Со стороны это выглядело чрезвычайно странно: взрослые люди подходили к молодым, высоким и красивым девушкам и юношам и очень внимательно их ощупывали, словно сомневаясь в реальности происходящего: вот плечи, вот – голова, а вот – ну надо же! – руки, кто бы мог подумать! Потом эти взрослые отходили от только что осмотренного высокого и красивого молодого человека, еще раз основательно осматривали. А потом обнимали. И… вдруг, навзрыд, как дети или клоуны в цирке, – плакали.
Плакали как-то по-дурацки, неловко и неумело, пытаясь скрыть слезы, зарыться в объятиях, а потом вынырнуть оттуда как ни в чем не бывало. Но ничего не получалось. И все повторялось заново: ощупывание, осмотр, объятия, слезы.
Так выглядел, пожалуй, самый счастливый день в моей жизни. И уж совершенно точно – самый осмысленный. День, когда стало отчетливо ясно, что все не зря: я и мои друзья, вот эти вот всхлипывающие взрослые, мы живем не напрасно. Потому что высокие, красивые, в костюмах или джинсах, в мини-юбках, с декольте, серьгами в ушах и пупках, накрашенные, на каблуках, с высшим образованием, с веснушками на носу, свободно болтающие по-английски, с серыми, карими, голубыми полными жизни глазами, влюбившиеся, вышедшие замуж, родившие своих детей, вот эти вот люди, которых мы обнимаем в слезах – это же «наши дети».
Ну, то есть как. Почти каждого из них я помню худым и лысым или, наоборот, раздувшимся от гормонов, в маске. Марлевой или той, что посерьезней, она называется «3М», но, в любом случае, – застрявшим где-то между жизнью и смертью: лежачим, запертым в боксе, ждущим новостей или просто боящимся выписаться из больницы и уехать домой.
И себя я помню вечно тайком заключающей договор с мирозданием: «Послушай, пожалуйста, можно, я пообещаю и сделаю вот это, а Ты, Ты поможешь С… Просто вытащи его, а?»
Я прекрасно знаю, так делал каждый из этих «ощупывающих». Но делал еще кучу всего: собирал деньги, покупал и вез на себе лекарства, о которых только что узнали (и рассказали нам) самые лучшие в мире врачи, но которых пока не было в стране, искал доноров и пер на своем горбу огромный холодильник с костным мозгом, ремонтировал отделение, улыбался и просил деньги на аукционах, читал стихи, пел песни под гитару, организовывал и привозил в больницу ежика, Сергея Безрукова, мопед, «Камеди-Клаб», ходячую обезьяну, в конце концов, целую Сборную России во главе с самим Гуусом Хиддинком – только бы один мальчик начал есть, а другая девочка – улыбнулась, а еще кто-то третий – просто почувствовал, что у него нет права сдаться, потому что слишком уж многие держат за него кулаки.
Все это вместе – моя жизнь, мои друзья, люди, которых я люблю, врачи, которым верю и дети – которые выздоровели и выросли. Вот уже десять лет всем в стране это известно под названием «Подари жизнь». Фонд, который 10 лет назад придумала первый его директор Галина Чаликова и который тянут на себе мои друзья: актеры и актрисы, врачи, архитекторы, бизнесмены, журналисты, биологи, фотографы, математики… Я сначала попробовала написать про каждого отдельно, а потом поняла, что не выйдет: каждый заслуживает длинного и обстоятельного разговора.
Как мы прожили эти десять лет – я совершенно не помню. Мне кажется, еще вчера мы на бегу знакомились в больнице, сменяли друг друга в чьей-то палате, шагали, закрыв лица больничными масками, от театра «Современник» к Кремлю, чтобы показать людям вокруг, что дети и взрослые в масках – это не страшно, это просто люди боятся инфекций, потому что слабый иммунитет. Теперь, кажется, про это знают все. И, кажется, никто уже не помнит, за что нас тогда на Красной площади всех чуть не арестовали: вместе с детьми, родителями и артистами мы решили на фоне Кремля вместе сфотографироваться (больше трех!) и громко крикнуть «УРА!» (лозунг).
Наверное, ничто вокруг за эти десять лет так не изменилось, как гражданское общество, часть которого и есть наш фонд «Подари жизнь». Мы большие, мы успеваем много больше прежнего, мы ходим в Госдуму, в Минздрав и другие официальные ведомства, мы стараемся делать так, чтобы законы в стране помогали спасать детей и беречь тех, кому невозможно помочь, не оставляли без единого шанса на лечение и заботы никого, кто столкнулся со сложным диагнозом.
Иногда нам кажется, что мы успели страшно много. Иногда мы звоним друг другу и угрюмо сопим в трубку или даже плачем. Это значит, что кто-то из нас опять уткнулся в тупик и от бессилья опускаются руки. Так тоже бывает. И довольно часто. В эти моменты кажется, что ничего такого мы не сумели сделать, изменить, что вся эта наша благотворительность – это борьба с ветряными мельницами, победить которые невозможно: коварная болезнь, помноженная на равнодушие тех, кто оказался рядом с больным ребенком и его родителями – опасный и злой противник. И вот мы сопим, а иногда и безутешно плачем друг другу в трубку, – жизнь потеряла смысл. Только это не так, неправда.
Эти большие и красивые, а главное – совершенно (тьфу, тьфу, тьфу!) здоровые дети, которых мы обнимали, ощупывали и пачкали размазавшейся тушью в этот ноябрьский выходной – тому подтверждение.
И их великие мамы, сумевшие пережить морок многомесячного больничного марафона – теперь красивые, счастливые и страшно гордящиеся своими детьми. И их врачи, изумленно пожимающие плечами: «Слушай, а ведь действительно, я его лечил, встретил бы на улице – ни за что не узнал!»
Люся Афанасьева, чья маленькая дочка веселила всю студию Первого канала, Сережа Сергеев, ради которого Гуус Хиддинк восемь лет назад приехал в РДКБ, а теперь – прилетел в Москву, Соня Пятница, выучившаяся петь вторым голосом со своей подругой Дианой Арбениной, Толя Зверев, сдержавший обещание и поступивший на педиатрическое отделение мединститута, Женя Ванеева – окончившая журфак и, ко всеобщему нашему счастью, пришедшая работать в фонд «Подари жизнь». И еще несколько сотен тех, кто приехал на запись этой юбилейной программы или просто позвонил, написал, рассказал о себе: «У меня все хорошо. Я живу и радуюсь жизни. Спасибо».
Их болезнь – и об этом мы шептались уже после записи программы – больше не страх, не кошмар и не безнадега, но важный жизненный опыт того, что человек в болезни не должен быть одинок: врачи, волонтеры, благотворители – это безусловные составляющие успешного лечения. А о том, что детский рак излечим, мы говорили из каждого утюга все десять лет существования фонда. Кажется, теперь в этом больше никто не сомневается.
И если вы включите 26 ноября в 22.40 Первый канал, рассмотрите хорошенько всех тех, кто пришел в студию, то, думаю, поймете, почему я считаю этот день одним из самых счастливых и, уж точно, самым осмысленным в своей жизни.