Среди приемных молодых мам, взявших детей с особенностями развития, часто повторяется одна и та же история, говорит координатор программы «Содействие семейному устройству» БФ «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Наталья Шкурова. Девушка приходит в благотворительный фонд с желанием помогать, становится больничным волонтером, начинает регулярно посещать в больнице детей из детских домов и интернатов, находящихся там на лечении или реабилитации: «Иногда у больничного волонтера судьба ребенка вызывает настолько острое сопереживание, что он принимает решение забрать его из системы и приложить максимум усилий к тому, чтобы помочь маленькому человеку состояться в жизни».
Меня пугали тем, что не выйду замуж – а я не пугалась
«Когда мне дали разрешение на удочерение, я орала от счастья на весь суд», – рассказывает Анастасия Зинкович. В 25 лет она забрала из детского дома пятилетнюю Ульяну с синдромом Дауна.
Анастасия и Ульяна
Анастасия ведет инстаграм-канал «devochka_s_izyuminkoj», где фотографии «солнечной» девочки перемежаются с ее собственными. С них смотрит уверенная красивая молодая женщина с макияжем и копной волос. Настя была финансистом и работала в автосалоне, когда пришла волонтерить в детский дом. Через четыре месяца познакомилась с Ульяной.
«Обычно детям отдаешь и уходишь с легкостью – отдал все, что мог. А после первой смены с Ульяной я почувствовала, что не только отдала, но и получила. Я вышла от нее с ощущением счастья. Конечно, я напросилась на другую смену. Я поняла, что отношусь к Ульяне не так, как к остальным детям, и оставить ее там я не могу», – вспоминает она.
Принятие решения заняло десять дней. Семье Настя долго не говорила – не потому, что боялась неприятия или отговоров, а потому, что не хотела «спугнуть» счастье. Об Ульяне знала только мама Насти, которая поддержала дочь.
Но мама была далеко, а окружающие пытались девушку отговорить. Полгода, пока шла работа над документами для усыновления, были самым сложным периодом.
Девушке постоянно приходилось слышать: «Настя, ты же не замужем», «Тебе же всего 24 года!», «Кто на тебе потом женится?!»
«Это сейчас я с юмором к этому отношусь, но тогда моя позиция была уязвима и любой вопрос доводил меня до трясущихся рук», – вспоминает девушка.
Ульяна
С самого начала она стала ходить к психологу фонда «Даунсайд Ап», чтобы проработать страхи. Среди читателей ее блога есть будущие и настоящие приемные родители, им она тоже советует разобраться с тревогами и сомнениями до того момента, как ребенок появится в семье.
«Собственное незамужество не было для меня страхом. Меня все этим пугали, а я не пугалась. Мне хотелось понять, почему я не пугаюсь, потому что, по идее, этот страх должен же быть. Но для меня возможность взять приемного ребенка стала частью моей жизни с тех пор, как я стала волонтером и вижу последствия сиротства. Не принимать это решение – значит не принимать меня», – рассуждает Настя.
Анастасия и Ульяна
Сейчас Настя и Ульяна живут в Карелии вместе с Настиной мамой. Бывает очень непросто, признается приемная мама: девочка быстро нащупала ее болевые точки. Уход за ней занимает все время Насти, так что ей пришлось оставить работу. Зато появилось много открытий о мире особенного ребенка: «Не должно быть не то что завышенных ожиданий, а просто ожиданий. Ты вкладываешь в ребенка и не знаешь, когда это выстрелит и выстрелит ли вообще. Это колоссальный уровень принятия! Поведение детей – либо последствия травмы, либо часть характера, и в одно мгновение это никуда не уйдет. И неважно, один ты или с кем-то. Конечно, когда ты не один, у тебя есть возможность выдохнуть. Но зрелости это тебе не прибавит», – считает Анастасия.
В каждом кабинете приходилось доказывать, что я нормальная
Студентке РГПУ имени Герцена Марии было 19 лет, когда она решила стать опекуном девятилетнего Андрея с ДЦП. Он не ходил, был незрячим, за годы в детском доме-интернате утратил инициативу к жизни, но каким-то чудом сохранил чувство юмора. Андрей начинал смеяться, когда происходило что-то забавное, например, кто-то чихал или смешно ругался типа «ешки-матрешки!». Волонтер Маша, которая с ним работала, это заметила.
«Я поняла, что он понимает больше, чем все думают. И мне стало очень жутко, что он может остаться в этом гетто навсегда. Меня уничтожала мысль, что, если ты оказался по ту сторону забора, твоя жизнь уже обречена не состояться», – вспоминает Мария. У студентки из Новороссийска в Санкт-Петербурге не было ни своего жилья, ни особых средств к существованию – только неубиваемый оптимизм.
И он ей очень помог, когда начались хождения по кабинетам органов опеки. Ее не воспринимали всерьез, практически выгоняли: «Когда люди узнавали о моем решении, сразу задавались вопросом, нормальная ли я. В каждом кабинете мне приходилось доказывать, что да, нормальная.
И тогда появлялся другой: девочка, что ж за беда такая с тобой? Часто говорили: “Зачем вам этот маленький монастырь?”»
Жизнь испытывала решение девушки три года. Сначала она оформила гостевую форму опеки, а потом и вовсе забрала Андрея из интерната.
«Со мной всегда кто-то был», – говорит Мария. Ее упорство и жизнелюбие вдохновляло людей, ей помогали друзья, волонтеры и сотрудники фонда «Перспективы». Один из спонсоров фонда предоставил квартиру для Маши и Андрея, в которой они жили, пока не уехали в Новороссийск.
Мама приняла решение дочери в штыки, но понимала, что повлиять на него не может, и постепенно приняла его. А знакомству с отцом Маша обязана Андрею. «Папу я не видела ни разу в жизни. Но перед тем, как забрать Андрея, решила с ним встретиться. Он сначала многому удивился, но теперь мы стали неразлучны», – говорит Маша.
Мария и Андрей
Маша поверила в Андрея – и не ошиблась. «Мне казалось, он может больше, и он все смог», – говорит она. В 12 лет, через полгода жизни рядом с ней, мальчик начал ходить и разговаривать. Он выглядел на четыре года, но стал быстро расти, вытягиваться. Сейчас Андрей хорошо ориентируется в пространстве дома. Наблюдая за ним, можно легко забыть, что он незрячий. Но главная сложность была не в том, чтобы вспомнить первичные навыки и выправиться, насколько это возможно, физически, а в сфере эмоций и переживаний.
Он привык быть послушным и не проявлять инициативы. Где посадишь – там и просидит хоть целый день, если его не трогать. Постепенно он начал проверять границы дозволенного: появились первые «не хочу». Он мог начать вести себя «не по регламенту» – бросить трость или внезапно попрыгать несколько раз. «В детском доме инициатива наказуема в прямом смысле, и он не сразу поверил, что ее можно проявлять даже в таких мелочах», – вспоминает Маша.
Осталась еще одна интернатская привычка – запрет на проявление негативных чувств. Только спустя семь лет после интерната Андрей смог позволить себе быть недовольным, обижаться. Маша говорит об этом как о победе: «Андрей начал доверять нам негативные эмоции, не боясь наказания».
Андрей десять лет в семье Марии. За это время она вышла замуж, родила дочь и вместе с мужем основала в Новороссийске благотворительную организацию «Все дети могут». В ней помогают детям с тяжелыми и множественными нарушениями развития и их семьям.
Мария с семьей. Фото: vsedetimogut.ru
Через год после Андрея Маша хотела забрать из интерната еще одного ребенка и связывалась с его родителями, чтобы получить их согласие на опеку. Но в результате его забрали в родную семью. По словам Маши, ее поступок имел эффект прорвавшейся плотины. «До нас из этого детского дома-интерната только один раз забирали ребенка – его увезли в Германию. Зато после нас ушло несколько детей, мне известны по крайней мере пять случаев. Желание у людей было, но все боялись, потому что было ощущение, что так не делают, что это невозможно», – считает она.
Родители были в шоке, но быстро смирились
«Это талант от Бога – принимать других, не таких, как мы, помогать им жить, чувствовать себя любимыми. Быть их проводником в мире обычных людей», – так дефектолог из Санкт-Петербурга Мария Емец описывает мотивацию для решения взять ребенка с синдромом Дауна под опеку.
Она всегда любила наблюдать за «солнечными» детьми: как они двигаются, как общаются. Поэтому и пошла учиться на дефектолога. Через девять лет работы в Центре реабилитации инвалидов она приняла решение взять под опеку «солнечную» девочку. Но увидела в базе фотографию полуторагодовалого Миши и поняла, что станет его мамой.
«Родители были в шоке, они хотели, чтобы у меня были свои дети. Но как-то быстро смирились – до этого я вообще собиралась уходить в монастырь», – вспоминает Мария.
Оформление документов заняло символические девять месяцев. Мише было 2,5 года, когда у него появился дом. Первое время Миша не то чтобы не ходил, но даже не ползал на четвереньках. В тот момент и в дальнейшем ей помогли родители.
Мария и Миша
Поддержало и окружение. На приходе Петра и Павла при РГПУ имени Герцена к Маше тоже отнеслись с пониманием: Мишу приняли, закрывают глаза на особенности его поведения, на шум.
«У меня был страх, что я не справлюсь. И я его до сих пор преодолеваю, мне иногда тяжело и кажется, что плохо справляюсь, но я ни разу не пожалела о своем решении. А одиночества я не боялась. Думала, что если найдется человек, который полюбит меня и Мишу, то хорошо. Если его не будет – я к этому готова», – признается она.
Маша и Миша
Через год после Миши в ее жизни появился Андрей. Вместе с Машиной подругой он пришел навестить Машу и Мишу в больнице. У Миши оказался диагноз – урологический порок, ему пришлось удалить почку.
Миша, Андрей и Маша. Фото: Леся Мельник / Facebook
Сейчас Мише пять лет, и он живет в полной семье, хотя сначала у него была только мама. В 3,5 года мальчик пошел, хотя Маше говорили, что он если и пойдет, то только к пяти годам. Педагоги хвалят мальчика – он начал быстро развиваться, научился хорошо ориентироваться в быту, самостоятельно ест, старается сам раздеваться.
Одинокой маме важно понимать свои ресурсы
Анастасия Ходакова, куратор Школы приемных родителей БФ «Волонтеры в помощь детям-сиротам»
Для одинокой мамы очень важно понимать свои ресурсы: хватит ли сил и возможностей одной воспитывать ребенка? Есть ли кто-то, кто может помочь, если мама заболела, ей нужно куда-то уйти или просто устала (родственники, друзья и т.д.)? Кроме того, мы говорим о возможностях поддержки со стороны различных фондов, общественных организаций, государственных организаций, которые предоставляют социальную и материальную помощь и т.д.
Также, если слушатель сразу ориентирован на прием ребенка с ОВЗ, я бы рекомендовала углубленное изучение медицинских вопросов (к сожалению, в рамках ШПР мы можем дать только общую информацию) и/или прохождение спецкурса для приемных родителей с детьми с ОВЗ.
Органы опеки особенно внимательно относятся к одиноким кандидатам
Эксперт горячей линии содействия семейному устройству БФ «Волонтеры в помощь детям-сиротам»
Что касается юридической стороны вопроса, то приемными родителями в равной степени могут быть как семейные пары, так и одинокие люди. Возрастное ограничение только одно – совершеннолетние. Пол значения не имеет.
Однако практика иногда иная: специалисты органов опеки особенно внимательно относятся к одиноким кандидатам. Кандидаты моложе 30 лет также вызывают больший интерес и часто подвергаются дополнительным «допросам» по поводу их мотивации принять ребенка в семью. Особенно это актуально, если кандидат выбирает такую форму семейного устройства, как приемная семья, что влечет за собой бюджетные выплаты приемному родителю.
Были случаи обращения на нашу горячую линию, когда кандидатам в приемные родители, не имеющим семьи, органы опеки давали устные отказы в заключении договора о создании приемной семьи: у вас же нет семьи, договор заключается, только если ребенок имеет инвалидность, или в семью принимаются минимум двое детей, или другие выдуманные причины. И здесь следует помнить, что только сам кандидат в замещающие родители решает, какую форму семейного устройства он хочет оформлять.