Пошла вторая половина поста, и на меня напало уныние
Инокиня Евгения (Сеньчукова)
Что пост перевалил за середину, я почувствовала не в Крестопоклонное воскресенье и даже не в среду Преполовения Четыредесятницы. Осознание родилось в пятницу, когда крест уносили из центра храма в алтарь.
И тут началось «пищевое искушение».
Дело в том, что в Якутии едят рыбу. Даже Великим постом. Только на первой и Страстной неделях это, как говорится, моветон, а все остальное время – ешь себе. Даже в нашем монастыре рыбу подают.
Причина такого либерализма проста: овощей тут практически нет, те, что есть – либо очень дорогие, либо китайские, совершенно пластиковые. Летом есть грибы, но это деликатес. А рыба – она всегда под боком, вон, проплывает подо льдом великой реки Лены и других, менее великих, но еще более рыбных рек. На Крайнем Севере, где-нибудь на берегу Индигирки, вообще ничего, кроме рыбы, и нет.
Так вот. Пошла вторая половина поста, и на меня напало уныние.
«Ну как же так? – вздыхала я. – Ведь я в Москве постилась, как полагается, почти по уставу, с сухоядением по средам и пятницам, масло растительное – только по выходным. А сейчас? Наверное, я стала хуже, чем была».
Действительно, в Москве я Великим постом жила в обнимку с Типиконом, тщательно высматривая, когда разрешены елей и вино, красовуля вина или три красовули (бывало, у нас на кухне собирался целый клуб постящихся, ведя оживленную дискуссию о размерах красовули), когда «едим боб вареный», а когда – сухоядение раз в день.
Свой первый пост в Якутске я попыталась соблюдать примерно так же и понимания не нашла. Пищу с елеем и даже с кальмарами здесь ели за трапезами ежедневно, а в индивидуальном порядке рыба не только не запрещалась, но даже поощрялась. Потому что через неделю-полторы после пощения по Типикону сначала возникала нездоровая слабость в теле, когда на каждом земном поклоне на молитве Ефрема Сирина боишься не встать (и встаешь в итоге, цепляясь за что-нибудь рядом стоящее – ближнего, аналой или стеночку), а еще через пару дней перестаешь соображать, как нынче говорят, от слова «совсем».
Еда не так проста, как кажется
Между тем, трезво проанализировав свою якутскую жизнь, я рассудила, что мой ход мысли – это никакое не смирение, а гордыня в чистом виде. Как это так – я такая же, как все, и даже слабее, чем некоторые особо ревностные миряне (такие тут тоже есть)! И вообще, оценивать, «хуже» я стала или «лучше» – не мое дело. Мое дело – молиться, трезвиться и жить по совести.
В то же время внимать своему духовному состоянию и духовным плодам тоже нужно, но – не вынося окончательных суждений. Например: в течение этого Великого поста я стала больше читать Библию, передала несколько неплохих вещей нуждающимся и стараюсь записывать изменения своего духовного и душевного состояния. Хорошо это или плохо? Чтение Библии – не превратилось ли в ежедневный ритуал, не часто ли я просто пробегаю глазами строчки? Раздача вещей – не потому ли, что они мне просто оказались не нужны? Бесконечное самокопание – не отвлекает ли меня от чего-то по-настоящему важного, не превращается ли в оцеживание комара и поглощение верблюда?
Не знаю. Могу только честно задавать вопросы. Ответы будет давать Господь – в моем случае, скорее всего, через духовника (специфика иноческого жития, у мирян может быть так, а может и как-то иначе).
На самом деле искушения в постный период – это нормально, даже по такому примитивному поводу, как еда. Нет, дело не в душеспасительности поедания или отказа от кальмаров – слава Богу, мы это переросли. Дело в том, что любое подобное искушение при здравом рассуждении заставляет подвести свою мысль к чему-то гораздо более важному.
Для чего вообще нужен пост? Для сохранения мирного духа? Очень похоже, ведь пост ведет нас к Пасхе, к бесконечной радости о победе Христа над смертью. Или, напротив, для выявления своих страстей ради более успешной борьбы с ними? Тоже верно, ведь именно во время поста я чаще ловлю себя на том, что часто осуждаю, на злых и вообще дурных мыслях, на том же чревоугодии, на невнимательности на богослужении. А может быть, Великий пост – действительно, малая жертва Богу, «десятина» от года, как часто говорят в проповедях? И это тоже так.
В Великом посте очень много смыслов, и такая простая вещь, как еда, может стать хорошим поводом для их поисков.
Я думаю, это потому, что еда не так проста, как кажется. В конце концов, Сам Христос подает Себя под видом Трапезы. Соединяясь в этой Трапезе друг с другом, мы соединяемся с Самим Господом. Встречаясь за дружеской трапезой – приближаемся к Нему в любви (неслучайно говорят, что «трапеза – это литургия после Литургии»). И даже самое обычное насыщение, если оно сопровождается благодарностью Богу – тоже творится в Его воспоминание, как Тайная Вечеря в миниатюре наедине со Христом.
Что я люблю больше – покушать или Христа
Господь искушений не посылает. Но Он не запрещает им быть, когда они могут принести больше пользы, чем опасности, когда они подталкивают ум и сердце. Апостол Павел утверждает: «Верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести» (1 Кор. 10:13).
А блаженный Августин толкует другой отрывок Писания: «В искушении никто не говори: Бог меня искушает; потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого» (Иак. 1:13) – следующим образом: «Здесь искушением он называет дурное искушение, которым каждый прельщается – и порабощается дьяволом. Именно его он здесь называет искушением, ибо есть еще иное искушение, которое называется испытанием. Об этом искушении сказано в Писании: «искушает вас Господь, чтобы узнать, любите ли вы Его» (Втор. 13:3)».
Что ж, и вправду хорошая проверка. Что я люблю больше: покушать (в данном случае – «уставную» пищу, которая к Богу, согласно тому же апостолу Павлу, нас не приближает и от Него не удаляет) – или все-таки Христа, к Которому мы стремимся прийти с чистым сердцем?