Неужели я растратчица?!
Глухой поселок, где живет семья Булатовых, находится на краю Шушенского района, вокруг Саяны, на деревьях огромные снежные шапки, ни ветерка. В селе 150 жителей, один магазинчик и библиотека. Больше никаких учреждений нет. Утаить здесь что-то в принципе невозможно, все друг друга знают в лицо.
Найти дом Надежды Денисовны оказалось очень просто. Почти на краю села, дальше только тайга. У ворот огромная куча дров. Бабушкину половину нам указал нанятый кольщик. Во дворе собаки-дворняжки, закопченная банька. Из благ цивилизации — тарелка на крыше. Ворота и забор — из дешевого металлического листа.
Бабушка вышла на крылечко, чтобы встретить гостей. Проводила в дом. Сели к столу. Отдышалась, а в руках дрожь.
— Сил нет уже об этом говорить, честное слово, — она произносит слова, сильно запинаясь, тяжело выговаривая отдельные фразы. — Это я после инсульта так говорю, мысль теряю и не могу подобрать слова. Сама вроде бы отошла, а нормальная речь все не возвращается. А эта ситуация с опекой вообще подкосила. Ну посмотрите, неужели я растратчица?!
В центре дома на две комнаты — русская печь. Она шумно трещит, в углах торчат кирпичи, а дверца топки, кажется, вот-вот выпадет, языки пламени отсвечивают на кухонную мебель.
В одной комнате — поменьше — двухъярусная кровать. Тут живет Саша с бабушкой. Мальчик спит наверху, пожилая женщина — внизу. Олеся уже девушка, у нее отдельная комната, побольше. Там же компьютер и телевизор.
— А к вам из опеки приезжают, видят, как вы живете?
— Постоянно ездят, все смотрят, уже устала отчитываться, что вот холодильник купила, вот машинку стиральную — на руках-то сильно тяжело, вот компьютер ребятишкам взяла, шкаф, кровать.
— А помочь чем-то предлагают?
— Нет, только спрашивают всегда, получаю ли я опекунские, я отвечаю, что да. На том разговор и заканчивается.
Удивляюсь, как можно осматривать холодильник и не заметить, что печка опасная, ее давно надо ремонтировать. И понятно, что бабушке самой это не осилить. Параллельно фотографирую и ищу телефон главы села.
В казенном доме ему бы не выжить
О своей жизни Надежда Денисовна начинает рассказывать неохотно. Ведь понятно, что начинать надо с того, как дети у нее оказались.
— Дочка моя, она болела тяжело, и виновата в этом сама, в общем, не очень правильную жизнь она вела. Когда Олесе (внучке — прим. ред.) было шесть лет, ее лишили материнских прав. Кто отец девочки, неизвестно. Чтобы малышка не осталась в детском доме, я решила забрать ее к себе, сил у меня тогда еще побольше было. Начала оформлять документы и узнала, что у Олеси есть младший братик, Саша, ему тогда три годика всего было. О нем никто из семьи не знал, так как он жил в детском доме. Ну как я его не заберу, он же тоже мой, родной. И я оформила опекунство над обоими.
Олеся-то здоровенькая была, а у Саши с рождения ДЦП, плохо ходил и долго не разговаривал. В казенном доме ему бы не выжить.
Фото из семейного архива
Суды по опеке шли долго, месяцев 7-8 я вообще никаких средств не получала, как мы выжили, одному Богу известно. Муж у меня давно умер, я где могла подрабатывала. Сначала на пилораме, здесь, в Майске. Потом пилораму закрыли, стала по черемшу в лес ходить, от ребятишек же далеко не уедешь, летом клубнику растили и продавали, она у нас тут очень урожайная.
И тут же словно осекается.
— Но и дочь мне помогала, хоть и на заработках была все время, но помогала.
Мы вместе пытаемся подсчитать, на какие средства все эти годы семья существовала. Пенсия минимальная — 9 000 рублей. После того, как закрыли пилораму, растащили архив. И доказать, сколько лет она вкалывала и что вообще работала — невозможно. Опекунские, которые она получает на двух ребятишек — 26 000 рублей. С самого начала на Сашу шла еще и пенсия по инвалидности — 15 000 рублей (эта сумма увеличивалась с учетом индексации). Итого получается 50 000 рублей. Много это или мало, чтобы кормить и одевать двух детей и содержать деревенский дом — судить сложно.
— Вы понимаете, мне же никто не сказал, что Сашину пенсию тратить нельзя. Что это его деньги, которые он может снимать только после наступления совершеннолетия. Я получала их на карточку и точно так же покупала на них еду, одежду и остальное необходимое. У меня никто ни разу не спросил, куда именно эти деньги идут, никакого отчета не потребовал. Этой пенсии за 10 лет мы потратили 1,2 миллиона рублей.
В итоге бабушке предъявили обвинение в растрате, вызвали на суд и дали 2,5 года условно с обязанностью вернуть потраченные деньги на Сашин пенсионный счет. Получается, что она совершила уголовное преступление.
«Обвиняемая, являясь опекуном несовершеннолетнего, получала пенсионные денежные выплаты, причитающиеся несовершеннолетнему, и распоряжалась ими в личных целях. Ущерб составил более 1,2 млн рублей и оценивается как особо крупный», — вынес заключение Шушенский районный суд.
Теперь с мизерной пенсии Надежды Денисовны удерживают в счет оплаты долга 50 процентов. Успеет ли она выплатить всю сумму за свою жизнь — не известно. Ей ведь уже 70 лет.
Для них старалась, сама в обносках ходила
Но, похоже, женщину не так волнует, что ее пенсия теперь будет еще меньше. Она боится, что не переживет этого позора и прессинга, который так или иначе ощущает на своих плечах.
— Бог с этими деньгами, мне детей дорастить надо. Я помру, кому они нужны будут. Они ведь у меня кушать без колбасы не садятся, бутерброды очень любят. У нас тут нищета нищетой, а я своих всегда вдоволь кормила и вкусненьким.
И видно, что от обиды и стыда прямо нехорошо ей становится.
— Когда выяснили-то, они почто мне не сказали ничего? Я бы сразу же перестала Сашину пенсию получать и возвращала бы потихоньку ему на книжку. Зачем было в прокуратуру-то на меня подавать? Ведь видели же, что дети сыты, обуты, одеты, что я для них только и старалась, себе вообще ничего не брала, что люди отдадут, в том и хожу, одно платье на выход. И я же должница теперь. То туда вызывают, то сюда, несколько раз в районный центр приходилось ездить. На суде сидела, ни жива, ни мертва, сердце колотилось.
Спрашивали, куда я деньги эти тратила, что покупала. Я говорю, холодильник купила, стиральную машинку, комод, стол, телевизор большой. Старалась побольше детей кормить, хотелось фруктов им брать. Саша очень фрукты любит: виноград, яблоки, бананы. Какие там чеки, где я их возьму теперь. Обуви много приходилось брать. Саша ногу волочит, и обувь сильно стирается. Без еды мы никогда не сидели. У нас корова, поросят всегда покупали, на мясо растили.
В школу все, что нужно, брали: ручки, тетради. Постарше стали, компьютер и ноутбук попросили, им для занятий надо. Олесе в школу каждый день 100 рублей даю, до половины четвертого уроки, чтобы она голодная не сидела. Саша питается бесплатно. Зимой только машина дров 4 тысячи стоит, а их надо 4-5 машин. И расколоть человека нанять опять же за деньги. Так что мы не бедствовали, но и не шиковали.
Но как еще объяснять, если до них не доходит. Говорю, что дровяник сделали, стайку, забор хороший, у нас штакетником было загорожено. А они — «ваши заборы и дровяники нас не волнуют».
Дети плачут: «Баб, а если ты не выдержишь?»
Недавно Надежда Денисовна упала в подполье. На улице стояли 40-градусные морозы, чтобы картошка не застыла, открыла подполье. Шла в скользких шлепанцах, оступилась и угодила прямо в яму. Теперь одна нога еле ходит, на другой — сильный варикоз. По дому помогают дети. Олеся готовит и моет посуду, Саша и дров может принести, и воды, и в магазин сходить. Друг без друга в этой семье никуда.
— Олеся хочет после школы на врача поступать, она способная. Я ей сказала: поступай, все, что смогу, сделаю. Саша, конечно, тоже хочет учиться дальше, в колледже. Но я не знаю, как у него получится, ему будет очень трудно. У него одна нога нормальная, а вторая сохнет, он на цыпочках ходит. Лечить пробовали. Но нам сказали, что операцию только после 18 лет, иначе навредить можно.
Внуки очень переживают за бабушку. Понимают, что кроме нее у них никого. Плачут: «Баб, а если ты не выдержишь?» Олеся пытает: «Баба, чем помочь?»
Школа, где учатся Олеся и Саша, находится в селе Субботино, в 7 км от Майска. Туда детей ежедневно доставляет школьный автобус. В школе семью хорошо знают.
— Ребятишки Булатовы всегда опрятные, чистенькие, — рассказывает директор школы Павел Свинцов. — Без опозданий, без пропусков, учатся нормально. У нас школьный психолог регулярно проводит обследование, в семье климат совершенно нормальный. На бабушку они никогда в жизни не жаловались. Я так скажу, вы попробуйте, возьмите под опеку детей, да еще с проблемами по здоровью, и посмотрите, куда деньги уходят, сколько их нужно. Будет ли вам хватать этой государевой поддержки?! Да только-только, чтобы концы с концами свести. Поэтому эта ситуация смешная, вот честно.
— Надежда Денисовна регулярно приезжает к нам на совещания опекунов, — говорит Елена Панькова, социальный педагог школы. — Мы все вопросы с ней оперативно решаем. Саша, несмотря на серьезные нарушения, всегда чистенький. Она смогла его подготовить к школе, социализировать, он учится со всеми вместе. Она их никогда не бросала, не оставляла. Психологически и физически детям с ней хорошо. Вообще не понимаю, откуда такая ситуация возникла.
В селе тоже очень сочувствуют бабушке и помогают, чем могут.
— Тетя Надя просила меня ни с кем это не обсуждать, — признается библиотекарь Валентина Зубкова. — Так хочется, чтобы все это закончилось уже. Видите, вон в окошке, это наш единственный магазинчик. В нем она каждый день покупала продукты. Набирала сумками, мне из окна хорошо видно. И все знали, что брала не себе, а детям. Порой в долг, когда пенсии не хватало, потом рассчитывалась.
Саша как подрос, ко мне в библиотеку стал бегать, я привыкла всех ребятишек угощать, кого конфеткой, кого печенькой. Он частенько отказывался: «Я сегодня это уже ел». Пока маленькие были, она им столько игрушек перевозила. На одном же автобусе едем, я все это видела. Недавно вот Саша принес свои шахматы, бабушка ему еще в детстве покупала, и подарил библиотеке, он, кстати, очень хорошо играет.
Она не просто их кормила, но и развивать старалась. Саша любит рисовать, я ему всегда раскраски из интернета скачиваю. Олеся пошла в школу абсолютно подготовленная. Учителя ко мне в библиотеку приезжали и проводили собеседования с будущими первоклассниками, она все буквы знала, очень эрудированная девочка была.
Конечно, первое, что говорят, что якобы она взяла детей под опеку из-за денег. Ну а что, ей без денег их поднимать надо было?! На свои 9 000 пенсии? Я вам так скажу, в селе никто против нее не идет, все ее поддерживают, так как она на наших глазах детей растила и растит, они здоровы, умненькие, что еще нужно? Или лучше, если бы в детском доме жили?
Я смотрю на нее все время и думаю, как-то она еще держится. Ведь и готовить им надо, и стирать на них, воду с речки таскать, огород, корова. Я бы на такое не решилась, а она взяла их, хотя сама уже не молодая была. Как она второй суд переживет, не знаю, выдержит ли у нее сердце.
Людмила Пивень, замглавы Шушенского района, курирует опеку и попечительство:
— Конечно, в том, что произошло, есть вина сотрудников опеки. Так вышло, что специалист, которая была закреплена за этой семьей, ушла в декрет, потом вышла и вовремя не отследила документы. За пенсию, которая полагается детям, отчеты не требуются, лишь раз в год положено предоставлять выписки со счета, чтобы было видно, что деньги не расходуются. Вот именно эти выписки с Надежды Денисовны и не требовали. Почему — я сказать не могу. Когда подняли документы, оказалось, что она их тратит.
Конечно, это наша недоработка. Но и с бабушки я бы вины не снимала. Я сама приемная мама и знаю, что пенсию детей трогать нельзя, это их деньги, которыми они могут воспользоваться по наступлении совершеннолетия. Их стартовый капитал. Но тут ситуация двоякая. Если бы она была им не родная — считаю, она бы заслуживала серьезного наказания. Но так как она им родная бабушка, я бы не стала наказывать ее строго.
Фото: Светлана Хустик