Дискуссии о правах религиозных меньшинств и о привилегиях Государственной церкви в английском обществе 1820-х гг.

Историю называют учительницей жизни, и в отличие от философии она учит примерами. В этой статье читатель познакомится со спорами в английском обществе в первой трети XIX в. о предоставлении гражданского полноправия сектантам при сохранении привилегий национальной Церкви. Обращение к этой теме не случайно. На мой взгляд, этот период религиозной истории Англии может стать хорошей иллюстрацией к тем дискуссиям о правах религиозных меньшинств, которые сегодня волнуют Россию. В статье три действующих лица: государственная власть, национальная англиканская Церковь и религиозные меньшинства, прежде всего протестантские диссентеры и католики, которым именно в то время, в 1828 и 1829 гг., было предоставлено гражданское и политическое полноправие. Нетрудно представить, что такая расстановка сил напоминает в некоторой степени ситуацию в нашей стране. Спора нет: между Русской Православной Церковью и англиканством общего мало (хотя вспомним: англикане настаивают на том, что в их Церкви сохраняется апостольское преемство), и исторические обстоятельства совершенно разные. Но все-таки проблема одна и та же: Церковь и сектанство, их взаимоотношения.

 Английские нонконформисты

Англиканская Церковь была призвана стать оплотом христианской веры в Англии, была утверждена как государственная и занимала в обществе привилегированное положение ¹. Англичане относились к национальной Церкви с огромным уважением; как писала одна из ведущих газет, англиканская Церковь оградила англичан от идолопоклонства римокатоличества и фанатизма кальвинистов ². В 1828 г. во время бурной полемики о полноправии католиков журнал “Christian Remem­brancer” убеждал современников: “Сейчас модно говорить о лживой свободе мнения, которая подразумевает или полное равнодушие к спасительному учению и Евангельской истине, или отношение к Церкви как к всего лишь вспомогательному органу управления <…> Кажется, наши сограждане совсем позабыли о том, что англиканская Церковь стоит у основания наших свободных и благородных учреждений, у истоков нашей цивилизации, образования, просвещения” ³. Согласно появившемуся во времена Реформации положению о единстве интересов церкви и государства, полноправными гражданами считались лишь те, кто находился в лоне англиканской Церкви, “Церкви Англии”, как ее называли. Основанная как национальная, англиканская Церковь никогда не была монолитной: в ней сосуществовали “высокое” направление, представляющее традиции апостольства, “низкая” Церковь, близкая континентальному кальвинизму, и либеральная “широкая” Цер­ковь. Тем не менее с самого начала становления англиканства в стране было много несогласных, диссентеров (to dissent ‘выходить’), которых отличали как более радикальные религиозные взгляды, так и нежелание (по политическим мотивам) стать членами церкви, связанной с государством.

Английский нонконформизм ⁴ являл собой пеструю картину: во-первых, представители “старой” диссентерской традиции (Old Dissent), которая брала свое начало в Пуританской революции XVII в.; “новые” диссентеры XVIII в. (New Dissent), то есть методисты; представители “особенного” диссентерства (Particular Dissent), малочисленные сектантские группы, отделившиеся от других деноминаций.

“Старое” диссентерство — это приверженцы кальвинизма, которые со времен революции разделялись на пресвитериан и индепендентов, а также баптистов и квакеров ⁵. Религиозные воззрения некоторых диссентерских деноминаций — прежде всего пресвитериан — в течение XVIII столетия претерпели значительные изменения. Многие пресвитериане, всегда настаивавшие на том, что единственным авторитетом в вопросах веры является лишь Священное Писание, к концу XVIII в. стали антитринитариями, подвергнув сомнению такие основополагающие догматы христианства, как учение о Пресвятой Троице и о Божественной природе Иисуса Христа по причине “недостаточной” освещенности этих вопросов в Писании ⁶. В 1772 г. Георг III писал одному из своих приближенных: “Современные пресвитериане гораздо больше напоминают социниан, нежели христиан” ⁷. Тем не менее некоторые пресвитерианские общины продолжали придерживаться ортодоксальной христианской веры. Нередко несогласные с учением унитариев (то есть антитринитариев) переходили в ряды конгрегационалистов.

Баптисты разделялись на “всеобщих” (General Baptists), которые отвергали предопределение и верили в возможность спасения для всех верующих, и на более многочисленных “частных” (Particular Baptists), которые полностью разделяли учение Кальвина. “Всеобщие баптисты”, также как и пресвитериане, к концу XVIII в. перешли на позиции антитринитаризма вследствие все той же жесткой установки основывать свои верования исключительно на авторитете Священного Писания ⁸. Таким образом, представители “старого” диссентерства немало способствовали возрождению антитринитаризма в Англии в конце XVIII в. В начале XIX в. унитарии являлись немногочисленной сектой, однако “их влияние было гораздо большим, чем их количество” ⁹.

“Новые” диссентеры — методисты — в важнейших вопросах веры не расходились с епископальной Церковью, хотя выступали с критикой государственного “духовного” департамента. Методизм стал воплощением религиозного возрождения, которое Англия переживала в последней трети XVIII в. “Народные проповедники” распространяли христианское благовестие с подлинным рвением, и историки приписывают им спасение Англии от “революционных бунтов” Европы ¹⁰. Изначально выступавшие как направление в англиканстве, особенное своим “методом” — пылкой проповедью и благотворительностью в самых различных слоях населения — после смерти своего идейного вдохновителя Джона Весли в 1784 г. методисты отделились от государственной церкви и пополнили ряды нонконформистов.

“Особенное” диссидентство представляли немногочисленные, но известные секты, такие как моравские братья, а также последователи учений Сандемана, Сведенборга, Джонсона и Ингэма ¹¹.

Законодательство “славной революции” 1688 г. отменило многие ограничения прав протестантских диссентеров (“Акт о веротерпимости” 1689 г.) Нонконформисты приобретали религиозную свободу, то есть могли исповедовать свое вероучение и совершать богослужения без каких-либо стеснений, а также (с некоторыми исключениями) гражданские права, которыми пользовались все подданные короля. Однако законы, принятые после реставрации Стюартов и лишавшие диссентеров политических прав — “Акт о корпорациях” 1661 г. и “Акт о присяге” 1673 г. — по-прежнему оставались в силе. Согласно этим законам каждый, кто состоял на военной или гражданской службе, должен был давать клятвы на верность королю и англиканской Церкви (“Oaths of Allegiance and Supremacy”) и принимать причастие по правилам Церкви Англии.

Во второй половине XVIII в. английских диссентеров было не более 400 тысяч ¹². Начало XIX столетия — время небывалого роста диссентерского движения. В 1827 г. численность нонконформистов достигла почти трех миллионов, что было весьма значительной цифрой. Все население Великобритании в середине 20-х гг. XIX в., согласно регулярно производимой с 1801 г. переписи, составляло около 15 миллионов ¹³. Увеличение численности диссентеров было связано с демографическим ростом в стране в целом, а также с расколом методистов 1784 г. Большинство диссентеров принадлежало к среднему классу, будучи квалифицированными ремесленниками самых различных направлений, торговцами, банкирами и т. д. Как пишет историк Г. Перкин, социальная структура английской религии представляла собой “бутерброд”, верхним и нижним слоями которого были англикане, а в середине находились диссентеры ¹⁴. Изменения в экономике страны вследствие промышленного переворота приводили к увеличению значимости и росту среднего класса. Большинству диссентеров законы королевства преграждали путь к карьере, связанной с получением образования в престижных учебных центрах и политической деятельностью, военной службой и т. д., и они принимали активное участие в новых предприятиях. Так, нонконформисты не имели права учиться в ведущих университетах страны, но в создаваемых диссентерами академиях, таких как Daventry, Newington Green (где получил образование Дэниел Дефо), Warrington, уровень преподавания едва ли был ниже, при этом главное внимание уделялось практическим наукам.
Г. Перкин показывает, насколько значима была роль диссентеров во внедрении индустриальных новшеств ¹⁵. “Они не только многочисленны, но часто представляют важные и влиятельные круги нашего общества”, — писал о современниках-диссентерах англиканский священник Фрэнсис Мирветер ¹⁶.

В 1820-е гг. средний класс, уже достаточно сильный экономически, добивался перераспределения власти. Статуты 1661–73 гг., которые отстраняли нонконформистов от политической власти, были не только религиозным, но и социальным ограничением, закреплявшим господство элиты лендлордов, и диссентеры, в большинстве своем представляющие торговую и промышленную буржуазию, больше не желали мириться со своим “второсортным гражданством”.

Нонконформисты придерживались исключительно мирных способов борьбы за свои права, настаивая прежде всего на борьбе в парламенте, на публикации литературы, на создании комитетов в поддержку реформы, составлении петиций и т. д. Активную помощь им оказывали представители вигской оппозиции, в частности такие хорошо известные политики, как Чарлз Грей, Генри Брум, Джон Рассел. Английские либералы выступали за “всеобщую религиозную свободу без всяких компромиссов или исключений в отношении какой бы то ни было секты” ¹⁷. В своих произведениях диссентеры рассуждали о необходимости и пользе веротерпимости для всех христиан и государства, об отсутствии конфликтов с англиканской Церковью и доказывали свою верность правительству и конституции. Хорошим примером нонконформистской литературы умеренного направления служит написанный в 1824 г. памфлет Эдгара Тэйлора под названием “О положении диссентеров при действенности ограничительных статутов” ¹⁸. Автор показывает, что ограничительные статуты (несмотря на то, что с 1727 г., согласно “Indemnity Act”, нонконформистов могли освобождать от наказания за нарушение законов 1661 и 1673 гг.) являются тяжелым бременем для диссентеров, и утверждает, что Церкви Англии не грозит никакая опасность со стороны нонконформистов, и надеется, что, учитывая преданность диссентеров английской конституции, правительство предоставит им политические права. Примером более радикальных взглядов служит статья анонимного автора из журнала вигской оппозиции “Edinburgh Review”. Автор решительно призывает к отделению церкви от государства, доказывая, что такой союз противоречит интересам и гражданского общества, и церкви ¹⁹, и уверяет, что покровительство светской власти оскверняет религиозные чувства и противоречит Евангельскому учению. Главная мысль автора статьи заключается в том, что государство не должно покровительствовать никаким религиозным взглядам и обязано оставаться вне религии.

Религиозные взгляды большинства нонконформистов были изложены в неоднократно переиздававшемся “Катехизисе протестантских диссентеров” ²⁰. Основным положением, которое разделяли все диссентеры, было право и долг каждого свободно рассуждать о вопросах веры, не принимая ничего в качестве должного, и свободно исповедовать свои верования. “Это вопреки Божественному учению — подчинять свою совесть руководству других людей”, — читаем мы в “Катехи­зисе” ²¹. Подобный отказ от духовного опыта христианской Церкви подвергался критике со стороны христиан Церкви Англии. “Огромная пропасть лежит между свободой совести и свободой просвещенной совести”, — лаконично замечает исследователь диссентерства Мирветер ²².

Второй аксиомой для диссентеров стало утверждение, что “если люди имеют право свободно и самостоятельно мыслить, то они имеют и право поступать сообразно своим суждениям и своей совести, и их долг состоит в том, чтобы поступать именно так” ²³. “Поэтому если они приходят к выводу, что официальная церковь уклонилась от истины Писания и заблуждается, они должны выйти из этой церкви <…> И диссентеры благодарят Бога за то, что они имеют возможность не быть членами государственной церкви, богослужение которой противно их совести” ²⁴. Следующее положение, которое диссентеры нашли необходимым подчеркнуть, заключается в том, что они считают своим долгом подчиняться королю во всех светских вопросах, но ту власть, которую он имеет в религиозной жизни страны как глава англиканской Церкви, они считают не только несовместимой с его полномочиями, но и противной Божественному учению Христа” ²⁵.

В полемике по религиозным вопросам среди англикан выделялся Роберт Саути, написавший в 1820 г. книгу по истории методизма и глубоко изучивший учения диссидентов ²⁶. Саути — известный поэт, удостоенный звания поэта-лауреата, хорошо известный в России того времени по переводам В. А. Жуковского, — был в 1820-е гг. ведущим публицистом влиятельного журнала “Quarterly Review”. К концу своей жизни, после бурной молодости, Саути, духовные искания которого можно сравнить с жизненным путем Пушкина, стал глубоко верующим человеком и выступал в поддержку национальной Церкви. “Мы согласны с диссентерами, пусть каждый рассуждает сам, но сначала обуздайте свою гордыню, которая заставляет вас думать так, как вам хочется <…> воспитайте в себе такую силу воли, которая могла бы оградить вас от сильных ветров лживых учений <…> Не стоит забывать о греховности и слабоволии человеческой природы <…> Как это ни старомодно, но все-таки сомнение в правильности собственных суждений гораздо мудрее”, — так известный поэт, отказавшийся на склоне лет от либеральных идей молодости, рассуждает по поводу диссентерского кредо ²⁷. “Главный принцип диссентерства — отказ от христианского содружества, свое личное мнение, которое непременно отличается от других и важнее всего. Как правило, высказывается оно теми, кто жаждет встать во главе новой секты. Постепенный переход от кальвинизма к арианству и от арианства к социнианству в пресвитерианстве и в конечном счете отказ от основных истин христианства — печальное свидетельство того, насколько раскол в силах сохранить спасительное вероучение”, — таков приговор Саути диссентерству ²⁸.

Один из памфлетов, которые были написаны как ответ ратовавшим за отделение церкви от государства, — “Права государственной Церкви” священника У. Ходжсона-Коула ²⁹. Суть памфлета состоит в том, что в христианском обществе церковь необходимо должна быть защищена законом и иметь привилегированное положение в противовес сектанству, которое стремится к ее низвержению. Автор выдвигает следующие аргументы. Опыт предшествующих поколений и здравый смысл говорят, что “как долг родителей заключается в том, чтобы воспитать ребенка добропорядочным и поощрять его веру в Бога, так и долг христианского правительства состоит в том, чтобы всячески содействовать истинному благочестию и защищать христианскую Церковь” ³⁰. Тот, кто искренне стремится жить по заповедям Евангелия, признает необходимым подчинение светской и церковной власти, цель которой — охрана и защита, а не насилие. Но речь не идет о покровительстве суевериям или ереси, противным Божественному учению ³¹. В Англии как раз этой опасности не существует, так как законодательно закреплен союз государства с церковью, которая, отринув все заблуждения католицизма, представляет чистое и правильное учение Христа и соответствует устройству Церкви апостольских времен. Автор подробно останавливается на этом вопросе, доказывая, что Церковь Англии в отличие от сектантских новообразований сохраняет апостольское преемство и традиции единой Церкви ³².

Ходжсон-Коул убежден, что религиозное единство необходимо и исключительно важно. Долг христиан, к которому призывает Евангелие, — жить в единстве и избегать разделений, которые неизбежно приводят к ослаблению веры. История подтверждает суждения автора памфлета. Вспомним об отклонении от основ христианской веры пресвитериан, многих баптистов и других сект, о многочисленных расколах в среде методистов (в начале XIX в. в Англии существовало около 10 методистских деноминаций разного толка ³³).

В 1828 г., когда в парламенте обсуждался вопрос о предоставлении полноправия диссентерам, против предлагаемой реформы было написано несколько памфлетов. Так, “Рассуждения об опасности изменения законодательства и отмены ограничительных статутов” священника Стивена Гайда Кэссена стали ответом на выступление в парламенте Джона Рассела в защиту прав инаковерующих ³⁴. Автор подчеркивал, что в стране законодательно закреплена веротерпимость в отношении протестантских диссентеров, а существование ограничительных статутов, лишающих диссидентов только политических прав, вызвано той реальной угрозой, которую они представляют для государственной церкви. Предоставить им политическое равенство — значит развязать им руки для нападок на Церковь ³⁵. По мнению автора, диссентеры — это неисправимые и опасные демократы и в религиозных вопросах, и в политических. “Диссентерству изначально присущ сатанинский дух нетерпимости Богом установленной дисциплины. Они ненавидят и бунтуют против учрежденной власти. Это люди бунта. Тот, кто не терпит церковной иерархии <…> кто не видит греха в сопротивлении Богом поставленным духовным властям, тот, нужно полагать, не будет верным подданным и гражданским властям”, — пишет Стивен Кэссен ³⁶. Самое ужасное последствие отмены ограничительных статутов против диссентеров Кэссен видит в том, что предлагаемая реформа откроет дорогу к завоеванию полноправия католикам, а позже иудеям, мусульманам и неверующим ³⁷. Надо заметить, автор предвидел будущее совершенно верно.

Эдуард Ирвинг, известный проповедник, уверял, что если ограничительные законы будут отменены, то равные права будут предоставлены тем, кто не признает Христа и не верит в Бога, и “Англии как христианскому государству будет подписан смертный приговор” ³⁸. Об этом же писал “тори старой школы” Генри Драммонд.

Авторы памфлетов верно отражали в своих произведениях усиление того духа равнодушия и неприятия традиционного христианского учения, который распространялся в Англии в то время. Лишь одного они не понимали: это “обмирщение” как отдельных личностей, так и всей государственной системы было необратимым.

Много рассуждает о “духе времени” епископ Дарэма Ван Милдерт, которого называли самым лучшим, самым добросовестным и образованным прелатом времени ³⁹. Он понимает, что в сознании многих людей происходят серьезные изменения, “моральная инфекция”, которой уже многие заражены, приводит к нежеланию даже и слушать о вере, к скептицизму, богохульству, к враждебности в отношении традиционных институтов, к жажде экспериментов в области общественного устройства ⁴⁰. Англия, по мнению епископа, идет вслед безбожной Франции, и необходимо отстаивать национальную Церковь и конституцию, так как они — основы моральной устойчивости и благополучия общества ⁴¹.

Епископа Ван Милдерта, судя по содержанию его работ, нельзя не признать искренним сторонником широкой веротерпимости и в то же время решительным защитником национальной Церкви. Епископ выражал уверенность, что при конституционном устройстве, закрепляющем союз государства и Церкви, свобода совести может и должна неукоснительно соблюдаться, и “в настоящее время ничто не мешает диссентерам исповедовать свои взгляды, хотя они не соответствуют учению англиканства”. В английском обществе отсутствует всякое принуждение, как и в самой англиканской Церкви, где в отличие от римской Церкви и многих диссентерских сект широта взглядов исключает диктат. Церковь Англии, считает епископ Дарэма, является лучшим гарантом религиозной свободы, потому что другие конфессии, если бы имели такую возможность, непременно стремились бы к утверждению своей гегемонии. Именно поэтому свобода совести, с его точки зрения, предполагает гражданские права, но не означает политического полноправия сектантов, то есть допуска их к управлению государством ⁴².

Еще одной попыткой отстоять возможность веротерпимости при привилегированном положении епископальной Церкви является статья из журнала “Christian Remembrancer”, которая была написана после того, как “свободомыслящие христиане” представили в парламент петицию с просьбой о даровании им политических прав ⁴³. Автор статьи убежден, что дух преследования и наказания инакомыслящих, который так часто принимают за проявление горячей и искренней веры, ничего общего не имеет с христианским благочестием, а свидетельствует об отсутствии христианской любви и прощения, о самомнении и гордыне. Главным для защиты спасительного вероучения являются вера и знания, твердое исповедание своих убеждений и добрые нравы ⁴⁴. Ограничительные законы все равно не остановят распространения деизма и неверия. Рука закона, пишет автор, бессильна остановить духовное отступление. Однако, с другой стороны, христиане по необходимости должны защищать церковь и пытаться остановить разгул богохульства и нечестия. Нельзя не пытаться оградить от тлетворного влияния тех, кто защищен менее всего: простых, малообразованных людей, детей, женщин. Неискушенных всегда легко обольстить. Именно поэтому, заключает автор, христианское общество имеет право себя защищать и законами ⁴⁵.

В 1820-х гг. среди апологетов союза церкви и государства были выдающиеся представители английской интеллигенции — поэты “озерной школы” У. Уордсворт, С. Колридж и Р. Саути, лучшие прелаты времени Ван Милдерт и Г. Филпотс. “Конституция обрела своих едва ли не самых талантливых и в то же время последних защитников”, — пишет историк Дж. Кларк ⁴⁶. Дискуссии были исключительно интересными и плодотворными. Именно как ответ на полемику 1820-х гг. были написаны такие знаменитые трактаты, как “Об устроении церкви и государства” Сэмюэла Колриджа (1829), “Принципы реформы Церкви” либерального англиканского богослова Томаса Арнолда (1833), “Государство и его отношения с церковью” молодого политика Уильяма Гладстона (1838), “Царство Христа” теоретика “социального христианства” Фредерика Мориса (1838) ⁴⁷. В своих произведениях они писали о взаимозависимости самосознания нации и деятельности Церкви, о роли Церкви в жизни нации, о высоком призвании духовенства, о значении христианского образования. Защитники союза государства и Церкви доказывали, что он необходим не для того, чтобы сделать религию средством политики, но чтобы сделать государство религиозным и общество моральным.

Даже либералы, “передовые люди” (“advanced race” ⁴⁸) своего времени, как они себя называли, различались по вопросу о союзе Церкви и государства. В журнале вигской оппозиции “Edinburgh Review” была опубликована статья о том, что государство должно сохранить союз с англиканской Церковью, но Церковь должна встать на путь реформ. Автор статьи предлагает отдать должное благотворительности и просветительской работе англиканского духовенства, которое часто выступает как связующее звено между разными классами общества, помогает погасить общественные конфликты и наладить мирные отношения ⁴⁹. Союз государства и англиканской Церкви, пишет “Edinburgh Review”, можно принять в теории, однако на практике все не так просто. Церковь тесно связана с монархией, аристократией и является проводником торийской идеологии, и это главная причина распространения диссентерских сект ⁵⁰. Огромные доходы прелатов, практика покровительства, которая делает англиканское духовенство зависимым от богатых людей, являются барьером между церковью и народом. Статья как нельзя лучше вскрывает социальную подоплеку религиозных противоречий. Внутреннее устройство англиканской Церкви, как пишет автор статьи, отличается множеством злоупотреблений: епископат не избирается, а назначается министрами короля, интересы рядового духовенства и мирян не принимаются во внимание правящей элитой духовенства, уровень образования священства очень низкий и англиканские проповедники значительно уступают диссентерам. Во многих новых промышленных городах церквей очень мало, службы проводятся в неудобное для рабочих время, проповеди можно слышать крайне редко, именно поэтому диссентерские проповедники столь популярны. Например, в быстро растущем городке Сандерленд нет ни одного англиканского священника. Вывод очевиден: поглощая значительные средства общественного дохода, государственная церковь своей задачи не выполняет ⁵¹.

На недостатках англиканской Церкви останавливается и ее представитель священник Джон Экейстер, автор памфлета “Церковь в опасности от себя самой, или причины ее кризисного состояния” ⁵². Для него важная и незаменимая роль, которую играет государственная церковь, очевидна: она является оплотом истинного христианского учения в стране. Однако многочисленные пороки ее служителей (автор приводит в пример невежество, кумовство, аморальное поведение, безответственность епископов) могут привести к ужасным последствиям. “Они потеряли доверие людей”, — пишет автор памфлета об англиканском духовенстве, и в этом он видит главную опасность национальной Церкви ⁵³.

Как видно из памфлетов современников, Церковь Англии была отнюдь не на высоте, это признавали и ее враги, и ее друзья. Известный богослов и проповедник Томас Арнолд говорил даже так: “Не в человеческих силах спасти ту церковь, которая существует сейчас” ⁵⁴. Тем не менее англикане продолжали отстаивать интересы национальной Церкви, и симпатии к ней в английском обществе 1820-х гг. были все еще очень сильны.

Джон Рассел, представляя в парламенте 26 февраля 1828 г. билль об отмене антидиссентерских статутов, привел два аргумента. Первый заключался в том, что диссентеры являлись верными подданными короля и не представляли никакой угрозы конституции страны ⁵⁵. Второй аргумент гласил, что ограничительные статуты, вынуждающие принимать святое причастие для поступления на службу, оскверняют англиканскую Церковь ⁵⁶. Заметим, Рассел не призывал к отделению церкви от государства, но лишь отстаивал полноправие диссентеров. Однако другие, радикально настроенные представители вигской оппозиции выступили за отмену всех привилегий государственной Церкви, за отделение церкви от государства и настаивали на том, что английская конституция в основе своей имеет только один нерушимый принцип: равные возможности всех и каждого ⁵⁷.

Убежденный тори Р. Инглис заявил, что свободное представительство всех и каждого в политических структурах страны таит в себе серьезную опасность для государства ⁵⁸. Герцог Уинчелси разъяснял, что он не против отмены антидиссентерских статутов, так как ортодоксальные диссентеры не опасны, но реальную угрозу обществу, по его словам, представляют деизм и атеизм. Если билль Рассела станет законом, то людям таких убеждений будет позволено занимать в государстве важные должности. Богохульство и неверие, по мнению Уинчелси, является огромной опасностью не только для англиканства, но и для христианства вообще. Он цитировал знаменитого публициста XVIII в. Э. Берка: “Самый страшный и жестокий удар гражданскому обществу может быть нанесен атеизмом. Для неверующих ничего не значат законы не только этой страны, но и всего человечества. В отношении атеистов не должно быть терпимости” ⁵⁹. Уинчелси подчеркнул, что, ставя под угрозу христианскую религию, англичане рискуют своей свободой. В доказательство он приводил события Французской революции ⁶⁰.

Дискуссии о предоставлении диссентерам политического полноправия были долгими и бурными. Самым веским для противоположной стороны оказался аргумент сторонников реформы о том, что сохранение религиозных тестов чрезвычайно пагубно для самой Церкви Англии. Лорд Холланд в качестве доказательства приводил жалобы англиканских священников на то, что они против своей совести вынуждены причащать диссентеров, некоторые из которых приходят на службу в церковь, чтобы получить желаемую должность, и священники вынуждены выступать в роли мирских чиновников, выдавая свидетельства о причащении ⁶¹. Большинство епископов, вопреки ожиданиям тори, поддержало билль. Однако было решено, что в качестве гарантии национальной религии необходима декларация о верховенстве Церкви Англии. В тексте подготовленной декларации говорилось, что “Проте­стантская Епископальная Церковь Англии и Ирландии, ее вероучение, обряды, иерархия установлены навсегда и нерушимо” ⁶². Подписавшие декларацию брали на себя обязательство никогда не действовать в ущерб интересам Церкви Англии. 9 мая 1828 г. билль об отмене ограничительных статутов был подписан Георгом IV и стал законом королевства. Характерно само название нового закона: “Акт об отмене тех статутов, которые вынуждают принимать таинство святого причастия в качестве необходимого условия при поступлении на государственную службу” ⁶³. Отныне каждый, кто хотел принимать участие в общественной или политической жизни государства, не обязан был принимать причастие, но должен был подписывать декларацию о верховенстве англиканской Церкви. Результатами реформы, однако, не могли воспользоваться представители тех диссентерских деноминаций, которые отказывались приносить клятвы, то есть квакеры и моравские братья, а также, конечно, католики.

Реформу, как писал “Annual Register”, следует считать “первым со времен революции 1688 г. успешным ударом против государственной церкви” ⁶⁴. Многие понимали, что это лишь начало наступления диссентеров на привилегированные позиции англиканства. Реакция англиканских иерархов была разной. Так, епископ Глостера Кристофер в своем “Обращении к духовенству епархии” выразил уверенность, что члены парламента не были увлечены модными речами о свободе совести или далекими от жизни либеральными идеями и что если бы статуты 1661–73 гг. действительно были важными для безопасности Церкви Англии, парламентарии не согласились бы их отменить ⁶⁵. Однако не все смирились с реформой. Стивена Кэссена, священника англиканской Епископальной — как он сам подчеркивал — Церкви, более всего возмущало, что в декларации не было и намека на то, что привилегированное положение церкви оправдывается тем, что она является Божественным установлением, Апостольской церковью, а не сектой, порожденной сатанинским духом раскола ⁶⁶.

Диссентеры праздновали предоставление им полноправия, а их покровители виги, воодушевленные победой, не могли остановиться на достигнутом. Джон Рассел после своего успеха писал: “Поистине замечательно заставить врага сдать первую линию обороны, то есть отказаться от принципа, что полноправия достойны лишь англикане. Я думаю, мы заставим его отступить дальше, то есть отказаться от того, что политическими правами могут пользоваться лишь протестанты” ⁶⁷.

 Проблема католичества

Вопрос о католиках был гораздо более сложным. Католицизм в Англии не просто не принимали, — его ненавидели. Англичане не могли забыть и простить годы суровой борьбы с папизмом и “Великой Армадой”, жестоких преследований “кровавой” Марии в XVI в., якобитской угрозы в XVII–XVIII вв. В самой бедной хижине вместе с Евангелием обязательно была “Книга святых мучеников”, убитых в правление Марии-католички. В сознание англичан глубоко и прочно вошли представления о католицизме как о религии варварской жестокости, насилия, идолопоклонства, как о постоянной угрозе национальным интересам ⁶⁸. “Англия — протестантская страна. С протестантизма началось ее благоденствие и преуспевание”, — писал один из ведущих журналов страны, отражая широко распространенное мнение ⁶⁹. Протестантизм в качестве национальной религии был закреплен важнейшими законами страны, такими как “Билль о правах”, “Aкт об устроении”, “Акт об унии с Шотландией” и другими.

Все те тяготы, которым католики подвергались в британском государстве, подробно описаны в “Обращении британских римо-католиков к их протестантским соотечественникам” ⁷⁰. При наличии “Декларации против пресуществления” 1605 г., при действенности “Законов о присяге” 1673 и 1678 гг. католики (среди которых были представители древнейших родов королевства) не имели права голоса и не могли стать членами парламента, не могли состоять на королевской службе, участвовать в органах местного самоуправления, получать образование в лучших школах и университетах. Католические церкви и школы не могли иметь своей собственности. Брак католиков считался недействительным, если не был оформлен протестантским духовенством. За малейшее нарушение — огромные штрафы и тюремное заключение. Из трактата католика графа Шефтсбери, посвященного положению католиков в Англии того времени, видно, что все эти правила действительно были суровы. Как пишет Шефтсбери, с раннего детства католик чувствует, что он не такой, как все, ему не только не позволено быть полноправным членом общества, но его религия повсюду подвергается осуждению и поруганию ⁷¹. Католикам в английском обществе приходилось гораздо труднее, чем протестантским диссентерам. Они подвергались жестким ограничениям в области как политического, так и гражданского права ⁷². Однако в сравнении с нонконформистами они были незначительной и изолированной группой (не более 60 тысяч; по сравнению с серединой XVII в. к концу XVII в. численность католиков сократилась почти в 3 раза ⁷³). В отличие от протестантских диссентеров католики вряд ли могли добиться полноправия собственными силами и им долго пришлось бы ждать освобождения. Однако вопрос о католической эмансипации стоял не только так же весомо, как и диссентерская проблема, но даже гораздо острее. Причина заключалась в том, что католицизм исповедовало большинство населения Ирландии.

Давняя английская колония, несмотря на усиленные попытки англичан насадить в Ирландии реформированную религию, стойко держалась католической веры. В трудное время наполеоновских войн ситуация в Ирландии оставалась неспокойной (постоянным фоном ирландской истории были антианглийские и антипротестантские выступления). Чтобы прочнее “прикрепить” к себе свою колонию, Англия в 1801 г. оформила “Акт об унии с Ирландией” (“Act of Union”). Уже тогда британские политики назвали католическую эмансипацию “вен­цом прочного союза с Ирландией” и предвидели неизбежность реформы. Борьба католиков за гражданское и политическое равноправие была в то время борьбой за культурную самостоятельность и независимость ирландской нации в составе Соединенного Королевства. Католический вопрос стал краеугольным камнем в отношениях Великобритании с ее бывшей колонией. Таким образом, католическая проблема была не только религиозной, но и политической, и после заключения унии с Ирландией она стояла очень остро.

В январе 1828 г. к власти пришло правительство герцога Веллингтона, убежденного тори, прославленного в боях героя. Георг IV направил герцогу письмо с просьбой сформировать правительство, ссылаясь на пожелания членов парламента и других авторитетных лиц ⁷⁴. В глазах общества Веллингтон был решительным противником католической эмансипации и “твердой рукой”, способной умиротворить Ирландию. В 1820-е гг. католический вопрос стал главной проблемой: созданная ирландцами Католическая ассоциация во главе с Дэниэлом О’Кон­нелом представляла серьезную угрозу британской администрации, ситуация в Ирландии накалялась день ото дня.

В Англии сопротивление эмансипации католиков было самым решительным и упорным. Аргументов у антикатоликов было множество. Удобно разделить их на несколько категорий. 1) Самым весомым аргументом было утверждение о том, что католицизм несовместим с принципами английской конституции. Католики, признавая первоверховную власть папы, находились от него в зависимости и обязаны были выполнять его директивы, которые могли противоречить интересам государства ⁷⁵. Римская церковь — это “imperio in imperium”, контроль которой гражданскими властями крайне затруднителен ⁷⁶. Кроме того, общеизвестным было, что католики не считали нерушимой клятву, данную еретикам ⁷⁷. 2) Католицизм несовместим с принципом религиозных свобод, так как не признает никаких прав для инакомыслящих ⁷⁸. В самой природе католицизма, доказывали противники эмансипации, заложено стремление к установлению господства своей церкви и к низложению других ⁷⁹. Даже выдающийся теоретик веротерпимости Джон Локк, на которого часто ссылались противники эмансипации, считал равноправие католиков невозможным ⁸⁰. 3) Гражданское и особенно политическое полноправие католиков представляет собой сильную угрозу национальной англиканской Церкви ⁸¹. Парламентарии ссылались на письмо некоего иезуита, в котором утверждалось, что англиканская Церковь должна рано или поздно пасть ⁸². Говорили даже о том, что в Ирландии действует секретная инквизиция ⁸³. 4) Эмансипация католиков, по убеждению многих депутатов, не просто значительно изменит конституцию, она отменит ее основу — принцип незыблемости протестантизма в Англии ⁸⁴.

Количество статей, памфлетов, трактатов, посвященных католическому вопросу в 20-х гг. XIX в., грандиозно. Редакция “Christian Remembrancer” сообщала, что “столы завалены памфлетами по этому всеобъемлющему вопросу” ⁸⁵. О несовместимости с христианским уче­нием папской деспотии, о неизменяемом характере Римской церкви говорится в памфлетах “Романизм в его противоречии Библии” Томаса Хартуэлла, “Церковь Англии и церковь Рима в сравнении” священника Маунта, а также в анонимном памфлете “Предостережение британской нации” ⁸⁶. Показателен памфлет священника англиканской Церкви Бланко-Уайта “Беседы о Римской церкви” ⁸⁷. Автор, некогда католик c богословским образованием, но пришел к полному несогласию с католическим учением и потерял веру, однако позже опять стал христианином и даже англиканским священником, встретив церковь, предложившую ему неискаженное учение Христа. В своей работе он подвергает суровой критике такие основные положения католицизма, как главенство папы, которое называет “духовной тиранией”, учение о транссубстанции, о чистилище, об индульгенциях и т. д. Его личный опыт подтверждает, что в католической Церкви живет дух преследования и жажды наказания инакомыслящих ⁸⁸. Аргументы, приводимые английскими авторами, вполне традиционны для всех критиков католицизма.

В одном из многочисленных памфлетов были изложены те положения католического учения, которые вызывали у англичан несогласия и опасения, а если сказать точнее, страх и ненависть ⁸⁹. Во-пер­вых, догмат о том, что всякий, кто хочет спасения, должен подчи­няться папе, а также соблюдать постановления соборов, которые являются обязательными для всех, включая самого папу (Базельский собор 1431 г.). Во-вторых, догматы, согласно которым церковным иерархам позволительно низлагать светских государей, покровитель­ствующих ересям, и не соблюдать клятвы, данные еретикам (четвер­тый Латеранский собор 1215 г., Констанцский собор 1425 г.). Именно на основании этих догматов в 1570 г. была составлена булла об ана­фематствовании королевы Елизаветы и вместе с ней всей британской нации. Каждую страстную пятницу, пишет автор памфлета, в каждой католической церкви вновь и вновь провозглашаются анафемы всем тем, кто не принимает учения католицизма ⁹⁰. “Пока не будут пересмотрены каноны, принятые на Констанцском и Латеранском соборах, символ веры папы Пия и присяга католического епископата — существуют непреодолимые препятствия для католиков получить гражданское полноправие”, — подытоживал “British Critic” ⁹¹.

Однако не все англикане выступали против полноправия католиков. Так, епископ Филпотс из “Высокой” церкви, а также известные представители “евангелистского” англиканства Томас Арнолд и Сидний Смит, понимая, что из-за обострявшейся ситуации в Ирландии, правительство вынуждено будет пойти на чрезвычайные меры, признавали необходимость реформы законодательства ⁹². При этом они подчеркивали, что для защиты протестантской церкви будут необходимы соответствующие гарантии. “Сhristian Remembrancer” писал, что защитники англиканской Церкви не были бы столь решительно настроены против эмансипации католиков, если бы оппозиция предложила достаточные гарантии государственной Церкви: “Нация так много страдала от притязаний папизма, что ни один сведущий в истории человек не осмелится предоставить уступки католикам без соответствующих гарантий безопасности <…> И если католики действительно намерены уважать законы страны и государственную церковь, они не будут возражать против таковых гарантий” ⁹³.

Итак, если реформа неизбежна, то встает вопрос о том, какие необходимы гарантии. Епископ Филпотс предлагал выработать декларацию, которая обязывала бы католиков отказаться от ряда положений их догматов, анафематствующих англиканскую Церковь, и не причинять ей никакого ущерба ⁹⁴. Сидней Смит считал возможным контроль над католическим духовенством со стороны правительства и финансовое содержание по примеру католической церкви Канады, также предлагая обязать католиков отказаться от ряда их канонов в отношении еретиков ⁹⁵. Один из множества написанных в то время трактатов посвящен сравнительному анализу положения религиозных меньшинств в разных странах. Автор работы Генри Найт рассматривает примеры Франции, Пруссии, Ганновера, России, Канады и предлагает заключение конкордата, который включал бы договоренность с Римом, государственное жалование католическому духовенству и взамен контроль и право вето при назначении епископов ⁹⁶.

Все эти схемы подверглись беспощадной критике со стороны таких изданий, как “British Critic” и “Quarterly Review”. Главным антикатоликом Англии, лидером и духовенства, и мирян был Роберт Саути. В своих статьях он подчеркивает, что во Франции религиозное меньшинство представлено протестантами, а они в отличие от католиков не подчиняются никакой иноземной власти, у них нет пышных ритуальных процессий, которые оскорбляли бы чувства инаковерующих, они не обязаны преследовать еретиков, иначе от католического “либерализ­ма” не осталось бы и следа ⁹⁷. Что касается Пруссии, где католикам были предоставлены права в конце XVIII в., и Ганновера, где католики стали равноправны несколько лет назад (по выражению Саути, “черни­ла, которыми подписан закон, еще не высохли”), то политическое устройство этих стран слишком отличается от Англии. “У них не было Кровавой Марии и Иакова II, их конституция не была составлена с намерением предохранить страну от поползновений папизма и католической церкви, которые нанесли стране огромный ущерб и много бедствий, и от которых только по милости Божией было избавлена Англия” ⁹⁸. Католиков в этих государствах очень мало, так же как во Франции протестантов, и они не представляют серьезной опасности. Интересен пример России. В 1785 г., когда епископ Могилева, глава католиков на территории православного государства, приносил присягу, он с разрешения папы опустил следующие слова: “Еретиков, схизматиков и противников нашего владыки (папы) я, употребляя всю власть, мне подобающую, буду преследовать и наказывать”. Таково было требование русской императрицы Екатерины Великой, и Римский владыка вынужден был уступить. Однако, доказывает Саути, это было не больше чем временной уступкой, и католические епископы в других государствах и, что самое важное, в Ирландии, произносят свои клятвы без малейших изменений ⁹⁹.

Интересное явление общественной мысли того времени — несомненно, следствие бурных дискуссий по католическому вопросу — это исторические произведения, посвященные изучению влияния религии и Церкви на благополучие страны. В 1824 г. Роберт Саути — талантливый не только как поэт, но и как прозаик — опубликовал знаменитую “Книгу Церкви”, которая имела огромный успех и была переиздана несколько раз ¹⁰⁰. Это не только увлекательно написанная книга по истории, это еще и выражение авторского уважения и признательности национальной Церкви. Саути стремится показать, что деятельность папства в Англии сводилась к тому, чтобы подчинить, обмануть и получить доход, и страна всегда боролась за свою духовную свободу. Он мастерски рисует события Реформации как героическое возвращение к истинности христианства. Свою книгу Саути заканчивает на правлении Иакова II, подчеркивая, что к этому времени благотворное влияние англиканского вероучения и национальной Церкви было доказано самой историей. “Со времени революции Церковь Англии исключительно много сделала для стабильности и безопасности нашего государства <…> Она спасла нас прежде всего от язычества и богоотступничества, от католического идолопоклонства и суеверия. Она спасла нас как от светского, так и от духовного деспотизма. Ей мы как нация обязаны нашими моральными устоями и просвещением, нашим личным счастьем и силой нашего общества. Все, что угрожает нашей Церкви, в той же степени угрожает нашей конституции, нашему обществу, с которыми она неразрывно связана”, — Саути от всего сердца пытается убедить в этом своих читателей ¹⁰¹.

Такую же признательность и любовь к национальной Церкви чувствовали и друзья Саути, поэты “Озерной школы” Уильям Уордсворт и Сэмюэл Колридж. Уордсворт в 1820-е гг. пишет “Церковные сонеты”, выражая в стихах те же мысли и чувства, ради которых Саути написал свою “Книгу Церкви” ¹⁰². Колридж в это время работает над трактатом “Об устроении церкви и государства” ¹⁰³. Ответом на книгу Саути стали произведения католика Чарлза Батлера и публициста-радикала Уильяма Коббета ¹⁰⁴.

Католики в своих петициях в парламент заявляли, что их религию ложно обвиняют и выставляют в самом неприглядном свете ¹⁰⁵. Признавая, что ненависть к католицизму не беспочвенна, они утверждали, что преследования, которыми грешили их предшественники, не есть необходимое следствие католической религии, напротив, это следствие пренебрежения и непонимания христианского учения, и, увы, преследовали не только католики. Приверженцы Римской церкви заверяли соотечественников в “искренней преданности английской конституции и интересам страны” ¹⁰⁶, отрицали зависимость от папы и возможность нарушать клятвы, данные еретикам, и заверяли, что не будут возражать против принятия необходимых Церкви Англии гарантий ¹⁰⁷.

В английском парламенте католиков, как и других неангликан, поддерживали виги. Однако по католическому вопросу в рядах оппозиции все-таки не было единства, некоторые либералы решительно выступили против эмансипации католиков. Не было единства и среди тори: некоторые поборники неизменности конституции выступили в поддержку эмансипации, не находя другого выхода из ирландского кризиса. “Без уступок ирландским католикам не может быть даже надежды на мир и безопасность не только в Ирландии, но и во всей империи”, — говорил граф Спенсер ¹⁰⁸.

Однако переубедить защитников протестантизма было невозможно. Они считали, что за безопасность своей религии им придется отвечать на Страшном суде ¹⁰⁹ и продолжали “священную борьбу за сохранение протестантской конституции” ¹¹⁰. Многие ревностные защитники англиканского законодательства были верующими людьми, исполняющими устав Церкви Англии ¹¹¹. Их твердой вере в совершенство английской конституции нельзя не отдать должное, ведь именно благодаря этой конституции Англия выдержала экзамен, который ей ставило время, как ни одна другая страна.

Тем временем к концу 1828 г. ситуация в Ирландии настолько обострилась, что можно было говорить о национальном кризисе. “По­ложение Ирландии критическое!”, “Так дальше продолжаться не может!” — писала “Times” ¹¹². По всей Ирландии проходили митинги, которые администрация называла “массовыми беспорядками” ¹¹³. “Война против правительства Веллингтона” проводилась в рамках закона, ирландцы не брали в руки оружия. Их деятельность была только агитационной, но ее размах внушал ирландским протестантам и англичанам страх и ужас.

Одновременно в Ирландии развернулось движение оранжистов (ревностные протестанты называли себя по имени Вильгельма Оранского). Централизованные организации протестантов не только были хорошо вооружены, но даже имели свою форму (черные жилеты, оранжевые воротники и манжеты), свой девиз и издавали многочисленную литературу, посвященную “святой борьбе за протестантизм” ¹¹⁴. Движение протестантов в защиту “Священного союза церкви и государства” развернулось и на территории Англии ¹¹⁵. Мощные выступления проходили в Лидсе, Саутэмптоне, Чешире, Шрусбери, Эксетере и т. д. ¹¹⁶. Венцом английского оранжистского движения стало выступление протестантов в графстве Кент. Даже оппозиционные газеты признавали, что число участников демонстраций в Кенте было исключительно велико ¹¹⁷. В основном это были фригольдеры (держатели земли). Как писала “Morning Post”, “самый добродетельный, патриотический и могущественный класс английского общества” однозначно высказывается в защиту союза церкви и государства, в защиту целостности конституции ¹¹⁸.

Правительство оказалось в исключительно сложной ситуации. Перед ним стояла жесткая альтернатива: либо уступить требованиям католиков и навлечь на себя гнев англичан, либо остановить деятельность Католической ассоциации ирландцев, что на этот раз было невозможным без применения силы. Правительство Веллингтона–Пиля предпочло положить конец недовольству ирландского народа, которое могло принять форму открытого сопротивления английским “соотечественникам”. В Англии помнили ирландские восстания конца прошлого столетия, и доводить дело до кровавых расправ было нежелательно.

5 марта 1829 г. министр внутренних дел Роберт Пиль внес билль об отмене ограничений против подданных Его Величества, исповедующих католицизм. Министр обращался к ситуации в Ирландии. Возможно ли управлять семью миллионами людей, если шесть из них выступают против правительства ¹¹⁹? Государственные интересы требуют положительного разрешения проблемы. В основе реформы, заявил Пиль, лежат два краеугольные принципа: отмена всех гражданских ограничений в связи с принадлежностью к римо-католической Церкви и обеспечение безопасности протестантской церкви ¹²⁰. Будут отменены антикатолические законы, относящиеся к владению и приобретению собственности, препятствующие католикам поступать на государственную службу, им будет предоставлено право беспрепятственно исповедовать свои верования, то есть они приобретут гражданское полноправие. Также католикам будет даровано право избирать и быть членами парламента, но они будут лишены права голоса по вопросам, прямо или косвенно затрагивающим интересы Церкви Англии, и не смогут занимать ряд высших государственных должностей ¹²¹. В качестве гарантии безопасности Церкви Англии предполагалось обязать католиков давать клятву о лояльности. Католики, согласно тексту новой клятвенной декларации, обещали никогда не действовать вопреки интересам Церкви Англии. Новая клятва в отличие от прежних (“Declaration against Transubstantiation”, “Oaths of Allegiance and Supremacy”) не содержала формулировок, противных католическому вероучению. Однако в тексте новой декларации утверждалось, что папа не имеет никакой светской власти или иных полномочий в отношении подданных английского короля (“any temporal or civil jurisdiction, power, superiority, or pre-eminence in this country”) ¹²². Помимо запрета ордена иезуитов, законопроект запрещал католическим прелатам использование традиционных для Британии титулов церковной иерархии, а также проведение богослужений вне стен католических церквей.

Пиль подчеркнул, что государство отказывается от какой-либо связи с католической церковью и ее духовенством. Католики будут находиться в таком же положении, как и протестантские диссентеры. Подробно изложив правительственный план реформы, Пиль еще раз заявил, что католики получат равные гражданские и политические права, но государство поддерживало и будет поддерживать только англиканскую Церковь ¹²³.

Дебаты были настолько бурными, что дело доходило до личных оскорблений Веллингтона и Пиля ¹²⁴. В них было много чувств, но мало убедительных доводов. Все аргументы “за” и “против” были давно известны и избиты. На правительство сыпалось множество упреков в предательстве интересов протестантизма, в подлой закулисной политике, направленной на подрыв фундаментальных принципов конституции и т. д. Депутаты по-прежнему не понимали друг друга, у каждой стороны была своя система приоритетов: для сторонников правительства главным было сильное государство без внутренних противоречий, а противники эмансипации своим долгом считали сохранить религиозные основы британского государства, заложенные их предками.

Однако постепенно противники реформы стали атаковать своих оппонентов по существу. Беспощадной критике они подвергли главный аргумент правительства о необходимости навести порядок в Ирландии. Тори М. Сэдлер утверждал, что беспорядки в Ирландии будут продолжаться и после эмансипации. Причина тех бедствий, которые сейчас расшатывают Соединенное Королевство, в том, что Ирландия была и остается завоеванной страной ¹²⁵. “Это наше преступление, — говорил Сэдлер, — что мы продолжаем к ней относиться как к завоеванной стране” ¹²⁶. Земли ирландцев отдавались чужеземцам, их права попирались, их заставляли принять чуждую им религию. Ирландцы — несчастные жертвы нищеты и несправедливости. Но протестантская конституция Англии здесь не при чем. Изменения вековых английских законов, доказывал Сэдлер, не принесет ирландцам никакой пользы. Им нужна свобода и хлеб, а не политические права. Правдиво обличая жестокую завоевательную политику англичан, Сэдлер утверждал, что теперь англичане готовы пожертвовать своими святыми верованиями, лишь бы сохранить господство в Ирландии ¹²⁷.

Самым веским аргументом противников католической эмансипации было утверждение, что правительство проводит эту исключительно важную реформу вопреки воле английского народа ¹²⁸. На парламент обрушился настоящий шквал антикатолических посланий, присылаемых из каждого уголка Англии ¹²⁹. Уже в 1828 г. парламент был завален петициями по католическому вопросу, но к 1829 г. их число увеличилось в несколько раз. В феврале в парламент поступило 720 антикатолических петиций ¹³⁰. В марте 1829 г. антикатолических петиций было уже не менее 2300 ¹³¹. Нет сомнений, большинство нации было решительно против эмансипации католиков. Однако парламентарии выразили протест против того, чтобы решать столь важный вопрос по принципу количественного превосходства ¹³². Защитники реформы утверждали, что в таком вопросе прежде всего нужно считаться с образованием и знаниями ¹³³. Лорд Уорклиф из рядов вигской оппозиции доказывал, что большинство образованнейших людей выступило с поддержкой просьбы католиков ¹³⁴. С его точки зрения, многочисленные народные петиции из низов общества являлись порождением неприязни и отвращения к иноверцам, которые с незапамятных времен отличали простонародье ¹³⁵. Однако не только малограмотные “низы” противились реформе. Петиции протеста прислали и крупнейшие учебные центры страны: Итон, Оксфорд, Кембридж ¹³⁶. Осенью 1828 г. и в марте 1829 г. по стране проходили протестантские выступления. Наиболее значительные митинги и демонстрации состоялись в Девоншире, Бирмингеме, Кенте, Ковентри, Сарри, Эдинбурге ¹³⁷.

Несмотря на то, что “страна покрыла столы обеих палат петициями против реформы”, в палате общин эмансипация католиков была поддержана большинством в 188 голосов ¹³⁸.

2 апреля 1829 г. герцог Веллингтон выступил в палате лордов с речью, ставшей известной по всей стране. Лучше других знающий, что такое война, повидавший, по его словам, в своей жизни немало гражданских войн, герцог Веллингтон сказал: “Я сделаю все, что могу, даже пожертвую собственной жизнью, чтобы предотвратить эту катастрофу. Ничто не может быть столь бедственным для страны, столь разорительным для нее, чем гражданская война, ничто так не ведет к упадку нравов, ничто так не унижает страну <…> и конец этой вражды — бессмысленные жертвы и разрушения” ¹³⁹. В заключение герцог заявил, что правительство было бы гораздо популярней, если бы выступило против эмансипации католиков, но ради благополучия страны министры вынуждены согласиться на проведение реформы. Благодаря своему авторитету и влиянию Веллингтон добился согласия на проведение реформы со стороны лордов, прелатов Церкви и короля. Современники назвали герцога Веллингтона “самым влиятельным министром за всю историю Англии” ¹⁴⁰.

13 апреля 1829 г. билль “Об отмене ограничений против подданных Его Величества, исповедующих католицизм” получил подпись короля и стал законом королевства (“The Roman Catholic Relief Act”). Католики (как с неприязнью говорили англичане, “паписты”) приобретали гражданское и политическое полноправие. Освобождение пришло после более чем двух веков “самого мрачного времени в истории английского католицизма” ¹⁴¹.

Жена русского посла княгиня Д. Ливен сообщала в письме на родину, что англичане смотрят на апрельскую реформу 1829 г. как на важнейшее событие за последние 150 лет ¹⁴². Эмансипацию католиков называли революционным событием ¹⁴³. Нельзя не согласиться с теми историками, которые ставят религиозные законы 1828–29 гг. и избирательную реформу 1832 г. в один ряд, — ведь религиозные реформы предоставили политические права почти 7 миллионам католиков и 3 миллионам диссентеров ¹⁴⁴! Далеко не все из них могли воспользоваться своими правами из-за высокого избирательного ценза, но, тем не менее, юридически равноправными гражданами стало более половины жителей Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии. Насколько радикальными являлись эти изменения, можно понять, только учитывая силу консерватизма и антикатолицизма англичан. Все три реформы едины в том смысле, что каждая из них внесла свой вклад в “революцию конституции”.

Реакция соврeменников была разной. Сначала приведем в пример мнение Томаса Малока, статья которого была прислана министру внутренних дел как образец “крайней” реакции на реформу 1829 г. Сам Малок, рассуждая о совершившемся событии, назвал себя “следовате­лем от народа”, а свою статью озаглавил “Триумф неверия” ¹⁴⁵. В своей статье автор уделяет внимание не столько эмансипации католиков, сколько “духу времени” — либерализму. В один ряд он ставит Брума, О’Коннела, “министров-революционеров” Веллингтона и Пиля и пишет, что все они — ученики одного и того же великого Мастера, “про­светителя наций”, который ведет человечество к благоденствию и процветанию по пути отступничества от Бога и от всего святого. Имя этого великого учителя — Люцифер ¹⁴⁶. Все его апостолы трудятся ради “воцарения мира”, а на самом деле преследуют сиюминутные выгоды. Они хотят построить “счастье человечества” на фундаменте безверия и эгоизма. Малок уверен, что эмансипация католиков — прежде всего шаг к дальнейшим реформам, путь к богохульству и атеизму ¹⁴⁷.

Такая “мрачная” реакция на реформы служит прекрасным свидетельством, насколько религиозным было общество того времени, насколько дороги были религиозные святыни. Реформы не означали резкого разрыва с прошлым. Англичане продолжали оставаться одной из самых религиозных стран мира, и, как справедливо пишет Р. Энсор, без учета этого факта мы не можем понять феномена викторианской Англии ¹⁴⁸.

Однако изменения в менталитете общества, как показали парламентские прения, были не менее очевидным фактом. Свободу совести и виги, и либеральные тори считали неотъемлемым правом каждого человека. Ссылаясь на прогресс разума — “the march of mind” — они требовали, по выражению современника, “free-trade в религии” ¹⁴⁹. Как писал вигский журнал “Edinburgh Reveiw”, “дух терпимости, дух свободы является одним из самых прекрасных достижений нашего времени” ¹⁵⁰. “Передовые люди” своего времени оценили католическую эмансипацию как великий закон о религиозной свободе и назвали ее Великой Хартией Вольностей 1829 г. ¹⁵¹, “победой над предрассудками, суевериями и несправедливостью” ¹⁵².

Герцога Веллингтона, в правление которого были проведены реформы и, таким образом, значительным изменениям подвергнута конституция, упрекали в отступлении от принципиальных позиций партии тори. Реформы 1828 и 29 гг., можно полагать, обнажили потенциальные возможности тори, которые в критический момент способны пойти на радикальные изменения и остаться у власти, отказавшись от своих принципов, но уладив общественные конфликты. Религиозные реформы были одной из первых демонстраций этого качества английских тори. Впоследствии тори неоднократно будут прибегать к таким “крутым поворотам”, которые станут характерной чертой английского консерватизма.

Реформы 1828 и 29 гг. открыли новый этап в истории Церкви Англии, которая не только смогла впоследствии укрепить свои позиции в обществе, но и остаться государственной церковью и поныне. С 1833 г. развернулось “Оксфордское движение”, которое без преувеличения можно называть самым важным событием в религиозной истории Англии после Реформации. Начались богословские поиски, возрождение церковной жизни и нравственных устоев. Впервые после Реформации в Англии вновь были открыты монашеские общины. Лучшие представители англиканства делали все возможное, чтобы “возвысить” церковь, приблизить ее к традициям Единой Церкви и ограничить влияние протестантизма. Один из представителей “Оксфордского движения” У. Пальмер доказывал своим православным собеседникам, что “после реформ 1828–29 гг., когда государство, которое навязывало Церкви Англии протестантизм, отказалось от союза с англиканством, стало возможным возрождение в нашей Церкви традиций соборности” ¹⁵³. Именно тогда начинается сближение Англиканской Церкви с Православной. Благодаря “Оксфордскому движению” англиканство обрело второе дыхание. Импульсом для этого движения послужило осознание деградации Церкви и реформы 1828–29 гг. “Morning Post” после того как билль об эмансипации католиков стал законом, часто писала, что в целях поддержки англиканства необходимо наладить церковную жизнь, создавать общества изучения Библии, больше внимания уделять изучению других религий, чтобы иметь твердые убеждения в истинности своего вероучения ¹⁵⁴. Такие общества впоследствии будут созданы, и англиканская Церковь, развивая широкую социальную и научную деятельность, заметно укрепит свои позиции в английском обществе.

Реформы 1828 и 29 гг. стали первой крупной победой сторонников веротерпимости в Англии. В 1833 г. политические права были предоставлены квакерам и моравским братьям, то есть тем представителям христианских сект, которые не могли давать клятвы. В 1859 г. был принят закон об эмансипации иудеев ¹⁵⁵. 1868 г. стал временем триумфа сторонников веротерпимости; в этом году были отменены все обязательные выплаты в пользу англиканской Церкви, а также лишилась государственного покровительства Епископальная церковь Ирландии, в связи с чем декларация о верховенстве англиканской Церкви, составленная в 1828 г., была упразднена. Англиканство по-прежнему провозглашалось государственной религией страны, однако отмена декларации 1828 г. фактически означала полноправие атеистов ¹⁵⁶. Таковы основные события религиозной истории Англии в XIX в. Одни называли этот путь “победами свободы” ¹⁵⁷, другие — “дорогой к безверию и богохульству” ¹⁵⁸. Каждый понимает ход истории по-своему.