30 октября в России — День памяти жертв политических репрессий. Жертвы репрессий — это не только те, кто попадал в тюремные застенки, кто пропадал в лагерях и ссылках. Это и их близкие. В том числе дети — одни из них остался сиротами благодаря работе карательной машины, у других воспоминания детства связаны со страхом и детскими бараками за колючей проволокой.
Судьбам детей репрессированных родителей посвящен новый документальный фильм Дарьи Виолиной и Сергея Павловского «Дольше жизни». В его основе — рассказы людей, которые сумели выжить, не податься страху и сохранить память о бывшем. Среди героев фильма — Чингиз Айтматов, Тамара Петкевич, Азарий Плисецкий.
«Дольше жизни» — своего рода смысловое продолжение фильма Дарьи Виолиной и Сергея Павловского «Мы будем жить», повествующего о драматических судьбах узниц АЛЖИРа (Акмолинского лагеря жен изменников родины). В 2009 году фильм стал обладателем трех главных призов Международного фестиваля фильмов о правах человека «Сталкер» /Приз основного Жюри; Приз Совета Европы; Приз жюри Правозащитных организаций/.
Премьера фильма «Дольше жизни» состоится 30 октября, в 21 час 35 минут на канале «Россия — Культура».
О том, как выбирались герои фильма, насколько они готовы были рассказать о пережитом — в интервью с авторами фильма Дарьей Виолиной и Сергеем Павловским.
— Как вы выбирали героев для фильма среди многих, о ком можно рассказать?
— Дело в том, что мы не занимаемся сухими и серьезными историческими фильмами, расследованиями, поиском секретных документов в архивах. Безусловно, и такие фильмы нужны, но мы считаем, что есть историки и документалисты, которые умеют делать это лучше нас, и мы доверяем их работе. Мы же делаем другое кино.
Нам кажется, что в годы Перестройки, когда люди в массе своей, на самом деле, ничего не знали, и испытывали голод по запрещенной до этого информации, главной задачей писателей, журналистов, режиссеров было именно насыщение информационного голода. Но мы с вами живем в иную эпоху, когда информации море, а доступ к ней стал настолько прост, что она стала почти никому не интересна. Поэтому, если говорить о документальном кино, самым главным нам кажется не столько рассказать людям что то, а эмоционально на них воздействовать.
При всей информационной доступности, люди и сегодня плохо знают историю своей страны, однако, если им неинтересно, то и рассказывать не имеет смысла. А если удается произвести на зрителя впечатление, то он не только узнает что-то новое из нашего фильма, но и дальше будет жить с чуть более открытыми глазами — посмотрит другие фильмы, прочитает книги об этом. В том числе, возможно, и те книги, о которых говорится в нашем фильме.
Поэтому и героев мы выбираем соответственно. Не по принципу — «расскажите нам историю пострашнее, да с подробностями», а потому, что эти люди восхитили и поразили нас самих, а значит, мы надеемся, восхитят и поразят наших зрителей. Творческий процесс возможен только, если ты сам доверяешь своим глазам, уму и сердцу.
— Самое трудное в работе — психологический аспект или что-то еще?
— Есть такое чудесное наблюдение: «Творческие люди готовы горы свернуть — лишь бы ничего не делать!» Заставить себя работать всегда непросто.
А если серьезно, то для нас работа над фильмом «Дольше жизни», и вообще над этой темой, была сладостной мукой. Мы погружались в мир наших героев, снова и снова сопереживали их судьбам и вырваться из этого плена не могли, да и не хотели…
— Самые впечатляющие открытия во время работы?
Их было очень много… Например, мы совершенно по-новому открыли для себя Чингиза Айтматова. В Казахстане, на встрече потомков узников ГУЛАГа (нас было больше сотни из 16 стран мира) мы познакомились с сестрой писателя — Розой Торекуловной Айтматовой. После рассказанной ею истории их семьи мы стали перечитывать его книги совершенно иными глазами, и разглядели в них спрятанные от любого непосвященного взгляда маячки собственной истории, которые писатель оставил потомкам.
Вот конкретный пример. Только в 1980 году появится роман «И дольше века длится день», в котором Чингиз Торекулович опишет историю своей семьи, расстрел отца, напишет про свою мать, которая, спасая четверых детей, увезла их из Москвы на далекий «Буранный полустанок». Но еще в 1963 году он пишет повесть «Материнское поле», где уже будет небольшой эпизод о том же самом, и который при чтении пропускаешь, если не знаешь биографии писателя:
Да, Джайнак, вот так и не стало тебя. Ты ушел совсем молодым, восемнадцати лет, и не очень крепко остался в памяти людей. Но я помню тебя и всякий раз вспоминаю, как ты ушел на фронт, не посмев сказать мне об этом, потому что ты любил и жалел меня. Вспоминаю, как ты отдал мальчику на станции свой полушубок. Увидел на станции семью эвакуированную — мать и четверых детей — и отдал старшему мальчишке, совсем раздетому, полушубок, а сам вернулся домой в одном пиджачке — зуб на зуб не попадает. Может быть, и он, став взрослым человеком, иногда вспоминает тебя, мальчишку, потому что теперь ты намного моложе его, а он намного старше. Но ты был его учителем. (Ч. Айтматов, «Материнское поле»)
А открытий во время работы над фильмом было так много, что все невозможно вспомнить, даже если вспоминать неделю. Встреча с каждым из наших героев — открытие, более того — каждая последующая встреча с ними во время съемок снова и снова становилась открытием. Каждая поездка по мемориальным местам и встреча с людьми, которые хранят память, — это тоже открытие. За годы работы у нас появилось множество друзей и единомышленников в далеком Казахстане, о жителях которого, и русских, и казахах, до этого у нас были весьма смутные представления. Так мы знакомились не только с прошлым своей большой страны, но и с ее настоящим. Народы России, Средней Азии, Украины, Белоруссии объединяют не только экономические и политические интересы, но и общая память, и общая боль, выражаемые на общем для всех нас языке…
— Чему можно учиться у старшего поколения, и чего не хватает нам сегодня?
— Не хватает многого и, конечно, есть, чему учиться. Но, пожалуй, сегодня в первую очередь налицо кризис человеческих отношений. Как не парадоксально это звучит, но в испепеляющие годы террора примеров несгибаемого достоинства, поразительных историй любви и дружбы несломленных страшными испытаниями было куда больше, чем сегодня в благополучном, казалось бы, мире. Отчасти поэтому нам так не хотелось «выныривать» обратно в сегодняшний день. Снимая этот фильм, мы соприкасались с людьми совершенно иного человеческого масштаба.
— Как в семьях героев фильма хранили память, ведь их детские переживания очень болезненные? Не хотелось ли им уйти от этих воспоминаний? Как передали следующим поколениям?
— Это сложная тема, и у всех было по-разному. Даже в семьях наших героев, которые эту память хранили и пронесли через всю жизнь. Собственно, о связи времен во многом наш фильм.
Что же до воспоминаний, то в зрелые годы людям свойственно оборачиваться назад и перелистывать собственную жизнь. Юрий Трифонов писал, что люди любят свою жизнь, какой бы она ни была… Конечно, не все, но нашими героями могли стать только те из них, в ком память жива. И нам очень важно успеть показать им фильм, они должны знать, что их жизни прожиты не зря, их имена не исчезнут бесследно.
— Что вы можете сказать о сохранении памяти у нашего народа?
— У нас впечатление, что, к сожалению, у людей с исторической памятью плохо. Даже, когда речь идет об истории своей собственной семьи.
В последней главе фильма мы показываем несколько современных мемориалов в разных точках бывшего Советского Союза. В Москве, Петербурге, Казахстане, Киргизии, Белоруссии проходят Дни Памяти, на них собираются люди. А вот много их или мало?
Одно из таких памятных мест — мемориал «Медное» под Тверью. Медное — это вторая Катынь. Польских офицеров 1940 году расстреливали в трех разных местах, среди которых Катынь — самое известное. Медное — тоже неслучайное место, поляков в 1940 году вывезли расстреливать не просто в какой-то лес, а туда, где НКВД уже и раньше расстреливало обычных советских граждан — крестьян и инженеров, партийных и священников, мужчин и женщин. И в Катынском лесу, который прочно в общественном сознании связан только с Польшей, лежит русских людей гораздо больше, чем поляков. Но мы почему-то про них реже вспоминаем.
В Медном установлено два памятника — польский и российский, над лесом развеваются флаги обеих стран, но если вы спросите, кто чаще к ним приезжает — потомки 5 тысяч похороненных здесь поляков или потомки 6 тысяч похороненных здесь русских, ответ будет неутешительным для нас. И в данном случае невозможно оправдать себя ни жестокой властью в прошлом, ни равнодушной властью в настоящем. Это уже мы с вами…
— Для чего сегодня нужно говорить об этом? Что это дает людям, живущим в XXI веке?
— Четыре года назад мы сделали фильм «Мы будем жить» об узницах АЛЖИРа — Акмолинского Лагеря Жен Изменников Родины, среди которых была и Лидия Виолина-Френкель (бабушка автора фильма Дарьи Виолиной — прим. ред.).
Фильм «Дольше жизни» мы начинали снимать, как продолжение, уже не о самих узницах, а об их детях. Но, в отличие от первой картины, которую мы сделали на одном дыхании под впечатлением от поездки в Казахстан и всего там увиденного, второй фильм мы делали четыре года. Нам нужно было подождать, пока наши впечатления, наши собственные эмоции обретут какие-то законченные формы, пока фильм «созреет». А когда это случилось, то оказалось, что он не только о детях жертв сталинского террора, но о чем-то большем и вневременном.
Вы помните, как звучит пятая заповедь в переводе на русский язык? «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе». (Исх. 20:12). Наш фильм — об этом.
Беседовала Оксана Головко