«Благослови, хозяин, коляду пропеть»
Положа руку на сердце, многие ли из современных городских жителей были бы рады такому вторжению?
Однако в старину прихода колядовщиков ждали, без них и праздник — не праздник. Дома уютно и тепло, готов праздничный обед.
Колядующие идут из дома в дом, стучатся во все двери, как когда-то шли в поиске ночлега усталые Мария и Иосиф.
В рождественские дни происходит чудо встречи — с Богом и с человеком.
Никому не хотелось уподобляться хозяину вифлеемской гостиницы, пропустившему чудо, потому что «не было места». Колядовщикам нужно было обязательно открыть, чтобы не повторять древний грех равнодушия и негостеприимства.
Да и память о языческом прошлом играла свою роль: издревле при повороте солнца на весну люди становились более гостеприимными, праздными и радушными. Ведь считалось, что это магическое время, от которого зависит будущий урожай и счастье в новом году.
Рождественские традиции и особенно песни — мудрый синтез старого и нового, языческого и христианского.
Пример такого синтеза — украшение домов вечнозелеными растениями. Елочек в древних колядках нет, однако в текстах рождественских песнопений всех народов в разгар зимы расцветает целый сад.
В английских кэролс это вечнозеленые плющ и остролист, в родных славянских колядках — виноград. На Руси особые святочные поздравительные песни так и назывались — «виноградья».
Для славян виноград — символ благополучия, плодородия и любви. И пришел он в зимние поздравления из свадебных песен. Это неслучайно, ведь святки — время поворота на весну, начало солнечного года, время мыслей о будущем урожае и создании семьи, время знакомств и сватовства.
«Виноград» в колядках — историческая память о том, как бережно Церковь отнеслась в свое время к языческому наследию, к естественной зимней тоске по весне, солнцу и любви. «Христос народился, благослови, хозяин, коляду пропеть! Виноградье красно-зеленое!»
Мужской остролист и женский плющ
Похожее значение имеют остролист (holly) и плющ (ivy) — главные символы английского Рождества.
Считается, что этими растениями украшали дома еще древние римляне во время сатурналий — зимнего праздника окончания сельскохозяйственных работ, праздника надежды на плодородную весну. Сатурн научил людей пахать землю и выращивать виноград, и зимние сатурналии воскрешали память о золотом веке царствования Сатурна, когда, по словам римского поэта Овидия, «вечно стояла весна» и «урожай без распашки Земля приносила», «сладкий вкушали покой безопасно живущие люди». Целую неделю римляне отдыхали, обменивались подарками, веселились.
Священное значение сохранялось за остролистом и плющом у древних кельтов и вслед за ними — в христианизированной Британии. Остролист — вероятно, благодаря колючим жестким листьям — воспринимался как символ мужского начала. Мягкий и быстро растущий плющ — как символ плодородного женского начала. Эти вечнозеленые растения ассоциируются с любовью и верностью и присутствуют в свадебном ритуале, что нашло отражение в любовной песне, сочиненной английским королем Генрихом VIII, Green Groweth the Holly.
Генрих VIII запомнился потомкам как неверный супруг, сменивший шесть жен, однако искусство живет своей жизнью, и в песне «зеленеет остролист, никогда не меняя оттенок, так и моя любовь к моей леди».
Этнографы сообщают о любопытном обычае, подсмотренном в некоторых английских деревнях: во время зимних праздников молодые люди сжигали куклу из плюща (ivy girl), а девушки — куклу из остролиста (holly boy). Одним словом, это был спор на тему «кто в доме хозяин». Впрочем, этот спор в народной традиции всегда оставался игрой и не перерастал в войну.
Память об этих языческих обычаях сохранилась в средневековом рождественском кэроле «Соревнование остролиста и плюща», где перечисляются достоинства и недостатки каждого растения и идет спор, каким растением лучше украшать дом. Побеждает остролист, но существовала и другая, «женская» зимняя песня «Остролист и плющ устроили собрание», где побеждает плющ-женщина, а остролист преклоняет перед ней колени.
«Держись от нас подальше, Рождество!»
Эта древняя игра-противостояние была переосмыслена в христианском духе: так родилась на свет одна из самых популярных английских рождественских песен The holly and the Ivy. Она вошла во все антологии рождественских колядок и исполняется в самых разных версиях — церковными хорами, джазовыми музыкантами и рокерами.
В христианском варианте песни остролист и плющ — символы Христа и Марии; остролист признается королем леса, но противостояния между ними нет.
Если мы обратимся к легендарной книге Чарльза Диккенса «Рождественская песнь в прозе», то увидим, насколько остролист дорог англичанам как символ Рождества.
В Сочельник черствого и скупого старика Эбенезера Скруджа посещают рождественские духи, призывающие героя к покаянию. Один из них — Дух Нынешних Святок. Он похож одновременно и на древнего друида, и на Санта-Клауса: «Дух был одет в простой темно-зеленый балахон, или мантию, отороченную белым мехом <…> на голове у Призрака <…> не было никакого убора, кроме венчика из остролиста, на которых сверкали кое-где льдинки. Длинные темно-каштановые кудри рассыпались по плечам, доброе открытое лицо улыбалось, глаза сияли, голос звучал весело, и все <…> в нем было приятно и непринужденно». Кроме того, на поясе у Духа Нынешних Святок — меч; он еще и воин.
Этот образ неслучаен. Сейчас трудно в это поверить, но долгое время Рождество в Англии было под запретом. С приходом к власти Оливера Кромвеля в Англии восторжествовала строгая пуританская этика с ее культом трудолюбия, успеха, бережливости. В глазах пуритан Рождество было языческим праздником, разгулом мракобесия, рождественское застолье — поводом для чревоугодия и пустой тратой времени, вечнозеленые растения в домах — глупым суеверным обычаем.
В годы правления Кромвеля сочельник стал самым опасным днем для мирного населения.
«Железнобокие», как называли солдат армии Кромвеля, патрулировали улицы, проверяя, не готовит ли кто праздничный обед, не спешит ли тайно на рождественскую службу, не украшает ли дом.
Колядки в те годы стали песнями политического протеста, а символом гражданского неповиновения стал образ Рождественского Деда, напоминающий одновременно и древнего друида, и христианского святого.
Одно из самых ранних изображений Рождественского Деда — карикатура на пуритан из памфлета в защиту Рождества 1652 года. На карикатуре слева от Рождественского Деда («Сэр, несу веселье!») стоит пуританин: «Нет, держись от нас подальше», справа — английский крестьянин: «Добро пожаловать, старик Рождество, не бойся!»
Во времена Диккенса «Веселое Рождество» вернулось в Англию. Праздник уже не находился под запретом, но был хорошо забыт. Запрет на празднование в Англии был отменен в 1660 году, однако Рождество перестало быть национальным выходным: отчасти жителям развивающихся промышленных городов было просто некогда. Ко времени королевы Виктории индустриальная Англия истосковалась по деревенским обычаям, простому веселью, волшебству среди зимы. По колядкам, праздничным обедам, украшению домов вечнозелеными растениями.
И вот в святочном рассказе Диккенса — первом образце этого жанра — Рождество возвращается в образе веселого бородача в венке из остролиста, возвращается как соединение небесного и земного, обыденного и возвышенного, домашнего и вселенского, человеческого и божественного. Неслучайно и название первого в истории святочного рассказа. Christmas Carol, «Рождественская песнь», поскольку колядки — замечательный символ этого синтеза.