Памяти наших церковных бабушек, мироносиц двадцатого века
25 сентября 2004 в Полтаве освящали церковь во имя преподобного Серафима Саровского. Она — предвестница большого кафедрального собора, который должен возникнуть на том месте в городском микрорайоне Сады. Рождение как событие всегда радостно для бытия. Рождество. Тем более, куда радостней, когда рождается храм, церковь, уголок неба на земле. Так есть.
Приготовление к освящению новосооруженного храма началось еще за несколько дней, а днём предшествующим и совсем было возле храма горячно-суетно-хлопотно. Докладывали брусчатку возле порога, внутри устанавливали убранство к богослужению. В общем, до девяти вечера, а то и дольше, все приготовляли.
Когда на улице стало совсем темно, на колокольне загорелся синий прожектор, освещая ее изнутри, отчего она стала похожа на фонарь маяка. Работы продолжались при лампах и фонарях. Воодушевление, приподнятое настроение, радость приготовления была у всех на лицах. Особенно усердствовали женщины, будущие прихожанки — мироносицы.
А уже в самый день, при стечении православной общины Полтавы, преосвященный владыка Филипп со священниками совершил сначала освящение престола, а затем и первую литургию, которая знаменует собою начало многих литургий, которые будут совершаться здесь, на этом месте, и вдохновлять на подвиг жизни наш род христианский.
Мужской хор, организованный недавним выпускником Духовного училища Валерием Лизавенко, слаженно звучал, напоминая монастырское пение, унося молящихся своими благозвучными переливами в бескрайние просторы. Воистину церковное пение есть отзвук гармонии небесных сфер, пения ангельского.
Главное достояние Церкви.
Я стоял и молился в этом прекрасно сложенном деревянном храме, в это прекрасное новое время, при этих таких же прекрасных новых людях, в основном женщинах, но мысли мои были в прошлом. (Настоящее уныло, что прошло, то будет мило!) Пред моим мысленным взором проходили храмы Полтавщины советского периода, которые мне доводилось видеть, в которых мне доводилось молиться и служить.
В основном это были хаты, молитвенные дома, как их называли тогда, дабы хоть чем-то отличить от простого жилища. Они — мазаные, глинобитные, деревянные — кое-где еще остаются, как памятники тому печальному безвременью. И память, память сверлит и из своих сокровищ извлекает образы, тени прошлого…
Отец Федор служит в восьмидесятые годы в селе Поливяном, Семеновского района. У него «храм», одно только название — авангардный. Хату с соломенной крышей под церковь предоставила сама старостиха, причем в одной половине она продолжает жить, а через сени оборудована и сама церковь. В холодные долгие зимы старостиха забирала из холодного сарая козу в сени. И вот, в воскресенье и в праздники люди собираются на службу, а в сенях их встречает коза, делово и тревожно рассматривает и провожает взглядом всякого входящего.
Приветствует по-своему. Так было.
В них, в этих молитвенных домах, большинство прихожан составляли женщины, причем пожилые. Блаженной памяти владыка Антоний (Вакарик), преосвященный Черниговский, в проповеди как-то тепло и любвеобильно сказал: «Все у вас в церкві прекрасно, ікони хороші, рушники на них красиво вишиті, но главне сокровище храму, — обращается к старушкам, – це ви, мої дорогенькі!» (Всё у вас в церкви прекрасно, иконы хорошие, рушники на них красиво вышиты, но главное сокровище храма – это вы, мои дорогие! — прим. ред.)
Действительно, главное достояние Церкви – это люди в ней. Применительно к Православию – это женщины. И здесь память, память…
Старостиха из села Лысенки Кобеляцкого района — живая, подвижная старушка, фронтовичка — перед Пасхой, вдвоем с батюшкой, обносят вокруг церкви плащаницу. Священник впереди, она за ним, сзади. Людей нет, не пришел никто. Не ходят. Старостиха, дабы привнести в это скорбное шествие благолепный элемент богослужения, еще и «Святый Боже» поет, старается. Умилительная, в общем-то, сцена, но еще более трагичная…
Русские диакониссы
В нашей Русской Церкви чина диаконисс никогда не существовало. Единственный случай, когда митрополит Филарет Московский благословил или даже рукоположил (не уверен, что пишу правильно) Маргариту Тучкову. Интересно, однако, что переписка с Макарием относительно диаконисс повлияла и на самого митрополита Филарета; он пошел даже далее, чем алтайский архимандрит. В том же 1840 г. митрополит посвятил настоятельницу Спасо-Бородинского монастыря Марию (Маргариту Михайловну Тучкову) в сан игуменьи по чину диаконисс с троекратным возглашением слов повели, повелите и аксиос (см.: Троицкий С.В. Диакониссы православной Церкви. СПб., 1912. С. 294). Но без священнослужения – так, была себе номинально диаконисса.
Так исторически сложилось. А жаль. Хотя в Правилах Православной Церкви это есть и было изначально. Из богословско-литургического словаря Настольной книги Священнослужителя: «Институт диаконисс возник во времена апостолов, так как исполнение обязанностей диакона мужчинами во многих случаях было сопряжено с неудобствами, особенно при Крещении. Диакониссы оглашали готовящихся ко Крещению женщин, т.е. наставляли в истинах христианской веры.
В Апостольских постановлениях 4 века сохранились остатки очень древнего чина посвящения в диакониссы. Таким образом, они причислялись к клиру – священству через рукоположение. Об этом гласит 19-е правило первого Вселенского Собора. Историк Матвей Властарь (14-й век) свидетельствует, что во время рукоположения епископ, сняв омофор, возлагал на шею диакониссы диаконский орарь, который она носила двумя концами вперёд. Причащались диакониссы после диаконов, приняв чашу из рук епископа, они сами ставили её на престол.
Так что, исходя из всего этого, не будем спешить осуждать западные споры о женском священстве, не зная исторической ретроспективы и, может быть, своей перспективы… Может быть.
В советский период нашей недавней эпохи женщины, защищая храмы, творили чудеса стойкости, показывали образцы личного или коллективного мужества на уровне древнехристианских диаконисс — мучениц и равноапостольных. Они в большинстве своём, в отличие от мужчин, достойно выдержали экзамен на прочность веры. Это они, положив икону на грудь, ложились под колёса машин, когда отряд милиционеров и комсомольцев-громил, озверевших от сладкого хмеля разрушения, по указу властей хотел уже вывозить иконы из храмов Почаевской Лавры.
Это они в 20-е годы в Гребёнке, когда власть решила закрыть местный храм, ночевали в нём, забаррикадировавшись скамейками, стульями, вооружившись табуретками, кочергами, макогонами, выдерживали сколько могли осаду громил-разрушителей. Кочерга в женских руках — оружие грозное, а еще ухват?! О!!! Испытавший на себе это знает! Как хряснет по душегубителю, моментально в разум смысла приходит.
Это всё они — женщины. Дочери света, Дочери вечности. Да будет память их в род и род, и в Книге Живых имена записаны.
Культурная программа
И вот случаи, случаи из прошлой жизни…
В Андрияшевском сельском клубе, еще старом, вечером в окнах ярко горит свет — уже провели электричество. Директор Андрияшевской средней школы Скиба делает объявление, дабы вечером в сельский клуб собрались пенсионеры, и он, директор школы, будет пред ними держать интересную речь.
Настал вечер, зал полон собравшихся баб, несколько дедов пришли тоже. Слышен приглушенный говор многих голосов. Скиба держит такую речь: «Так как церковь есть вредный пережиток прошлого, ее необходимо закрыть, а для того, чтобы вы не скучали, мы для вас будем составлять культурную программу — школьницы и школьники каждое воскресенье будут выступать пред нами, читать вам стихотворенья, петь песни и плясать…»
Бабы сидят, молчат, боятся что-либо возразить. Время всевластия советской власти. Трусливо-подобострастно друг на дружку переглядываются, будто бы уже и согласны. Но тут в средних рядах поднимается голос, шум, гам, ропот. Чу! Что такое? Это Ульяна Гнатова (жена деда Гната), так ее звали у нас на кутку (углу села – прим. ред.), разошлась. «Нашо нам здались ваші танцульки і вашi стішки. Нам, старим людям, нужна церква! Не нужні нам ваші танцюльки!!!» Это был голос пророчицы Деборы из Библии. За ней загудел и поднялся протестом весь зал, все бабы и деды… Голос одной, но смелой женщины провалил директорский умысел мирно решить сложный вопрос ликвидации общины.
Но все-таки силы были не равные. В конце концов в Сумах было дано разрешение на закрытие. Разбор внутреннего наполнения храма проводился продуманно, с размахом, как форма наглядной атеистической агитации, при собрании школьников и всех желающих поглазеть жителей села. Скиба заехал лошадьми внутрь храма, сам полез вверх по лестнице, возле креста зацепил иконостас, повалил наземь и начал волочить к выходу, и далее вытаскивать из храма на улицу.
Собравшийся оплакивать разборку церкви гурт баб говорит ему с престорогой (предупреждая – прим. ред.): «Смотри, как поволок ты иконостас, так и тебя может волочить. Дивись (смотри– прим. ред.), Бог не б’є вилами, но небесними силами!». Что после в точности и сбылось. Попал на переезде на своем автомобиле под поезд.
Дальше заехали подводами в церковь и давай грузить иконы. Бросают на воз сяк-так, чтобы разбилось побольше. В Андрияшевской церкви стояла очень красивая украинская Покрова, в большом киоте, вся ажурно убрана внутри фольгой. Баба Мария Шолудьчиха смотрит острым глазом на уже разбираемую церковь. Вдруг, движок-прыжок, ухватила образ, и – бежать с ним из церкви. Как после вспоминала она: «В тот момент я была прудка, як коза (прыткой, как коза – прим. ред.)».
Скиба погнался за ней. Она вскочила в улочку, что ведет на Шингури (куток села), и бежать. Директор за ней. Она видит, что погоня не отстает, а он молодой, догонит, за углом прыгнула в заросли дерезы и бурьяна и там затаилась. Скиба пробежал мимо, побежал дальше, аж на Шингури. Через пару минут возвращается с мрачным видом — неудача. Баба Мария высидела в бурьянах час, боялась, чтобы не возвратился обратно для контроля, и уже потом принесла икону домой, к себе в хату на Горбы, где жила.
На все руки староста
Маленькое село Перекоповка, расположенное на живописных берегах все той же Сулы. Начало 80-х. Брежнев ещё живой. В селе есть клуб — прекраснейшее, условно, строение нового времени, есть школа, также прекрасная, хотя тоже условно, но есть также и церковь — ненужное для светлого будущего строение в сосновом лесу за селом.
Церковь – хата. Деревянная, мазаная, кривобокая, не имеющая по советским законам, а точнее по местным самодурным, права на жизнь. Но живёт и власти терпят, терпят. Ждут смерти последних религиозных старух, а они, как назло, долго живут. Здание церкви-хаты начинает рушиться от ветхости, валиться, того гляди рухнет и придавит последних обитателей.
Старостиха сама похожа на Церковь, древняя старушка — сгорбленная, седая, но брови чёрные, с палочкой, на лице мольба. Я её хорошо помню, будучи хлопцем, еще школьником, ходил в ту церковь из своего села пешком. Сейчас она уже с Богом, Царство ей Небесное.
Власти скрепя сердце разрешают ремонт. Разрешается поменять прогнившие балки, подровнять бока церкви-старушке, чтоб не кособочилась. И всё. И ничуть больше. Боже упаси расширить, или больше окон сделать, или высоту добавить. Нельзя! Почему? Абсурд! Директива – здание должно быть не красивей других, приземистое.
Некоторые из вас думают: преувеличивает Аввакум. Ничуть нет. Это была наша реальная жизнь, жизнь верующих двадцатого века. И такие «славные» указы исходили из райотдела по идеологии марксизма-ленинизма, выходили из кабинетов, в которые верующих предпочитали не пускать.
Но, лиха беда начало — старостиха даёт клич, и ремонт начался. Старушки «на общу пользу» несли свои пенсии, да и так сельчане, кто и не ходит в церковь, всё равно деньги жертвовали. Тогда еще за пенсионные деньги можно было кое-что строить. Нашлись сметливые мужчины, занялись ремонтом, только просили, чтобы тайно. Имена их чтоб нигде, ни в каких бумагах не фигурировали. Если узнают – несдобровать им.
Работа кипит: балки поменяли, крышу перекрыли, окон добавили. Смотрели, смотрели, чтоб рёбрами деревянными храм не светил, обложили кирпичом, и под конец думают: что это за церковь наша такая, что купола нет, и в довершение своего преступления против научного атеизма сделали и поставили на храм купол, правда авангардный — ну ничего, стоит. Ремонт прошёл успешно, так как за селом — власти не видят, до района далеко. Весной начали — и за лето, под осень, закончили.
Осенью из «идеологии» являются из райисполкома несколько фигурок толстых «лыц». Руки, не знающие тяжёлого физического труда, держат устрашающие портфели и папки, подходят и… О, ужас! Полнейшее попрание их безбожных инструкций. Церковь подросла, более того, обложена кирпичом. И купол, купол этот! Откуда он появился? Кто допустил? Кто позволил?
Старостиха, встречавшая и сопровождавшая комиссию, видя меняющиеся мины на их лицах, видя, как презрительно оцеживают её своими косыми взглядами, поняла: сейчас будет допрос, своё умное лицо поменяла враз на глупое и приготовилась, затаилась.
-Так!? Назовите фамилии и имена тех сельских мужчин, кто монтировал купол на церковь.
-Я сама його зробыла (его сделала – прим. ред.).
-Как сама?
-Та так, взяла молоток и склепала. Я на стройці робила одно врем’я, на висилці (Я на стройке работала одно время, в ссылке – прим. ред.).
-Так, ладно. А кто поставил купол?
-Я сама, поставила. Налигачем (верёвка, которой связывают рога – прим. ред.) тим, шо корову пасу, залигала й стягла (обвязала и поставила – прим. ред.). — Старостиха, видя, что премного переврала, для приличия и вида правдоподобности добавила, – разом (вместе – прим. ред.) з бабами.
И еще добавила:
-Церковними!
Комиссия поняла, что бабка издевается над ними, во гневе затопала ногами.
-Вон отсюда, чтоб духа твоего здесь не было!
И прогнали её с глаз. Власти и хотели крыть, да нечем. И таких примеров множество, если описать: всему миру не вместить пишемых книг. Безвестные подвижницы-мироносицы…Дочери Света.
Апостол Пётр писал: «Но вы народ избранный, царственное священство, народ святый, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенство».
Эти слова и относятся именно к ним, к тому множеству безвестных стариц, вынесших на себе гнёт воинствующего безбожия, сохранявших, содержащих на свои скудные средства храмы и передавших их нам сегодняшним. Многие из них своими крутыми тропинками ушли в небо к своему Господу, Которому в своей жизни служили, к Матери Божией, и всем святым, к Церкви Небесной торжествующей. И подчас сварливы были и говорливы, и за словом в карман не лезли, временами назойливы и надоедливы, но не отступившие, не предавшие своего Господа и Спасителя.
И их — ДОЧЕРЕЙ СВЕТА, защищавших и сохранявших святые храмы, в новый день новых храмовых торжеств, когда над землею несется новый звон, звучит новая молитва, поются новые песнопения — стоит вспомнить и ИМ поклониться земно.
Ведь воспоминание о прошлом – формирует будущее…
Читайте также: