Как разговаривать с ребенком о разводе? Как сохранить его отношения с родителями, которым по тем или иным причинам пришлось расстаться? В чем задача духовника? На эти и другие вопросы отвечает протоиерей Алексий Уминский.
— «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает…» (Марк. 10:9.)
— Да не разлучает. Человек разрушить может все. Человек не имеет права на это, но все равно делает безо всякого права. Это не в правах человека, но возможность есть.
— Что нужно говорить детям, когда в семье назрел развод?
— Конечно, детям нужно говорить правду. Но эта правда может быть искажена обидой, которая неминуемо присутствует при подобных семейных проблемах.
— У матери, даже если она смирилась, что от нее ушел муж, остается чувство обиды за детей и чувство вины перед ними, что не смогла сохранить семью.
— Без всякого сомнения, эти чувства неконструктивные, разрушительные. Чувство вины может и соприсутствовать, но не должно быть подавляющим все отношения. Когда чувство вины пытается компенсироваться на ребенке за счет чего-то важного, то ничего хорошего не будет.
—В разрушении семьи не может быть виноват только один человек. Причины разные — не разглядели сразу друг друга, не на том строили семейные отношения. Трудно нащупать ту грань, чтобы найти в себе мужество не решать вопросы, которые ты решить не в силах. Например, вопрос для матери — разрешить или не разрешить отцу общаться с детьми. Женщине необходимо обладать достаточно высокой духовной зрелостью, чтобы отличить в себе чувство мести и обиды от реальной заботы о детях.
— Бывает так, что неверующий отец в противопоставление верующей матери пытается разрушать духовный мир ребенка. Здесь важно, чтобы для ребенка в этом случае существовал еще какой-то авторитет. Встречается, например, подросток с отцом, и отец ему говорит: «Да ладно тебе! Да плюнь ты на все! Посмотри, как люди живут! Вот тебе деньги, купи себе то, что хочешь! Будь круче!»
Отец хочет видеть своего сына в рамках своих представлений, что такое хорошо и что такое плохо. Мать от этого в ужасе, но она ничего не может сделать, потому что отец сильнее. Ребенок, особенно мальчик, так тянется к отцу, что для него очень важно получить от отца какое-то жизненное наставление. И от разговоров с матерью у него возникает ощущение, что его лишают платформы под ногами, потому что от отца он слышит совсем другие вещи, и нужно подтверждение уже не от матери, а в другом месте, что же все-таки правильно?
И здесь духовник, если он есть, если он — авторитетен, то, конечно, он эту проблему берет на себя. Он спокойно, не осуждая отца, поговорит с ребенком, в отличие от матери, которая не сможет этого сделать, не выплеснув своей обиды, и тем самым ее слова тут же потеряют всякую ценность и значимость в глазах ребенка.
А отец в свою очередь может уничтожать авторитет матери: «Твоя мать ничего не понимает! Она тебя учит не тому!» И все!
Здесь крайне важно, чтобы для ребенка был авторитет священника — доброго, мягкого, который сумеет так сделать, чтобы ребенок не потерял отца, не разочаровался в нем и не почувствовал, что его от отца пытаются отделить, что отца пытаются в его глазах очернить. Он не поверит, ему неприятно будет слышать, что, мол, твой отец плохой, злой, твой отец на пути к погибели. Священнику надо постараться как-то так тонко поговорить, чтобы и отца не осудить, и ребенка освободить от этого ложного пути. Это очень сложно, но только так можно решить проблему духовного развития ребенка.
— А возможно бывшим супругам договориться о едином воспитании детей?
— Если один из супругов неверующий, то это может быть довольно сложно. Если в отношениях родителей заложен конфликт, то он будет тянуться, и между родителями всегда будет непрерывное состязание. Сознательно или несознательно отец будет делать противоположные вещи в отношении матери, а мать подсознательно будет внушать сыну некую неуважительную мысль об отце.
И тут роль духовника совершенно необходима. Именно он сможет дать ребенку правильную ориентацию в жизни, наставить его на правильный христианский путь. Священник не даст разрушить отношения ребенка с отцом и отношения с матерью. Обычно, либо те отношения рушатся, либо другие. А часто и те, и другие… Дети не доверяют ни матери, ни отцу. С одной стороны говорят одно, с другой — другое, ребенок не знает, кому верить, и в итоге не верит никому.
Для матери требуется колоссальное мужество — не вмешиваться!
Сын возвращается после встречи с отцом и начинает:: «А папа мне сказал… А папа считает…» И тут у матери все поднимается изнутри, и она пытается сразу доказать, что все, что сказал отец ужасно, черно, что все это ложь, провокация и сатанизм.
Для нее будет удобным прикрытием христианская добродетель, что, мол, это по Закону Божию, но ребенка не обманешь, он хорошо чувствует, что за таким поведением стоит совсем не христианская мотивация.
А вот не ответить, промолчать, не вступить в заочную борьбу с отцом, не начать перетягивать ребенка на свою строну, — это очень большое мужество. Матери необходимо наладить отношения с духовником, тихонечко отправить к нему сына, не решая проблемы самой: «У тебя есть духовный отец, ты с ним поговори».
Матери надо именно так себя вести, надо уметь себя сдерживать, особенно, если это взрослеющий ребенок, если это подросток.
— Отец Алексий, мальчики и девочки изначально отличаются по цельности и чистоте при взрослении? Это заметно на исповеди?
— Не могу сказать, что это так.
Все дети по-разному взрослеют. Эмоционально мальчики и девочки разные. Физиологическое развитие девочек опережает физиологическое развитие мальчиков. Многое зависит и от воспитания. Мальчики и девочки по-разному воспринимают мир, по-разному на него реагируют. У них разные потребности и желания самореализации. Это все эмоциональное, это там, где НЕ церковь. В церкви дети как бы в другом мире и поэтому эмоциональности житейской немного лишаются.
Проблемность исповеди детей, ее серьезность наступает уже почти во взрослом возрасте. Здесь духовничество не в том, чтобы ребенок смог что-то серьезное сказать, а чтобы ребенок сумел выслушать.
Обычно дети в отличие от взрослых мало что умеют о себе сказать, они не умеют себя анализировать. Это естественно и правильно.
Дети в этом смысле лучше взрослых, они не очень собой увлечены. И обычно их исповеди сводятся к формальным простым вещам, очевидным внешним ситуациям. Они исповедуют не помыслы, не движения души, а поступки, которые для них очевидно плохие. А причин этих плохих поступков они не видят.
При этом они могут быть способны просто выслушать от священника: «А как ты молишься? А не бывает ли такого у тебя?»
Когда священник не слушает, а говорит, — в этом заключается главное общение духовника и ребенка. И тут не имеет значения, есть у него папа или нет, полная у него семья или неполная. Много зависит от того, настроен ли ребенок слушать.
Если он настроен слушать, то какое-то даже простое слово священника может быть ему полезным. А что говорят дети, это почти не имеет значения, потому что они видят не себя, а поступки и то не все, а только некоторые. Именно священник может настроить ребенка на некоторые осмысления: «А когда тебе в последнее время было стыдно? А что тебя особенно расстроило?» И тогда на его слова что-то сказать. А просто выслушать, что сказал ребенок и над ним прочесть молитвы — это ровно ничего не значит.
А есть такие замечательные священники, у которых побольше сил и опыта, которые вместе с детьми выезжают куда-то, лагеря устраивают. Общие дела, поездки — это все сразу на свои места ставит. Священник выходит за рамки храма, становится другим, более доступным. Но и тут тоже важно, как ребенок может слушать и как священник может донести до него свое слово. Что говорят дети — почти неважно. Они говорят примерно одно и то же. Поэтому все дети одинаковые на исповеди — мальчики, девочки.
— Духовник должен быть один и у родителей, и у детей?
А как может быть по-другому? Иначе духовник не будет в курсе, что происходит в семье, не будет знать их проблемы. Это, на мой взгляд, будет не на пользу родителям.
Отдельный духовник может появиться, если мать не хочет заниматься ребенком. «Кому бы его передать? Я всего боюсь, я ничего не знаю! Батюшка все знает! Пусть батюшка им занимается!» Сродниться с ребенком не так-то просто. Это все происходит через общий контекст семьи. Духовника в семью вводит мать. Она приходит к священнику со своими духовными проблемами, и он вместе с ее проблемами берет всю семью на себя.
Ребенок никогда не раскроется перед каким-то взрослым незнакомым дядей. В данном случае духовник семьи не тот, с кем встречаются на исповеди, а который бывает в доме, которого приглашают на праздники или просто чаю попить. Это серьезные вещи. Духовник понимает атмосферу в семье, когда он приходит в комнату ребенка и видит, какие у него игрушки, книги, когда он общается с ним вне храма.
— А у Вас так получается?
Тяжело, конечно, но без этого невозможно. Важно, чтобы ребенок увидел духовника не в облачении, не с крестом в руках, а сидящим за столом, шутящим, кушающим суп, который приготовила его мама и говорящим, как прекрасно его мама готовит. Священник начинает общаться с ребенком как человек. Конечно, статус священника уже есть, но он отделен в сознании ребенка от реальности, он где-то далеко-далеко на небесах, а маленький ребенок вообще священника как Бога воспринимает. А здесь важно, чтобы священник стал земным, чтобы он пришел в дом, пошутил, поиграл, поинтересовался, мультфильмы посмотрел. Это может быть надо сделать всего один-два раза, но чтобы этот контакт установился. А потом, когда ребенок приходит к священнику в храм, то узнает его — как знакомого, домашнего, в том числе, и авторитета.
А иначе как? Иначе ребенку не по силам….
Беседовала Тамара Амелина