Священник Александр Дьяченко
В конце шестидесятых отца перевели на новое место службы, тогда наша семья и переехала в Гродно. Мне было девять лет. В домах, куда нас поселили, тогда новеньких, все пахло краской, и выглядели они по-сиротски необжитыми. В Москве такие панельки сносят, а в Гродно они, пожалуй, и нас переживут.
Эти дома окружены целыми дубравами, деревья вымахали выше самих пятиэтажек, а тогда кругом было голо, ничего, ни одного кустика. Помню, откуда-то навезли саженцев и в придачу к ним — прицеп с лопатами. Взрослые копали ямки, а мы подносили саженцы и потом поливали их из ведер.
Деревца сажали густо — с расчетом, что часть их не примется, а прижились практически все. Никто не предполагал, что сорок лет спустя чья-то инициатива обернется проблемой.
В этом году прошелся по соседним дворам. Оказалось, самые большие деревья соседи спилили, и во дворах появилось множество столиков с чурбачками вместо сидений. А я эти деревья в обхват толщиной помнил тоненькими веточками. Зато теперешней детворе — раздолье для игр.
Вытянулись и деревца, посаженные на крохотных газончиках возле домов. Много лет у нас под окнами росла желтая алыча. Плодов давала немного, а то, что рождалось, не успев пожелтеть, обрывалось детьми.
Квартира моих родителей на втором этаже, и разросшаяся алыча с годами полностью закрыла собой окно на кухне.
Старые люди редко выходят из дому, сидеть у окна и смотреть на улицу — то немногое, что позволяет им не так остро ощущать свое одиночество.
Дело не в том, что мы, их дети и внуки, забыли наших старичков. Просто из взрослых, что тогда, сорок лет назад все вместе сажали во дворе саженцы, в живых остались только мои родители. Их поколение ушло. И лица тех, кого они видят из окошка, им чужие.
Когда маме исполнилось восемьдесят восемь лет, к ней прибыла целая делегация от местного ЖЭКа и совета ветеранов. Заместитель директора вручил маме букетик красных гвоздик, поздравил и, уходя, сказал:
— Уважаемая Зинаида Ивановна! Сегодня вы одна из старейших жительниц нашего микрорайона, и нам хочется сделать для вас что-то доброе. Как выразился наш директор, «преподнести подарок». А какой, решать вам самой. Может, у вас есть какая-нибудь просьба или пожелание? Пожалуйста, коллектив ЖЭКа готов исполнить любую вашу посильную просьбу!
Мама подумала, посмотрела в окно и попросила:
— Если можно, уберите, пожалуйста, эту разросшуюся алычу или хотя бы пусть обрежут ветки. Мы из-за нее не видим людей.
Заместитель начальника пообещал, и делегация ушла. Но дерево не убрали. Правда, пару месяцев спустя кто-то звонил и сообщил, что вопрос об обрезке разросшегося дерева рассматривается.
Прошел год. Когда маме исполнилось восемьдесят девять лет, ее поздравляла делегация во главе с самим директором ЖЭКа. Тот тоже преподнес имениннице букетик красных гвоздик и тоже поинтересовался, что работники руководимого им предприятия могли бы сделать для одной из самых пожилых жительниц микрорайона.
Мама вновь посмотрела в окно:
— Сделайте что-нибудь с этим деревом. Оно не дает проникнуть свету.
— Как же! В ближайшие же дни все и решим. Завтра же подадим заявку на разрешение спилить это дерево и внесем дополнительным пунктом в перспективный план текущих мероприятий. Как только получим сверху «добро», наймем бригаду лесорубов, и солнышко у вас на кухне будет светить целый день!
Весной к окну на кухне родительского дома прилетали птицы. Они садились на алычу и пели свои брачные песни. Старики садились у окошка, чуть дыша, боясь пошевелиться, любовались на птичек. Однажды на дерево забрался кот и затаился среди ветвей.
— Улетайте! Улетайте скорее! — стучит по стеклу мама. — Вон он, разбойник! Затаился!
Птицы разлетелись, а кот так и остался дремать на ветке.
— Отец! Иди, посмотри на этого кота. До того ленивый, что умудрился задрыхнуть во время охоты!
Слышится шарканье ног, и на кухне, держась рукой за стенку, появляется папа. Прищурившись, всматривается, что там, за окном. Разглядев кота, улыбается:
— Видишь, мать, какое у нас замечательное дерево. Не стоит его рубить. Пусть стоит, а птички будут петь нам песни. И кот заберется, а как же! Коты — они хищники!
В этом году маме исполнилось девяносто, радостный директор ЖЭКа вместе с букетиком красных революционных гвоздик снова посетил наш дом и вручил самому пожилому жителю микрорайона поздравительную открытку от главы областной администрации.
— Уважаемая наша Зинаида Ивановна! Будут ли у вас еще какие-нибудь пожелания в наш адрес?
— Да! У нас с супругом к вам огромная просьба: пожалуйста, не трогайте это дерево, что растет у нас под окном. Пусть оно и дальше растет.
Глава делегации внимательно смотрит на дерево, о чем-то размышляет и потом выносит вердикт:
— Ладно! Пусть стоит! Вычеркиваем этот пункт из перспективного плана.
***
Летом, навещая родителей, я зашел на кухню и поразился: откуда столько света? Выглянул в окно — непривычно голо. Алычу спилили.
— Мама, это кто же постарался? Неужто начальник ЖЭКа? Вроде обещал ее не трогать?
— А он и не трогал. Это прапорщик Коля, сосед сверху. Зашел к нам на кухню, посмотрел в окошко и сказал: «Эдак оно скоро и мне свет закроет. Лучше убрать сейчас, чем ждать, пока оно станет еще больше». Пошел в подвал, взял пилу и немедля спилил.
Меня тогда поразило, как просто разрешилась, казалось бы, неразрешимая проблема, обставленная множеством условностей: заявок, справок, планов, разрешений. Все устроилось одним лишь волевым решением прапорщика Коли.
Конечно, можно было звонить, требовать. Может, в конце концов, они бы и добились своего, но пустое место там, где еще недавно стояло дерево с их любимыми птичками и серым котом, само это место стало бы для них постоянным немым укором. А это совсем не тот опыт, что нужно приобретать в девяносто лет.
Не торопись. Время придет, и свое ты получишь, если, конечно, оно предназначено именно тебе.
Я вспоминаю рядового Анвара Гуламходжаева, толстого круглолицего узбека. Мы с ним служили в одном отделении, стояли рядом на плацу, даже наши койки в казарме располагались рядом. Анвар много читал и любил пофилософствовать.
Как-то наше отделение получило классический армейский приказ — копать траншею от забора и до обеда. Вооружившись лопатами, мы уже собрались приступить к работе, как вдруг наш сержант, аспирант из Минска Леша Мазок приказал:
— Анвар! Изреки соответствующую обстановке народную восточную мудрость.
Анвар подумал и, устремив в небо короткий толстый палец, торжественно, словно присягу, произнес:
— Я думаю, торопиться не надо!
Сказал он это с кавказским акцентом, как персонаж «Кавказской пленницы»: «Тараписса нэ нада».
— Вот и я о том же, — согласился сержант, и наше отделение плавно приступило к перекуру.
Из книги священника Александра Дьяченко «Схолии. Простые и сложные истории о людях», вышедшей в издательстве «Никея»