должен молиться, прикрывать их руками… Понимаете, это вызывает ощущение какого-то ужаса, какого-то кощунства. Мне приходилось быть в таком положении, и когда я смог ездить на такси, я почувствовал себя просто счастливым, что я могу со Святыми Дарами не лезть в давку, не висеть на подножке троллейбуса или автобуса и не ломиться в вагон метро с разбегу.

Так что очень хорошо, что можно на машине священнику поехать. Если эта машина какая-то необыкновенно роскошная, ни у кого такой нет, а у священника есть, то есть он разбогател за счет своих прихожан и теперь живет в таком вот комфорте, — это вызывает недобрые чувства, так священник не должен поступать. Но если ездить на машине стало нормой жизни, если прихожане приезжают на службу на машинах, то почему нельзя священнику тоже на машине ездить?

Есть правила жизни в обществе, которые регламентируют поведение человека. Например, в отношении одежды. Как нужно себя вести? Самый хороший тон, как известно, это несколько отставать от моды — не спешить эту моду сейчас же опробовать на себе, но и не одеваться с каким-то демонстративным протестом. (Это не относится, конечно, к неприличной моде.)

Точно так же и здесь. Сейчас все пользуются какими-то техническими средствами, например мобильными телефонами… Я вам скажу, мне самому это очень не нравится. Я считаю, что техника порабощает человека, отнимает у него все время, заставляет его работать все в более быстром темпе. Но техника уже выпущена, как джинн из бутылки, и обратно ее загнать нельзя. Нельзя потребовать, чтобы все ездили сейчас на лошадях, чтобы машины все уничтожили. Ничего не выйдет. И если я начну ездить на лошади, то, кроме смеха, я ничего не вызову этим своим поведением.

С другой стороны, если священник уже пожилой, у него очень много трудов — а у нас есть такие священники, которые волокут на себе невероятный воз дел, — то он просто не сможет все сделать, если ему не помочь. Вполне понятно, что ему и машину дадут, и телефон купят, чтобы ему было легче трудиться, чтобы он больше успевал и меньше переутомлялся. В одной епархии епископ велел всем священникам купить себе мобильные телефоны. Для чего? Чтобы можно было легко узнать, кто где, чтобы можно было быстро вызвать священника, чтобы был порядок. И эта мера вполне оправданна.

Тут все относительно. Мой дед был священником, московским благочинным, но начинал он свое служение в третьеклассном женском монастыре, который находился в бедном селе в Саратовской губернии. А потом он переехал в Москву и со временем стал настоятелем небольшого храма на Арбате. Семья у него была небольшая: матушка и сын, мой отец. Но его поселили сразу же в семикомнатную квартиру. Просто оттого, что у храма для настоятеля была такая квартира. И это не воспринималось как какая-то роскошь, потому что многие люди так жили. Профессор в XIX веке мог жить в шести-пятикомнатной квартире, иметь несколько человек прислуги, иметь свою карету, извозчика — при том, что он читал одну лекцию в неделю. Это была нормальная жизнь, никто не считал, что он богатый. Богатство — это относительное понятие, оно определяется тем, как живут окружающие люди. Священник не должен быть богаче своих прихожан, но какой-то средний нормальный уровень жизни, который есть в приходе, он естественен и для священника.

Но если священник хочет как-то выделяться и иметь все самое новое, самое последнее, машину самой дорогой марки, тогда, конечно, это вызывает отвращение. Особенно если он это сам все себе старается приобрести.

У отца Иоанна Кронштадтского, когда он умер, только в банке было порядка миллиона рублей. Миллион царских рублей — это было огромнейшее состояние. А еще на отца Иоанна были записаны дома трудолюбия, он построил множество храмов и даже целые монастыри, имел пароход и так далее. В советское время это было причиной глумления над св. праведным Иоанном — что он-де на самом деле никакой не святой, а очень богатый человек. Можно спросить: был ли он богатым? На самом деле он богатым не был, потому что все это богатство своим не считал. Он жил в скромном домике, ну, ездил в карете, которую ему дали, ездил отдыхать на пароходе, действительно, — но не один же он ездил на этом пароходе? Там было много народу, он всегда всем со всеми делился. И все свои возможности он употреблял для служения Церкви и бедным людям. Деньги ему жертвовали, приносили. А он все время раздавал. И чем больше он раздавал, тем больше ему жертвовали. И если после его смерти что-то осталось, значит, он просто не успел это раздать. Или, может быть, с капитала, который лежал в банке, шли проценты на содержание домов трудолюбия.

И поэтому богатым его считать совершенно неправильно, хотя он носил шелковые рясы, замечательные облачения, драгоценные митры. В его дневнике об этом кое-что написано. Известно, что ему жертвовали драгоценные облачения разные купцы, богатые люди, и жертвовали очень много. Он это тоже все время раздавал. Но если он не оденет ни разу это облачение, не послужит в нем, тот, кто подарил, обижался. Поэтому отец Иоанн старался хотя бы один или несколько раз послужить в этом облачении, а потом отдавал. Он эти шелковые рясы носил не для себя, а для тех, кто жертвовал — чтобы показать свою благодарность и любовь, показать, что ему дорога любовь того человека, который подарил. Все зависит от того, что в сердце нашем, какие побуждения руководят нашими поступками и для чего мы хотим использовать то, что мы имеем. Что мы — в Бога богатеем или для себя? От этого все зависит.