— Иконостас у нас в афонском стиле — смотрите, какие архангелы строгие, из другого мира зовущие.
— «Помни о смерти», отец Игорь?
— Нет, скорее о покаянии, — смеется он.
Храм Царственных страстотерпцев на Войковской — первый храм в Москве, посвященный царской семье. Он почти достроен, осталось немного — провести коммуникации: тепло- и водоснабжение, вентиляцию. Иерей Игорь Логунов назначен на служение в храм два года назад.
Протестующие считали, что в храме пудрят мозги
— Расскажите про храм, как он строился, почему на этом месте? Не случайно, наверное, и метро «Войковская» рядом?
— Да, конечно, место выбрано не случайно. Известно, что Войков связан с расстрелом царской семьи, и храм в таком месте становится своего рода памятником, напоминанием о совершенном в 1918 году. Строительство началось по программе «200 храмов» в 2014 году, оно еще не завершено. И это был первый православный храм в Москве, посвященный страстотерпцам императору Николаю II и его семье — императрице Александре, царевичу Алексию, великим княжнам Ольге, Татиане, Марии и Анастасии.
А история храма началась в 2011 году, когда жители района на публичных слушаниях поддержали строительство храма на 200 прихожан. Тогда же и было принято решение о наречении будущего храма в честь Царственных страстотерпцев. Несомненно, название храма имеет важное значение для духовной и исторической памяти России.
— Строительство храма не вызывало протестов, может, со стороны коммунистов?
— Было недовольство, но не связанное с идеологией, просто выступали люди старой формации, которым не нужен храм. Они считают, что в храме пудрят мозги, а Православие — вообще секта. С царской семьей эти протесты не были связаны. Людям было неважно, в честь кого храм.
Кто-то — сознательный безбожник, а кто-то — ведомая масса, когда задаешь вопросы: «Почему вы сюда пришли? Какое у вас мнение, что вы можете сказать?», они чаще всего не знают, что ответить. Но до серьезного конфликта не дошло. Когда приглашаешь людей попить чаю в спокойной обстановке, они готовы общаться конструктивно. Например, основной претензией было, что храм будет закрывать окна — дома здесь стоят довольно тесно. Мы пошли навстречу — уменьшили высоту храма.
— Сегодня ваши прихожане — люди, выбравшие храм в честь царской семьи не случайно?
— Прежде всего для наших прихожан Царственные страстотерпцы — образец семьи. Царская семья стала для многих примером подвига исповедничества в нашем непростом современном мире — на работе, среди нецерковных знакомых. Они обращаются к святым с молитвой об укреплении семьи и воспитании детей в вере и благочестии, о сохранении их чистоты и целомудрия, о помощи в учебе — ведь во время гонений императорская семья была особенно сплоченной.
Монархия — это идеал, который мы потеряли
— Приходили ли в храм люди, желающие сделать царскую семью как бы знаменем политической борьбы? Монархисты, коммунисты?
— Да, были такого рода люди, но мы как-то сразу все крайности погасили. Даже приходил один парень из ультраправой националистической организации РНЕ — «Русское национальное единство». Он хотел взять благословение постоянно у нас молиться и беседовать с людьми на националистические темы. Говорил, что очень почитает царя Николая. Но политическая жизнь на нашем приходе у него не сложилась.
Мы сразу озвучили свою позицию, что Русская Православная Церковь не участвует в различного рода политических движениях и что мы почитаем царскую семью как святых. Нельзя делать какого-либо святого знаменем политической борьбы, а потом под этим знаменем выкрикивать свои лозунги и делать политические заявления. Не в этом цель жизни православного христианина. Вот это мы и объяснили тому парню.
А коммунисты приходили, как правило, преклонного возраста. Они бывали у нас несколько раз, но это не фанатики, против Церкви они не выступают. У них есть свои убеждения, своя вера, и они хотят побеседовать, обсудить свои взгляды.
— Как вы сами относитесь к идее возвращения монархии?
— Я думаю, в настоящий момент реставрация монархии не целесообразна для России. Эта идея не жизнеспособна, она не выживет, а искусственно ее насаждать тем более странно. Общество слишком разделено, и в государстве господствуют тенденции, которые не способствуют его объединению.
Монархия — это идеал, который мы потеряли. И идеальный монарх служит народу и Отечеству, ведет ко спасению людей и государство. Иначе, я боюсь, получится новое тоталитарное государство. «Все, что делается, пусть делается по любви», иначе дело разрушится. Примером такого построения без любви, без духовного стремления ко спасению является Советский Союз. А монархическая идея как раз способствует объединению народа, общества, основываясь на идеалах Нового Завета.
Можно лишь помолиться за предков, но покаяться за них нельзя
— Что это за подвиг такой — страстотерпчества, который явила царская семья? Понимают ли его люди?
— Страстотерпцы — мученики, которые явили покорность воле Божией и беззлобие к своим убийцам, не требовавшим от них прямого отречения от веры во Христа. Царь Николай II принял по своей воле и смерть, и предшествующие ей страдания. Он не пытался избежать своей участи, убежать за границу например, он предпочел пойти до конца. Наверное, он знал свой путь, Господь открывал. И возможно, он чувствовал свою вину за отречение от престола. Он писал об этом в письмах, раскаялся и желал искупить вину. Но мы не судим его как историческую личность.
Сейчас историки пытаются дать оценку правлению Николая II. Да, царь Николай правил мягко, но он принимал решения не под влиянием чужого мнения, это не были спонтанные, ветреные решения. А то, что он был мягким человеком… знаете, у нас народ всегда судит со знаком «минус»: если правитель твердый, обзовут тираном; если слишком мягкий — слабаком. Я считаю, что главную оценку жизни царя явила его смерть. Царь Николай и его семья стали исповедниками за Христа.
— Как вы относитесь к призывам о всенародном покаянии за убийство царя?
— Как православный человек и как православный священник негативно, конечно. Во-первых, покаяние должно исходить из самой Церкви естественным образом, оно не может быть вне контекста Божественной Евхаристии, оно не может быть вне контекста таинства покаяния. Если мы действуем вне Тела Христова, мы действуем вне Христа, мы не имеем общения с Ним, и такое покаяние не принесет плодов.
Во-вторых, человек может покаяться за себя лично, потому что спасение, познание Бога носит личностный характер. А за кого-то покаяться я не могу — за своего дедушку, бабушку, предков. Это их жизнь, однажды они сделали свой выбор, и не я, а только Господь даст оценку их жизни. Лично мое спасение может послужить спасению их, но не мое покаяние за них. Я же только могу по учению и опыту Церкви, который исходит из опыта святых, помолиться за своих предков. Все остальное имеет внецерковный фанатичный характер. Если мы чтим святых отцов и учение Церкви, то мы будем избегать крайностей. Потому что крайности приводят к ереси. Мы знаем много таких примеров в жизни Церкви.
Я был просто солдат — а стал в храме старостой, казначеем и сторожем
— Отец Игорь, как вы пришли к священству?
— Священником я стал восемь лет назад, а к священству пришел постепенно, так же, как к осознанию Бога в моей жизни, к общению с Ним. Все началось в далеком 1997 году, когда я служил в армии. Я родом из Тамбовской области, а служил в Пермском крае на Урале. В воинской части ракетной дивизии решили построить храм — была возможность, были средства, хотя время было тяжелое: шла первая Чеченская война. В часть прислали монаха из одного из древнейших монастырей Пермского края — Свято-Троицкого Стефанова. Его звали Симеон, и я его поминаю в молитвах до сих пор. Я думаю, он жив, здоров, но мы давно не виделись с ним, и он, наверное, даже не знает, что я теперь священник.
Тогда я был просто солдат. И участвовал в строительстве этого храма. Постепенно меня заинтересовали церковные книги, церковнославянский язык, на котором я начал читать. Когда храм был освящен в честь Святителя Иннокентия, митрополита Московского, я первый раз исповедался и причастился. Потом Господь как-то так промыслительно устроил, что я остался при храме один — кто-то уволился, кого-то перевели в другую часть. У меня оказались все ключи, и, так как отец Симеон часто уезжал в монастырь, я стал и старостой, и казначеем, и сторожем — за всем следил, оставаясь при этом на службе в армии. Мне оставалось еще полгода службы.
Начальство было не против. Дошло до того, что мне из казармы принесли кровать и я ночевал в храме отдельно. Я сам не ожидал, но так распорядился командир дивизии.
— А другие солдаты как относились к такому элитному положению? Не завидовали?
— Спокойно как-то. Я приглашал к себе сослуживцев и подкармливал. Меня даже уволили из армии раньше всех — ребята потом дослуживали месяц-полтора, а я уже по городу ходил свободно. Увольнение мое, кстати, пришлось на 6 мая — день памяти святого великомученика Георгия Победоносца, а я чаще всего обращался с молитвой именно к нему.
Вот так началось мое воцерковление. Господь вел от силы в силу: «Без Меня не можете делать ничего». Потом я вернулся домой, стал алтарником при храме святых бессребреников Космы и Дамиана в Тамбовской области. Постепенно осознал, что нужно как-то определиться в жизни, не стоять на месте, развиваться. Я решил попробовать свои силы и поступить в Московскую духовную семинарию. Получил благословение настоятеля протоиерея Сергия Торопцева и поступил с первого раза. Отец Сергий такого даже не ожидал. Когда я вернулся из Лавры, он спрашивает: «Ну, что?» Я говорю: «Поступил». Он как закричит: «Не может быть!»
В Академии я был рукоположен сначала в дьяконы в 2009 году, а через год — в 2010 году — в священники. А в храм Царственных страстотерпцев я был назначен в 2016 году Святейшим Патриархом.
— Никто из армейских сослуживцев не приходил к вам?
— Нет, пока никого не встречал. Да они меня, наверное, и не узнают. Тот мальчик, который был в армии, уже совсем изменился.
Беседовала Мария Строганова
Фото: Ефим Эрихман