Этот день я помню довольно смутно. Кажется, я успел проснуться, умыться и только-только позавтракал. А потом стал расхаживать по квартире из угла в угол и волноваться, а затем наоборот – волноваться и расхаживать. Я ждал звонка от жены, у которой было запланировано УЗИ. И вот мобильник разразился радостной мелодией……
— Саша, Саша! – закричала в трубку жена, — у нас будет тройня. Их три, представляешь!!!
С этого дня наша жизнь изменилась! Сказать, что мы были счастливы – значит, не сказать ничего. Мы вообще ничего не соображали, не могли поверить, эмоции захлестнули нас с головой. На некоторое время мы просто сошли с ума!
Тройня – это не шутка. Почти сразу же жене выписали больничный на всю беременность и запретили водить машину. Прописали покой, диету и еще всяких витаминок и разнообразных пилюль, которые я добывал по всей Москве. И почему никому не пришла в голову идея создать аптеки для беременных, где было бы все и сразу? Ну да ничего, зато я лучше узнал свой родной город!
Вскоре радость жены сменилась безрадостным токсикозом. Он был настолько жутким, что чуть позже ее положили в ЦКБ. На еду она не могла даже смотреть, и только грустно шутила: «Меня сегодня рвало сладеньким – это хорошо. А вот вчера кисленьким — это как-то не очень». Пытался шутить и я, предлагая ей погрызть мела или, на худой конец, соленых огурчиков (ну или на что там еще тянет беременных) – увы, ничего кроме новых приступов тошноты моя идея не вызвала. Жена попыталась обратиться за помощью к многомудрым журналам, но те советовали лишь включать веселую музыку, чаще улыбаться, настраиваться на позитив. «Убила бы этих авторов» — сквозь зубы произносила жена и мчалась к белому другу.
В больнице ей малость полегчало. Капельницы с волшебными растворами и уколы свое дело сделали – токсикоз поутих. Скоро она стала героем отделения – всем просто не терпелось поглазеть на маму тройняшек. «Эй вы, четверо на одной кровати» — обычно обращалась к ней медсестра.
Между четвертым и пятым месяцем малыши активизировались и начали себя проявлять. Самой активной была девочка (Лиза) – она постоянно «всплывала на поверхность» и образовывала на животе самый настоящий бугор. Я частенько гладил его и шептал этому «бугру» нежности, отчего «бугор», кажется, выпячивался еще больше, а затем уплывал куда-то вглубь живота. Первый мальчик (Даня) – вылезал откуда-то с левого бока и упирался в ребра. Порция неги доставалась, конечно, и ему. А вот третий мальчик (Глеб), который располагался в районе пупка, почти себя не проявлял, зато однажды так больно засандалил жене по какому-то важному органу, что ее аж скрутило. Видно, всплывать и образовывать бугры он, в отличие от других детей почему-то не умел, но уж очень хотел внимания к собственной персоне! Вообще, это было, конечно, здорово – кладешь руку на живот, и чувствуешь, что там кипит жизнь. Малыши задевают твою руку и плывут себе дальше по одним им ведомым делам. Ну а позже бурную жизнедеятельность можно было заметить и без всякой руки – живот, что называется, ходил ходуном!
Надо сказать, что живот у моей супруги (с учетом тройни), был совсем не большой, да и поправилась она за все время беременности лишь на 13 килограммов, но она все равно очень переживала:
— Ах, что же будет со мной после родов? – вопрошала она. – Мой живот превратится в фартук.
— Так это же хорошо, — утешал я ее. – Родишь ты ближе к лету, будет жарко, я с радостью буду обмахиваться твоим животом. Сэкономим на веере.
Жену это почему-то не утешало, и она ежедневно обмазывала себя целой кучей разнообразных масел. Уж не знаю, в них ли дело или в том, что родила она раньше срока, но ни одной растяжки после родов я у нее так и не обнаружил, да и живот почти ничем не отличается от того, каким он был прежде. Только пупок куда-то исчез, впрочем, это уже нюансы.
В начале шестого месяца мы поняли, что пришла пора определяться с роддомом. Беременность мы вели в ЦКБ, но тамошний роддом уже 4 года на ремонте, посему этот вариант отпадал. Остановились мы на НЦАГИП имени академика В.И.Кулакова и докторе Елене Сергеевне Ляшко. В выборе мы не ошиблись, и все прошло настолько чудесно, насколько это вообще могло быть.
Когда Ляшко приняла жену в первый раз – она малость обалдела и обрушилась на специалистов ЦКБ с гневной тирадой. Как же так получилось, что нам ни разу не делали допплер, а последнее УЗИ было больше месяца назад – да с тройней его нужно делать чуть ли не каждую неделю! Кошмар в степени ужас! Жена, конечно, испугалась, что в ЦКБ нас наблюдали так халтурно, но, слава Богу, обошлось. Все анализы и исследования показали, что все, в общем-то, идет неплохо.
Впрочем, к Ляшко мы проходили недолго. Кажется, успели побывать там два или три раза. На последнем осмотре она высказалась категорично: пора класть в больницу, что и было сделано 16 марта. Мы рассчитывали на то, что жена пролежит там недели три и родит ближе к восьмому месяцу, однако вечером я получил от жены очень волнительную смс: «Ляшко только что меня осмотрела. Нижний малыш уже совсем близко, врач чувствует его пальцем. Роды могут начаться в любой момент. Ляшко говорит, что для нас теперь каждый день – как победа»…
«Как это в любой момент? – думал я. – Идет всего-навсего 30-я неделя. Что ж это такое делается…»
Телевизор не смотрелся, книга не читалась, да и всемирная паутина потеряла всякий интерес. Путь от входной двери до комнатного окна и обратный маршрут. Сколько раз я повторил его? Сто, двести, тысячу?
В 4 утра я все-таки попытался прилечь и даже начал засыпать, но тут раздался телефонный звонок. Звонила теща.
— Саша, ты только не волнуйся, но Олеся сейчас будет рожать.
— Что???
— Ну да, у нее воды только что отошли. Она не хотела тебе говорить, знала, что ты будешь нервничать.
Нервничать? Да это еще мягко сказано! Я чуть с ума не сошел!
Мобильник жены не отвечал, телефона Ляшко я не знал, зато знал номер ее помощницы. Но как-то я сомневался, что она присутствует на родах, которые совершенно неожиданно для всех начались в 4 утра. Что же делать??? Позвонил еще раз теще, затем родителям. Родителям, кажется, звонил раза три. Мне просто нужно было с кем-то общаться.
Около 4:40 пришла смс-ка от жены. «Ща рожу», — писала она. Я снова принялся звонить, но безуспешно – к телефону никто не подошел. Позже жена скажет, что насчитала на телефоне 17 пропущенных вызовов от меня.
Я зашел на сайт больницы, узнал телефоны справочной и принялся звонить – мимо. К телефону, конечно же, никто не подошел. Что я делал дальше – помню смутно. Пытался уснуть, молился, бродил по квартире – короче, как мог, тянул время. Примерно в половине шестого не выдержал и позвонил-таки помощнице Ляшко. Конечно, разбудил. Но она поняла меня – не ругалась, только попросила позвонить через час, обещала узнать, как все прошло. Наверное, это был самый долгий час в моей жизни, и уж точно – самый трудный и волнительный!
Слава Богу, все прошло хорошо. Я поспал часа два или три, а поутру помчался в больницу. Не берусь описать свои чувства, когда я впервые увидел своих малышей. Это нельзя описать никакими словами. Я вообще не знал, что дети могут быть НАСТОЛЬКО маленькими. Они лежали в кувезах, обвешанные приборами, капельницами, на аппарате искусственного дыхания, с катетерами для кормления во рту. Их руки и ноги были тоньше моих пальцев… 1230, 1350, 1497 – таков был их вес. Я почти не слушал, что говорила мне врач, не видел, какие бумажки она совала мне на подпись… Я видел только своих малышей – крохотных, беззащитных созданий, чьи лица было едва различимы из-за нагромождений медицинской аппаратуры…
Было страшно. Очень и очень страшно. От того, что я ничего не могу для них сделать. Я даже не чувствовал радости от их рождения – страх и только страх за их будущее. Не было ничего, кроме этого страха. Почти неделю я спал урывками, просыпаясь от любого шороха, да еще и врачи подливали масла в огонь! Никогда не забуду свой звонок в реанимацию на третий день после рождения своих малышей:
— Как они? – спросил я.
— Я не врач, — ответила медсестра. – Только врач может говорить о состоянии младенцев, нам запрещено. Но врача сейчас нет.
— Но, может быть, вы хоть что-нибудь скажете?
— Все живы, — ответила мне она.
СПАСИБО, ДОКТОР! Вы несказанно меня утешили!
Впрочем, с каждым днем моим тройняшкам становилось лучше, и каждый успех я воспринимал как маленькую победу. Вот Глеба сняли с аппарата искусственного дыхания, вот Лизочка стала есть на 5 миллиграмм больше, вот Данька поправился на целых 20 грамм. А дней через десять малышей перевели из реанимации в отделение патологии, где им предстояло набирать рост и вес. Стало легче. Значит, их жизни больше ничто не угрожает. Значит, все хорошо…
В отделении патологии я впервые прикоснулся к ним. Помыв руки с мылом, можно было открыть окошко кувеза и погладить малышей. А жене разрешили их «кенгурить», то есть по очереди выкладывали малышей ей на грудь. Подобная практика зародилась в беднейших странах, где не хватало кувезов и прочего оборудования, а держать детей в тепле как-то было нужно. Однако, эффект оказался настолько положительным и так благотворно влиял на здоровье малышей, что «кенгурить» стали и в благополучной Европе.
Мы ездили к малышам каждый день. Отвозили им молочко, а еще нежность, ласку и много-много любви. Они подрастали буквально на наших глазах. Если кто-то из нас не мог приехать и видел детей через день – разница в размерах была заметна невооруженным глазом. Вскоре все они научились самостоятельно сосать из соски, и их переложили из кувезов в кроватки, в которых обычно и лежат все новорожденные. Это радостное событие произошло через месяц с небольшим после их рождения. А непосредственно в день их рождения случилось еще одно символическое событие – жена, разбирая вещи, неожиданно нашла мое обручальное кольцо, которое я потерял около года назад! Бывают же такие совпадения!
Ну а 30 апреля наступил самый настоящий праздник – ВЫПИСКА! Мы наконец-то смогли забрать наших малышей домой!
Продолжение следует…
Читайте также рассказы о другой семье с тройняшками : Я мама в кубе!
Я — фиолетовая пантера в валенках, или продолжение рассказа мамы в кубе
Фруктово-котлетная история, или Мама тройняшек делает покупки