- Папа – Анатолий Балабанов, работает мастером по ремонту автомобилей.
- Мама – Юлия Баграмова, врач в отделении кардиореанимации городской клинической больницы №67.
- Дети:
Катя – 2005–2013
Юра — почти 8 лет
Валера — 6 лет
Сережа — 2 с половиной года
– В раннем детстве мне хотелось, чтобы у меня было больше сестер, братьев (нас у родителей двое – я и сестра). Но, немного повзрослев, я стала считать, что никого больше и не надо, достаточно старшей сестры, двоюродных сестер, друзей.
Одно из светлых воспоминаний детства – как мы всей семьей катались зимой на лыжах. Я всегда мечтала, что буду и со своей семьей так же, все вместе, по одной лыжне, дружно взмахивая палками… Наверное, теперь поэтому, когда мы куда-то едем, — в музеи, в магазины и так далее, — то обязательно — все вместе.
Пытаюсь воплотить в своей семье и полученный от родителей опыт — не надо стесняться своих детей. Если родителю грустно, то лучше напрямую сказать ребенку об этом, а не придумывать: «Да все нормально, не обращай внимания, все хорошо». Все равно ребенок понимает, а если не понимает, то чувствует, что что-то не так, и только ходит и теряется в догадках. То же самое и с радостью – ею нужно делиться с детьми.
У меня папа очень любил и любит сейчас слушать джазовую музыку. И он не делал из этого какую-то такую тайну из серии: «Малыш, это еще сложно для тебя, вот вырастешь, — поймешь». Он приходил с работы на обед, включал пластинку — что-то из джазовой классики, а я лет с шести-семи сидела рядом с круглыми глазами, не понимая, что здесь может нравиться. Но вот сейчас, уже будучи взрослой, очень люблю слушать того же Гершвина…
И себе я включаю ту музыку, которую хочу послушать сама, а не обязательно что-то детское. Грустно – поставлю Шопена, например. И дети обязательно спросят: «А что такое интересное и красивое звучит?» Я им начинаю объяснять что это, кто это написал. Особенно средний ребенок отзывчив к музыке, он может долго сидеть, слушать.
Послесвадебные страхи
С будущим мужем нас познакомили родственники. Сначала я не воспринимала нового знакомца как будущего супруга. Хотя замуж очень хотелось всегда, прямо с детства. Мама все время пеняла: «Юля, как только ты познакомишься с каким-то мальчиком, ты сразу его себе в мужья прочишь». А вот по отношению к будущему мужу ни одной подобной мысли у меня не возникло.
Потом так получилось, что стали чаще встречаться, дружить, а на друга же не нужно пытаться произвести впечатление, вот и ведешь себя с ним абсолютно естественно…
Прошло время. И однажды он сказал: «Давай поженимся». После этого я летала, как на крыльях, а на следующий день после росписи впала в панику: «Меня поймали, ущемили мою свободу, пространство, и вот это навсегда!» Через неделю страхи пропали.
Притирки, конечно, были, но в целом все у нас проходило гладко, наверное, в силу того, что у мужа спокойный характер, покладистый, терпеливый. Он прощает мне гораздо больше, чем я ему. У меня характер сложный, не очень приятный, но в этом году мне будет 38, и ровно половину этих лет я живу в браке. Я думаю, что все эти годы – заслуга мужа, его настоящего качественного мужского поведения. У него нет претензий из серии: ты мне должна, вот все остальные делают, а ты нет…
Сегодня бывают какие-то мелкие стычки – из-за детей. Когда, например, папа оденет их слишком легко, на мой взгляд, я выскажу свое недоумение. Или они будут слишком долго гулять, потому что папа и дети увлекутся процессом постройки какой-нибудь крепости. В результате они будут все мокрые, холодные, но при этом безумно счастливые, и тут придет правильная мама, всех отругает и скажет, что так нехорошо поступать, пора бы домой. В общем, испортит весь праздник, все счастье общения детей с папой своими правилами и одеваниями.
Я больше времени провожу с детьми, и когда приходит папа, в оставшийся час до укладывания я уже стараюсь не лезть в их взаимоотношения – как играют, какие дела находят.
Каких-то затяжных ссор я, честно говоря, даже не помню. И если размолвка произошла, уже пора спать, а между нами недоразумение еще не разрешено, я, даже если считала себя бесконечно правой, иду и говорю: «Все, хватит, давай дружить обратно». То же самое делает и муж. У нас нет такого: вот сейчас как гордо обижусь, пока ты на коленях не приползешь…
«Конечно, заберем!»
В юности я вообще думала, что дети — это обуза, проблемы, хлопоты и чем меньше детей, тем лучше, тем спокойней, правильней жизнь.
Когда я только вышла замуж, слово «дети» вызывало у меня ужас, в смысле, если их в семье много. Ребёнок должен быть один, максимум два, всё, нормальным людям хватит.
Мы поженились, когда мне было 19 лет, мужу — 24, я еще училась в медицинском. О детях мы думали так: если появится, то здорово, но особым желанием иметь детей вот прямо сейчас не горели.
Дальше наступила следующая стадия: мы уже вполне взрослые люди, профессии получены, мы зарабатываем, очень хотим детей, а детей как раз и нет. Мы уже начала серьезно переживать по этому поводу: ну почему у всех есть, а у нас – нет. Коляски, которые встречались на пути, воспринимались очень болезненно.
К тому моменту мы уже ходили в храм, и священник нас успокаивал: «Все будет, если надо. Важно – успокоиться». Поскольку мы очень ждали, то уже были готовы к трудностям, которые возникают особенно с первым ребенком – к пелёнкам, ночным подъемам…
У мужа много племянников и когда он узнал, что будет девочка, его счастью просто не было конца. Это был пример абсолютного отцовского счастья и растворение в ребенке.
Когда родилась дочка, в первый же день сказали, что у нее синдром Дауна. У меня даже мысли не было о том, чтобы не забрать ее домой. И я нисколько не сомневалась, что муж поддержит. Мне казалось, что мы не можем по-разному смотреть на эту ситуацию. Когда я сообщила Толику, что с ребенком проблемы, он очень сильно расстроился. Но затем, когда я начала: «Мы же все равно ее заберем…» — он резко прервал: «Это даже не обсуждается, здесь не может быть двух мнений!»
Дома ночами я предлагала уйти ему спать в другую комнату: все-таки дочка мешала спать, а с утра на работу. Он улыбался в ответ: «Я так счастлив, что это мой ребенок здесь лежит и кряхтит, что я никуда не пойду. Буду спать под шум, возню, плач — пусть всю ночь, но мне это абсолютно не мешает, моему счастью и радости».
Врачи в роддоме особо не отговаривали. Только в самом начале проскользнул намек. В первый день мне сказали: «Купите таблетки, которые подавляют лактацию». Я сначала не поняла, думала, что у меня проблема и её надо решать с помощью специальных препаратов. Поинтересовалась, почему мне нужны такие лекарства. «Ну, вы, наверное, не будете кормить?» В ответ удивилась: «Почему не буду, очень даже хочу этого». Все поняли мое настроение, на меня не давили, никаких отказов писать не просили. Наоборот, было хорошее, благожелательное отношение педиатра к ребенку.
Это был 2005 год, когда о детях с синдромом Дауна только начинали говорить, еще не формировалось активное общественное мнение. Поддержку было найти непросто и это оказалось, конечно, большим для нас стрессом. Но мы его с мужем сплоченно переживали, преодолевали.
В основном морально поддерживали друзья. Родственники сначала встретили дочку очень негативно, говорили, что надо было ее там оставить, что мы губим себе жизнь… Потом отношение внутри семьи поменялось, и очень сильно. Притом, что Катя не была такая уж простая и солнечная девочка, как часто пишут об этих детях. С ней было сложно, проблемно.
Но семья приняла ее, терпела. Ее уход стал ударом, ведь как бы ты не переживаешь все текущие проблемы, все равно потихоньку привыкаешь, втягиваешься в их решение, и не мечтаешь о том, чтобы от них избавится. Ну да, было бы здорово, если бы было чуть легче, но при этом мыслей «вот бы нам другого ребенка, попроще», не возникало.
Катя
На детской площадке
На улице с негативным отношением мы сталкивались всего пару раз. Мы не прятали, не скрывали ребенка, гуляя с коляской, перезнакомились с мамами, у которых были дети – ровесники. Мне очень понравилась их (мам) жизненная позиция, то, как просто они стали меня расспрашивать о нашей проблеме, не боясь обидеть, без ложного сострадания. Они спрашивали напрямую: «А что тебе говорили во время беременности? Что сказали в роддоме?» — и так далее. В общем, задавали очень прямые, но в то же время правильные вопросы, потому что мне хотелось выговориться, высказаться, сообщить людям, сказать: «Не надо косо смотреть на моего ребенка». При этом и люди были очень активны, хорошо и доброжелательно настроены.
К дочке хорошо относились на площадке, никогда ее не обижали. Со стороны взрослых не было такого: «Ой, пойдем в другую песочницу» или «Уходите отсюда, вы травмируете психику наших детей». С таким я не столкнулась ни разу. А мы еще ходили на общеразвивающие занятия. Нам шли навстречу, принимали. За это мы очень благодарны людям.
На прогулке
Папа – главный защитник
Болезнь дочки не внесла напряжения в наши отношения, наоборот… Понятно, мы для своего ребенка хотели всегда самого лучшего. И понимали, что абсолютно хорошей ее жизнь не будет никогда. Мы с мужем вместе старались преодолевать проблемы.
Со стороны мужа я видела абсолютное принятие дочки, абсолютное растворение в ней, такой, какая она была. Он мог на нее сердиться за шалости, за неправильное поведение, но всегда всё ей прощал. Катя это чувствовала, и папа всегда был для неё самым главным защитником, тем, кто пожалеет в первую очередь, у кого лучше посидеть на коленках.
Может быть, внутреннее чувство досады и горечи, что вот так все случилось, присутствовало у мужа, я пыталась вывести его на разговоры, думала, может легче ему будет, он выскажется, выплеснет то, что его тревожит. Но все равно все наши разговоры заканчивались так: «Юля, я все равно счастлив тому, что она есть, пусть она такая, но главное, что она есть».
Про большую семью
С приходом в Церковь мои взгляды на семью диаметрально поменялись. Я стала сталкиваться с многодетными семьями и поняла, насколько это здорово, правильно. И мы хотели большую семью, исходя с одной стороны из этих соображений. Тем более муж у меня — пятый ребенок в семье и для него большая семья — это изначально норма.
Второй момент был связан с инвалидностью дочери. Мы думали, что она вырастет, а вдруг нас не станет раньше? У нее обязательно должны быть братья и сестры, – решили мы.
Да, были сомнения, опасения, боязни и страхи. Но каждый раз, к счастью, все, слава Богу, благополучно заканчивалось – дети рождались здоровыми.
Моя мама, поскольку мы тогда жили с ней, нашему обильному пополнению не очень была рада, хотя с моими доводами соглашалась, что да, конечно нужна какая-то защита, опора дочке. Но ей казалось, что трое – это уже много, уже хватит, приличные люди так сильно не плодятся.
Конечно, с каждым ребенком становилось сложнее, потому что с одним ребенком можно успеть почти все: и уделить внимание ребенку по полной программе, и себе чего-то оставить, и мужу, и домом заниматься, — реально. Когда родился первый сын, Кате было два года и два месяца. Она была еще совсем маленькая, непоседливая, шустрая, не очень послушная и было сложновато совмещать совсем младенца и вот такого бойкого малыша. Начинаешь уже очень многого не успевать. Это раздражает, и силы кончаются, не успев начаться. И было очень сложно перестраиваться с ситуации одного ребенка в ситуацию, когда их больше, чем один.
Но мы с мужем все равно были очень счастливы, потому что у нас есть еще один ребенок и с ним все в порядке. Мы наслаждались радостью простого родительства, когда ребенку просто радуются, а не радуются, решая беспрерывно множество не кончающихся проблем.
Третьего ребенка столь быстро после второго, мы не ожидали, но были рады, что так вышло. Финансово было сложно, поскольку я не выходила на работу, работал один муж, который тогда еще и учился.
Но все равно, оптимизм преобладал. Я радовалась, как это здорово, хорошо, что нас так много.
Потом я забеременела – младшим сыном, но когда он родился, детей по-прежнему было трое – не стало Кати, она ушла, когда ей было семь лет.
Катя, 2011 год
Родился сынок, мы очень хотели следующего. Но беременность прервалась. Мы с мужем очень расстроились, вместе переживали эту ситуацию. Но когда об этом узнали родственники, вновь начались тяжелые выяснения отношений.
Мама, несмотря на то, что порой она сердится на нас, все равно оказывает неоценимую помощь – всегда готова помочь, посидеть с детьми. И мы ей очень благодарны.
«Катя стала ангелом»
Когда не стало Кати, мы жили с мамой вместе. Чтобы объяснить детям, куда исчезла дочка, она выдвинула версию: «Сестрёнка уехала к другой бабушке». Мне эта версия не нравилась в силу своей надуманности. Но, в тоже время говорить прямым текстом пяти- и трехлетним детям: «Ваша сестричка умерла», — я тоже не могла.
Поэтому мы нашли для них такую фразу: «Катя стала ангелом». Дети скучали, особенно старший, он очень долго тосковал, все время вспоминал, все время говорил о сестре, плакал, хотел, чтобы она вернулась.
Мы разговаривали, плакали вместе с ним. В то же время каких-то конкретных слов о том, что случилось, я не говорила. Были отвлекающие, размытые беседы.
Честно говоря, я для себя до сих пор не очень представляю, как это все можно объяснить детям. Хотя они очень активно пользуются словами, что кто-то умер, но никаких дополнительных вопросов о Кате не задают.
Думаю, когда они станут старше, сами начнут спрашивать уже осознанно, тогда я расскажу все, как было.
Катя, 2011 год
Где-то полгода назад Юра, старший, перестал спрашивать про Катю. Притом, что у нас везде в квартире, во всех комнатах, на кухне висят Катины фотографии. Сначала родственники уговаривали, что не надо этого делать, развешивать фотографии. Но дочка – часть семьи, семейной истории, поэтому она незримо присутствует с нами.
Понятно, что все привыкают к этим фотографиям и уже начинают их воспринимать больше как привычный элемент интерьера. Но, если младший, Сережа, который не застал Катю, задевает фотографии, начинает баловаться, то старшие братья его останавливают: «Нельзя трогать эти фотографии, видишь, здесь Катя».
Юра собирает Лего
Мне кажется, что тема смерти, — очень непростая, многогранная, и я пока не нашла для себя ответов, как ее доносить до детей. Думаю, всему свое время, я почувствую, когда с детьми нужно будет говорить.
Горе объединило
Мне кажется, нас с мужем уход ребенка объединил еще больше. Зачатие ребенка, его появление на свет — огромная, великая тайна, которую невозможно разгадать – объединяет супругов. И смерть, мне кажется, тоже объединяющая тайна, только с грустью.
У нас с мужем не было так, что каждый на сто процентов раскрылся в своем переживании утраты, но в тоже время не было, что каждый замкнулся и переживал это общее горе сам по себе. Когда накатывало, мы сидели и вместе плакали, уезжали на кладбище. Всё время говорили или продолжаем говорить, вспоминать о Кате, чтобы переживания находили выход.
Но полностью высказать их другому невозможно, и, может быть, не нужно. Пусть что-то останется внутри, только для меня или только для мужа.
Тогда он свою боль, свое горе пытался загасить физически. Мы как раз занимались покупкой дома, где сейчас живем. Его надо было перестраивать, было очень много работы. И вот он работал буквально до упада, уходя в 8 утра и возвращаясь в 10 вечера. Болели мышцы, и сил хватало лишь для того, чтобы перекусить и упасть в кровать от усталости. Меня спасало то, что я уже ждала следующего ребенка, если бы не он, не представляю, как бы я справилась.
Внимание: чтобы хватило каждому
Я как-то вычитала в одной замечательной статье о том, что малыш — малышом, но лучше особенное время уделять старшему ребенку, который нуждается в серьезном разговоре, в четкой, ясной поддержке. Я вижу, что это эффективно, «работает», но полностью воплотить пока идею не удается, потому что младший все время норовит перетянуть ситуацию и внимание на себя. Редко случается, что мы со старшим можем поговорить спокойно или спокойно вдвоем поиграть в любимые им настольные игры.
Единственное, что я стараюсь соблюдать – традиция вечернего чтения. Младший при этом протестует, не дает читать, ему это пока не нужно. Он и детские книжки не слушает и братьям слушать тоже не дает то, что им уже интересно.
Чтобы я могла почитать, папа берет на себя вечерний «бой» с малышом, его долгое укладывание. Я стараюсь читать выразительно, эмоционально. Старший потом любит перечитывать то, что мы прочли вместе, и я слышу: он читает с моими интонациями. Дети ценят это время, когда они в кроватях, под одеялами, а я беру книжку и начинаю читать…
«Пора за уборку, мальчики!»
Убираться детям приходится постоянно. Если в комнате на полу будет беспорядок, мы просто не сможем раздвинуть диваны, на которых они спят.
Порой я допускаю дневные завалы из книжек на столе. У меня, с одной стороны, к книгам трепетное отношение, я слежу, чтобы их не брали во время еды, грязными руками, чтобы с ними аккуратно обращались. С другой стороны, если ребенок взял одну книжку, через полчаса — другую, потом, через какое-то время, третью, и вот уже на столе растет гора, — я стараюсь терпеть. Главное, ребенок пообщался с книгой…
Хотя за порядок пытаюсь усиленно бороться. Пока не всегда успешно. Захожу в комнату к детям, они чем-то увлечены, играют. Предупреждаю, что скоро нужно будет убраться. Захожу вновь: «Пора навести порядок, дорогие мальчики, вы у меня такие хорошие, замечательные, кто же мне еще поможет». Соглашаются. Возвращаюсь минут через двадцать, дети по-прежнему увлечены игрой, порядка нет. Я снова напоминаю. Потом еще и еще.
На пятый раз моя нервная система не выдерживает, и я либо спокойно (это бывает редко), либо уже достаточно громко, четко и внятно, в ультимативной форме заявляю: «Или вы убираете сами, или убираю я, но так, что вы не найдете». Хотя я признаю, что громкий голос — это признак моей педагогической слабости.
Практика не правильная, но эффективная. В течение десяти минут в комнате порядок. Причем, они иногда могут войти во вкус и начнут убирать по всей квартире. Это, естественно, не возбраняется, а всячески поощряется и нахваливается.
Старший сын вообще-то любит порядок. Он может даже без напоминаний привести комнату в нормальный вид, прийти, похвастаться: «Посмотри, скажи, какой я молодец». Средний — полная его противоположность, он просто не замечает беспорядок: «Если вам нужен порядок, вы и наводите, а мне и так хорошо». Приходится бороться с таким неправильным настроением.
Воспитание трудом. Валера гладит
«Больная тема»
Очень хочется побыть только вдвоем с мужем, посвятить время только друг другу, но этого не получается в принципе. Отчего и ему, и мне тяжело. Как наладить ситуацию, я пока просто не представляю. Оставить с кем-то детей хотя бы на целый день – не получается. Единственно, мы с ним вдвоем два раза в год едем на кладбище — на день рождения дочери и в день ее смерти.
Что-то обсудить, обговорить — только ночью, когда все уснули. Если из своих последних сил муж все-таки не уснул, то мы наговоримся, наообщаемся до часу, до двух ночи. Потом, в ужасе взглянув на часы, бежим спать. Но дефицит общения, к сожалению, велик. Поэтому мы так сильно и очень заранее мечтаем об отпусках и планируем их провести вместе любой ценой (конечно, с детьми).
Когда я прихожу с работы (езжу на дежурства несколько раз в месяц), мама берет на себя детей, пытается их как-то усмирять, утишать, чтобы они не очень сильно прыгали и не слишком громко играли в свои веселые игры. Но чаще всего я домой прихожу настолько усталая, что могу спать под любой шум.
Вся территория — общая
У нас не такого, что вот – здесь только территория мамы с папой, сюда не ходить. Даже когда мы разговариваем с мужем на кухне (чаще всего там наши разговоры и происходят), дети постоянно к нам прибегают: больше из-за того, что они соскучились по папе: «Папа, посмотри, а я сделал это, а я увидел вот что».
Я не приветствую отношения: «Вот там ваша комната, там и сидите». У нас три комнаты и нет разделения: вот мамина комната, вот папина, вот место одного ребенка, второго, третьего. Как только дети начинают делить пространство, возникает клубок проблем. У нас есть большая комната, маленькая и новая. Есть диван, на котором чаще спит Валера, средний, а есть тот диван, на котором любит спать Юра. Есть еще диван, на котором любит спать Сережа, хотя все могут уснуть в разных местах.
Может быть, со временем, когда маленький перестанет быть таким вездесущим и будет так же хотеть своего собственного места, мы устроим какие-то гнезда: только Юрина полка, только Валерино кресло и только Сережин уголок. Но только когда у них возникнет четкая потребность в этом.
Пока у нас проблема их разъединить, чем выделить место. Они как шарики с магнитными палочками все равно скатываются в одно место и чаще всего туда, где я готовлю, на кухню, и вот здесь затевают какие-нибудь игры. То есть я формально присутствую, спиной, и чаще не вмешиваюсь в их игру, если дело не доходит до драки. Разведу их минут на 15, потом они все равно собираются вместе и продолжают свое общение.
Общая игра
Без плана
Я не педант и не максималист, поэтому у меня нет привычки все планировать заранее. Да, я люблю порядок, но чтобы посвятить этому целый день… Только в случае какой-то особой необходимости.
Для меня самое главное: накормить детей, чтобы они были сыты. Это мой приоритет. Если надо, то да, ради этого я проведу весь день на кухне. Так оно и происходит, потому что мои, как и многие современные дети, капризны в еде. Поэтому, в среднем готовится несколько блюд ежедневно.
Как-то раз, после очередных моих стараний над плитой, дети сказали, что не вкусно, что они это не будут. Мне стало очень обидно. Как раз пришел с работы папа, и я сообщила детям: «Я ухожу к друзьям, а вы тут как хотите: хотите — ешьте, хотите — нет, хотите — спите, хотите — не спите, хоть до утра по кроватям прыгайте». И ушла к кумовьям, которые живут рядом. Вернулась, — в доме тишина, все спят.
Утром я поняла, что дети не сильно переживали из-за моего ухода, но стали относиться к еде с меньшими капризами.
День (если я не на дежурстве) начинается с того, что я кормлю детей завтраком. Старшего бабушка, как правило, отводит утром в школу и до момента его возвращения, где-то до 12, до часу дня, мне нужно приготовить обед и успеть позаниматься со средним какими-нибудь его дошкольными занятиями. А дальше либо день, свободный от секций, когда можно расслабиться, особо никуда не торопиться, можно выкроить время на какую-то настольную игру, вечером, после того, как сделаны уроки. Если в этот день занятия есть, то старший должен успеть сделать уроки до них, а потом я всех развожу. Самый напряженный в этом плане понедельник: сразу три разных секции.
О домашнем хозяйстве…
По поводу ведения хозяйства: у меня в запасе почти всегда несколько килограммов разных круп и макарон, чтобы из-за одного пакета не бегать в магазин. В морозилке всегда есть несколько порций фарша и замороженные овощи. В больших магазинах сразу покупаю около 10 литров молока и 10 кг сахара, поскольку и то и другое очень быстро расходуется в нашей семье.
Кроме традиционных супов, каш, делаю незатейливый пирог, который нравится детям: покупаю мороженое слоеное тесто, и мы делаем любимый старшими детьми яблочный пирог.
Изредка, раз в неделю или две я покупаю пиццу или еще что-нибудь готовое: мне кажется, ничего страшного не будет, если ребенок что-то подобное иногда съест. Зато они отвлекутся от обычного, уже, может быть, надоевшего рациона.
Когда мы ездим в храм, с собой берем термос с чаем, бутерброды, детям нравится так, по-походному, завтракать.
Про финансы
До кризиса мы почти не планировали расходование финансов, и жили, в общем, неплохо. Особенно после того, как я вышла на работу. А теперь, когда наступил кризис, стало немного сложнее, и я просто посчитала в течение нескольких месяцев, на что и сколько мы тратим. Поняла, какой у нас бюджет, сколько нужно тратить, чтобы не шиковать, но не отказывать детям в кружках, себе, — в покупке книжки, ну, и чтобы был небольшой «неприкосновенный запас».
Поскольку в кафе, рестораны мы не ходим, последний раз я вещи себе покупала год назад, то в целом, наверное, по меркам многих людей, мы живем очень так аккуратно. Во всяком случае, меня это устраивает. Я спокойна, а чем спокойнее мама, тем меньше проблем во всей семье.
В гости, чтобы посмотреть…
Многодетные ходят в гости в основном к многодетным. То есть к людям, близким по духу и судьбе. Чтобы эмоционально подпитаться, укрепиться, глядя на то, что «не одни мы такие ненормальные».
А еще мне интересно смотреть, как все устроено у других, может быть — перенять что-то хорошее, полезное в плане организации порядка. Но особо убиваться или рефлексировать на тему: «Ах, вот какие они молодцы, а я такая-сякая», — мне несвойственно. Могу проанализировать ситуацию, подумать, над чем можно поработать. Тем более я считаю, что в наше семье тоже все неплохо устроено.
Идеал, который совсем близко…
Самое сильное впечатление на нас произвела семья нашего духовника, отца Александра Ильяшенко. Раньше я никогда не видела, чтобы в семье было 12 детей. Но дело даже не в количестве, а в том, как родители общаются с детьми, как дети относятся к родителям. Для меня это — недостижимый идеал. Потому что ни той выдержки, ни той привычки к самопожертвованию, самоотдаче у меня нет.
Это должно укорениться в сознании человека, что он живет не для себя, и что это вообще самое скучное и последнее занятие — жить для себя. Другое дело — жить для других, и не просто для каких-то абстрактных других, а для конкретных вот этих детей, воспринимать их всегда как счастье, и при этом не унывать, не грустить, не гневаться так часто, как хочется. В этом должен быть и пример, и навык, уложенный в голове стереотип…
Когда мы были в гостях у Наташи Ялтанской (у них девять детей), она потрясла меня своим тихим голосом, который никогда не повышается, и при этом дети ее слушаются. Еще меня поразил у Наташи порядок. Видно, что это порядок, прежде всего, внутренний, природная способность к правильной систематизации. Но для меня такой порядок – очень высокая планка, ведь нужно не просто держать дом в идеальной чистоте, но и оставаться при этом внутренне спокойной, как Наташа.
Понимаю, что планки себе задавать нужно по силам. Любой ценой добиться порядка на полке можно, но мне кажется, это приводит к каким-то дополнительным нервным затратам. Это не полезно никому: ни маме, ни семье в целом.
Читайте также:
- Юная бабушка в доме с открытыми дверями
- «Троих родила, четвертым беременна – еще и улыбается!»
- Юлия Павлюченкова – мама 11 детей, которая все успевает
- Приёмная мама Виктория Светличная: Мы с мужем оба упрямые – зубы стиснем и вперед